Сексуальная эксплуатация женщин в концентрационных лагерях Германии 1942-1945 гг.
femunity — 24.10.2014 Оригинал взят у fiona_2013 в Сексуальная эксплуатация женщин в концентрационных лагерях Германии 1942-1945 гг.«Ни одной другой теме, связанной с историей
концентрационных лагерей, не сопутствует
такое умалчивание, с одной стороны,
и такие предрассудки и искажения – с другой».
Инза Эшенбах, руководительница мемориала
концлагеря Равенсбрюк.
Женщина из концлагеря Равенсбрюк,
главного поставщика узниц
для лагерных публичных домов.
© Archiv
Подобная система мотивации узников называлась Frauen, Fressen, Freiheit (Женщины, Еда, Свобода/Привилегия) и представляла собой трёх китов мужского сознания всех времён и народов.
Публичные дома в концентрационных лагерях именовались Sonderbau («специальное здание»), первое из которых было открыто в июне 1942 года в лагере Маутхаузен в Верхней Австрии. Всего между 1942 и 1495 годами было организовано десять таких учреждений, в том числе в Заксенхаузене, Бухенвальде, Дора-Миттельбау, Флоссенбурге, Гузене, Равенсбрюке и Берген-Бельзене.
В основном это были так называемые трудовые лагеря, однако позднее новшество ввели и в трех лагерях смерти, предназначенных для уничтожения заключенных: в польском Аушвице-Освенциме и его «спутнике» Моновице (Аушвиц II), а также в немецком Дахау.
Блок 24А лагеря Освенцим.
На первом этаже располагался лагерный
публичный дом © Robert Sommer.
Всего, по данным историка Роберта Зоммера, автора книги «Das KZ-Bordell» («Бордель в концентрационном лагере»), в публичных домах концлагерей содержалось около 200 женщин, в некоторых лагерях на одну женщину приходилось по 300 - 500 мужчин, однако польская исследовательница Агнешка Весели пишет о нескольких десятках тысяч проституированных узниц.
Быть «антиобщественным элементом» в Германии тех времён означало, что немецкие правоохранительные органы арестовали женщин и послали в лагерь за занятие проституцией или за контакты с мужчинами запрещённой для них расы, за распущенность, за то, что возбуждали публично «эротические чувства» и даже за отказ от работы в публичном доме за пределами лагеря [А. Весели. Бордель в Аушвице (Освенциме)].
Для комплектации зондербау использовали шантаж и запугивания, многие женщины, измученные условиями существования, «добровольно» шли в публичный дом: «Как только было объявлено о поиске добровольцев в группу «лёгкого труда», она немедленно согласилась, (...), не представляя на что идёт. Была отправлена на приём к врачу-эсесовцу. (...) После осмотра он спросил её: тебе известно, куда ты отправишься? Она сказала: нет, я не знаю, но говорили, что на лёгкую работу, где будет много хлеба. Тогда он сказал ей: слушай, эта работа заключается в том, что ты будешь иметь дело с мужчинами, а, кроме того, есть такой нюанс, что тебе сделают операцию, которая лишит тебя возможности деторождения. Подумай об этом, ты молода и имеешь шанс выжить в лагере, захочешь стать матерью, но тогда это будет совершенно невозможно. Она ответила: да какой там матерью, я хлеба хочу» (Показания бывшей узницы Аушвица-Биркенау Зофьи Батор-Стемпень, лагерный номер 37 255).
«Так, одна бывшая сотрудница медсанчасти Равенсбрюка – крупнейшего женского концентрационного лагеря Третьего рейха, где содержались до 130 тыс. человек, — вспоминала: некоторые женщины добровольно шли в публичный дом, потому что им обещали освобождение после шести месяцев работы.
Испанка Лола Касадель, участница движения Сопротивления, в 1944 году попавшая в этот же лагерь, рассказывала, как староста их барака объявила: «Кто хочет работать в борделе, зайдите ко мне. И учтите: если добровольцев не окажется, нам придётся прибегнуть к силе».
Угроза не была пустой: как вспоминала Шейна Эпштейн, еврейка из каунасского гетто, в лагере обитательницы женских бараков жили в постоянном страхе перед охраной, которая регулярно насиловала узниц. Налёты совершались ночью: пьяные мужчины ходили с фонариками вдоль нар, выбирая самую красивую жертву.
«Их радости не было предела, когда они обнаруживали, что девушка была девственницей. Тогда они громко смеялись и звали своих коллег», — говорила Эпштейн. «Самое важное, что нам удалось вырваться из [лагерей] Берген-Бельзен и Равенсбрюка, — говорила о своей «постельной карьере» Лизелотта Б., бывшая заключенная лагеря Дора-Миттельбау. — Главное было как-то выжить»[Корреспондент:Лагерная постель.Нацисты заставляли женщин-заключённых заниматься проституцией].
