Сегодня увольнения не будет (1958)

mishemplushem — 05.05.2022

Курсовик Тарковского и Гордона, мастерская Михаила Ромма, который и предложил тему: в Курске обнаружили неразорвавшиеся снаряды, население  эвакуировано, снаряды вывезены и обезврежены. Это на самом деле произошло. Фильм длится 47 минут, и к нему полностью приложимо слово «шедевр». 

Внятность

Хорошее время для кино: уже давно звуковое, но еще не заболтано, еще не до конца стерлись воспоминания о немом, когда картинка должна была читаться и работать на историю. Из воспоминаний руководителя мастерской, великого Михаила Ромма:

Перед первым съемочным днем я пришел к Сергею Михайловичу Эйзенштейну и попросил у него напутствия.
— Да ведь все равно не послушаетесь, — посмеиваясь сказал Эйзенштейн.
— Честное слово, послушаюсь!
— Хорошо. С какого кадра вы начинаете съемку?
— С самого простого: крупный план, сапоги стоят перед дверью.
— Съемка у вас завтра?
— Завтра.
— Предположим, что послезавтра вы попадете под трамвай. Снимите ваш кадр так, чтобы я мог принести его во ВГИК, показать студентам и сказать: «Смотрите, какой великий режиссер безвременно погиб! Он успел снять всего один кадр, но этот кадр бессмертен. Мы поместим эти бессмертные сапоги в архив».
— Слушаюсь, — сказал я.
— Под трамвай попадать необязательно, — сказал Эйзенштейн!
— А дальше как снимать? — спросил я.
— Разумеется, точно так же! Каждый кадр, каждый эпизод и каждую картину.

Так и снято; фильм, снятый подобным образом можно было бы и немым оставить, с минимумом титров. Всё понятно по картинке, каждый кадр доведен до совершенства, каждый кадр служит повествованию, его цель – сделать историю яркой, внятной и связной: рассказать.

Я позволю себе еще одну большую цитату из совсем другого источника. Это Стивен Кинг, и его лучший роман – It.

Обсуждение сочинения бледной девушки о том, как корова исследует брошенный двигатель в пустынном поле (вроде бы после ядерной войны, но это неточно), продолжалось больше часа. Девушка настаивала, что сочинение является социо-политическим высказыванием в духе раннего Оруэлла. Почти все, включая препода, соглашались, но дискуссия не унималась.
Когда Билл встал, все на него уставились. Он сказал: «Я не понимаю. Вообще не понимаю, никак. Почему рассказ должен быть социо-что-то там? Политика, культура, история - разве они уже не присутствуют в любом хорошем рассказе? В смысле… разве нельзя, чтобы рассказ был просто рассказом?»

В фильме рассказ – это просто рассказ, без аллегорий и интроспекций, это история из жизни, а не из области умозрения и самовыражения. Здесь форма работает на содержание и содержание абсолютно первично – поэтому и порождает совершенную форму. Такое кино (в отличие от значительной части того, которое ошибочно называется авторским) никогда не выглядит вторичным, потому что содержание каждый раз новое и требует для своего выражения новых, каждый раз уникальных, мизансцен, сценарных ходов и визуальных решений.

Фильм, разумеется, черно-белый, кадры выстроены, монтаж отчетлив. Вот самое начало – совещание в горисполкоме: ругают коммунальщиков за траншею, председатель сбрасывает надоедливые звонки, швыряя трубку на рычаг, а траншейщики раскопали снаряды: крупно – снаряды, крупно – застывший ковш, взлетает тревожная музыка, и экскаваторщик бросается в автомат - горисполком! – а председатель опять бросает трубку. Всё точно, емко, грубо-зримо.

Есть и тоньше: председатель объявляет коллективу о снарядах, а в центре группы слушателей стоит человек ни с того ни с сего с графином в руках: стекло сверкает хрупко и тревожно.

Город и армия работают грамотно, несуетливо. Любопытствующих вытесняют, люди дисциплинированно уходят, забытые на карусельке игрушки заботливо подбираются солдатиком. Но реплика «граждане, ничего опасного нет» накладывается на приколачиваемую молотком фанерку: ОПАСНО! ПРОЕЗД ЗАКРЫТ.