Отбор заключённых в зондербау происходил по такому принципу: «В помещении мы должны были раздеться до гола. Туда вошла группа SS и врач лагеря Шидлаувски. Они нас осмотрели. Я слышала, как Шидлаувски произнёс, что неужели они хотят эти кости? Другой, это был комендант Бухенвальда Кох, ответил, что она хорошо сложена, мы её откормим…» [Бордели фашистской Германии]
И действительно откармливали — паёк женщинам выдавался по эсесовским нормам, и среди других узников носил название «шлюший суп». Секс-рабыни должны были иметь «товарный вид», поэтому их кварцевали, делали инъекции кальция, для профилактики венерических заболеваний выдавали дезинфицирующие мази. Однако о контрацепции надсмотрщики не заботились. Обстановка зондербау разительно отличалась от остальных бараков: отдельные комнаты с кроватью, столом, стульями, цветами и занавесками для каждой узницы, хорошая еда, регулярные осмотры врачей.
Комната публичного дома в Бухенвальде
© Musée de la Résistance et la Déportation,
Besancon
В соответствии с системой маркировки узников, проституируемым женщинам нашивали на рукава чёрные треугольники (винкели) — знак асоциальных элементов. Контактировать они могли только с посещающими их мужчинами и охранниками.
Хотя в результате политики стерилизации и ужасных условий существования беременности были редки, проштрафившуюся однажды узницу просто заменяли новой. По воспоминаниям узников, «каждая обитательница борделя обязана была «отрабатывать» ежедневно четыре сеанса в летнее время и пять в зимний период» (Владислав Фейкель) [А. Весели. Бордель в Аушвице (Освенциме)].
Расписание и процедура посещения «особых зданий» во всех лагерях были примерно одинаковы. Например, «специальное учреждение» в концлагере Бухенвальд работало ежедневно с 19.00 до 22.00. В те вечера, когда не было света или воды, объявляли воздушную тревогу или передавали по радио речь фюрера, публичный дом закрывался. В свободное от основной работы время девушки занимались несложной работой: починкой носков или сбором трав. Двери «номеров» были оборудованы глазками. Коридоры патрулировались эсэсовцами. Посетители должны были разуваться, говорить разрешалось только о самом необходимом.
Каждый заключенный должен был вначале подать прошение на посещение борделя, а затем он мог купить за две рейхсмарки входной билет. Для сравнения, 20 сигарет в столовой стоили три марки. Евреям вход в бордель был строго воспрещён. Разводящий выкрикивал номер заключённого и номер комнаты, которую он должен был занять. Заключенному позволялось находиться в комнате не более 15 минут, при «этом» была разрешена только «поза миссионера». В дневнике заключенного Дахау Эдгара Купфер-Кобервитца записано: «Ждёшь в коридоре. Фамилию и номер узника вписывают в журнал. Потом называют некий номер и фамилию какого-то узника. Тогда нужно спешить в комнатку с названным номером. Каждый раз тебе достается другая комната. У тебя есть 15 минут. Ровно 15 минут» [«Das KZ-Bordell» («Бордель в концентрационном лагере»)].
Джессика Хьюз в своих исследованиях указывает, что доля мужчин из числа заключённых, которые пользовались услугами борделей, была крайне мала. В Бухенвальде, по её данным, где в сентябре 1943 года содержались около 12,5 тыс. человек, за три месяца публичный барак посетили 0,77% узников. Схожая ситуация была и в Дахау, где по состоянию на сентябрь 1944-го услугами проституток воспользовались 0,75% от тех 22 тыс. заключённых, которые там находились. [Корреспондент:Лагерная постель.Нацисты заставляли женщин-заключённых заниматься проституцией].
Однако есть и иные свидетельства.
Бывший узник Бухенвальда голландец Альберт Ван Дейк диктует мемуары о двух годах в концлагере: «ужасы, пережитые многими», и отдельной главой — нерассказанное никем: «Это лагерь с бараками, и там был публичный дом». «Старшие мне говорили: как тебе не стыдно, мама скопила для тебя деньги, а ты их на женщину тратишь? А мне не было стыдно: тебя моют, бреют, дают чистую одежду, ты получаешь женщину. Так я познакомился с Фридой» [А. Шилов «Публичный дом в Бухенвальде» ]
Бланк для запроса на посещение
публичного дома Дахау.© AGD
Из рассказа заключённого-гомосексуалиста: «В день открытия борделя, более ста заключенных выстроились перед спецблоком, который был открыт для посещений с пяти до девяти часов вечера. И не было ни одного дня, когда бы количество жаждущих посетить публичный дом было меньшим. И нельзя сказать, чтобы в очереди из смеющихся арестантов все мужчины светились силой и здоровьем. Полностью довольны жизнью были лишь надсмотрщики и их помощники. Однако перед публичным домом стояли и те, кто еле держался на плаву, балансируя между жизнью и смертью - своей очереди дожидались истощенные от голода и болезни отбросы человеческого общества, которые вот-вот могли испустить дух. Но даже этим страдальцам хотелось получить свою долю женской ласки и наслаждений: вот оно - ярчайшее доказательство того, что сексуальность представляет собой один из самых сильных импульсов человеческого существа»[Голубые плюшевые игрушки в концлагерях Третьего Рейха, «El Pais», Испания. Перевод].
Воспоминания другого узника и унтершарфюрер СС: «После вечерней переклички собирались толпами поляки и немцы, и тот, кто хорошо подкупил Кадука, мог рассчитывать попасть в бордель. (...) Сотни узников уходили с мыслью, что завтра, может быть, у них всё получится» (Луцьян Соберай, лагерный номер 1898, бывший капо*). «Желающих было предостаточно — иногда приходило до 600 желающих, многих из которых я туда отправлял» (унтершарфюрер СС Освальд Кадук).
[А. Весели. Бордель в Аушвице (Освенциме)]
Что стало с женщинами, которые дожили до освобождения, сумели ли они исцелиться от душевных и физических травм, как сложилась их жизнь в большинстве случаев не известно. Практически все женщины до конца своих дней молчат о том, что с ними произошло. Однако как повлияло на психологическое состояние узниц содержание в зондербау, можно судить, например, по следующему высказыванию: «Та наша собеседница, после нескольких дней отдыха, говорила, что она могла бы работать «там» и по сей день, хоть девять месяцев, зачем «они» её освободили, хотя она их так умоляла» (Зофья Батор-Стемпень)[Там же].
Агнешка Весели, польская исследовательница, пишет: «В показаниях встречаются следующие определения: элементы, которых это положение совершенно устраивало, типичные проститутки, капризные пансионные девицы, невесты, проститутки, для которых пребывание в блоке №24 не было чем-то необычным, девицы, девочки. Большая часть (очень немногочисленных) сообщений на тему публичных домов в Аушвиц-Биркенау происходит от лиц мужского пола: политических заключённых, эсесовцев¸ капо, которые были подотчётной перед СС низшей властью в лагере. Сравнительно мало свидетельств дали женщины-узницы. И ни одного – женщины, сами работавшие в публичных домах. На протяжении десятилетий о них говорили в их отсутствии. По-разному, в зависимости от того, кем был говорящий: бывшим эсэсовцем, молодым уголовным узником - капо, политическим заключённым или молодой женщиной. Иронично, отчуждённо, с презрением, с осуждением, пренебрежительно.
В 1945 году, перед бегством от Красной Армии, немецкий коллектив лагеря уничтожил большую часть документации и в том числе – материалы, касающиеся расположенных на его территории двух публичных домов. В немногих уцелевших документах, удостоверяющих тестирование на наличие венерических заболеваний, можно прочитать фамилии нескольких десятков женщин, которые работали в лагерных публичных домах. Дело «девочек» из концлагерей запутанное и не вполне ясное. То, что нам о них рассказали, не даёт оснований для однозначных оценок.
Несмотря на это, ещё в 1993 году немецкий историк назвал женщин из лагерных публичных домов «шлюхами», а другой – в 1979 году отнёс лагерный публичный дом к разряду «культурных мероприятий» в лагере. Автор польской книги о принудительном труде в лагере Аушвиц-Биркенау рассматривал публичный дом лишь как элемент системы поощрений...
В Германии и Австрии историки собирают сообщения бывших работниц публичных домов и исследуют эту тему с конца 80-х годов. В Польше до сих пор лучше её не касаться: миф об Освенциме-Аушвице, как о месте торжественно-пафосной смерти, слишком силён. Запросы, которые я стала посылать в освенцимский архив в 2002 году, были по-настоящему пионерским предприятием.
Власти ни одной из упомянутых стран до сих пор не признали работы женщин в нацистских публичных домах, как принудительного труда. И, таким образом, не выплачивают надлежащих компенсаций десяткам тысяч женщин, в том числе - примерно 150 бывшим работницам двух публичных домов на территории лагеря Аушвиц-Биркенау.
Точно так же и японское правительство не берёт на себя ответственности за судьбу от 60 до 200 тысяч. китаянок, кореянок и женщин из других оккупированных стран, которых в годы Второй мировой войны вынудили работать в публичных домах для японских солдат [Там же].
______________________________________________________________________________
*«капо» - узник, выполняющий административную работу и осуществляющий надзор за рабочей бригадой.
Источники: 1, 2