Кружка на цепочке, вода из колонки, посвист над пустынным городом, -  много там, много! Когда повезут снаряды по раздолбанной, расквашенной дороге, капитан возьмет в руки два самых опасных, которые нельзя грузить в прицеп, так с ними в обнимку и поедет в кабине. Руки Любшина на руле, руки Борисова на снарядах, босые ноги Маренкова на подножке (борт заткнул сапогами) – уже одно это сущая классика. Посмотрите фильм-то, он коротенький.

Лаконизм

Там на единицу времени стопятьсот коллизий, и ни одна не рассусоливается. Всё показали, всё рассказали, сопли жуйте сами. Как буднично курит капитан, узнавший о свалившейся на него миссии, как среди ночи шофер ухом проверяет работу двигателя, как принимаются решения – всё перед нами, ничего не разжевывается, не дожимается, не додавливается.

По инструкции, говорит полковник, надо взрывать на месте. А тут тридцать тонн. И камера перемещается: рядом в дом переезжают, снимают с грузовика немудреный скарб. Значит, разминировать на месте или вывозить. «Да, брат, - без пафоса говорит один сапер (Леонид Куравлев) другому, - пожалуй, сегодня увольнения не будет». Это ключ, поэтому и название. Не на подвиг двинемся дружно, а, вот незадача, увольнения не будет. Сегодня.

Кино здесь - в своем предельном выражении. К капитану подходит бывший сапер (которому авторы дали имя-отчество своего сокурсника: Василий Макарович), но штатских привлекать нельзя. По по одну сторону открытой двери – сбившееся в кучку начальство. По другую – капитан и сапер пожимают друг другу руки, сапер уходит. Капитан остается: один.

Молодость

Капитан – это Олег (тогда еще Альберт) Борисов. Он хорош запредельно, со своей прозаической органикой, обыденными скучноватыми интонациями, всегда неожиданной мимикой.

- Ты… что это? (эпизод со спичкой: опять классика)

А впрочем, где Борисов вдруг не был бы запредельно хорош? Но здесь – пожалуй что как раз всё и началось, пусть до того у него уже было несколько фильмов. А здесь ему еще нет тридцати, а Любшину, батюшки, вообще двадцать пять и это его первый фильм, если не считать семи секунд в «Ленинградской симфонии», где он не указан в титрах. Ох, как они переглядываются с Борисовым в самый жуткий момент их смертельной поездки: будущие корифеи.

А у Куравлева совсем первая роль, ему двадцать два! А герою его — двадцать. Сегодня исполняется. Ах нет, вчера: надо же, забыл! И саперы смеются:

- Такой молодой, а уже лысый!

И режиссеры молоды, и оттепель в разгаре, и это сама молодость советского кино: не детство, не отрочество, не печальная зрелость семидесятых, не бодрящаяся горькая старость восьмидесятых и тем более не повапленные гробы позднейших эпох.

Если бы фильм с таким сюжетом сняли позже… особенно отличились бы, конечно, (пост)перестроечные творцы: паника, давка, растленные партийцы, повальное пьянство саперов (взрыв! кровькишкикровь, капитанская жена убита снарядом в миг страсти роковой с полковником), бывший политзаключенный жертвует собой из-за трусости замполита, и страшно подумать, как оказалась бы решена линия врачей, оставшихся оперировать в нарушение приказа.

Тогда – в 1958 – тоже не без недостатков: например, музыка чудовищна (не разобрались еще постановщики, по молодости, как это работает) и жена капитана малехо фальшивит, как будто создатели решили хоть какой штамп все-таки включить для эстетической подстраховки. Но… это ж курсовая работа начинающих режиссеров. В остальном всё чисто, верно, точно, талантливо, молодо.

«Принял – сдал», мелом на борту. И капитан с женой идут к дому, ведут за руль велосипед.

И вся жизнь впереди.

***

Другие посты из цикла «Фильмы с участием Станислава Любшина»:
Вступительная статья
Пять вечеров
Щит и меч
Красная площадь
Пристань на том берегу
Тема

Оставить комментарий

Популярные посты:

severus

Можно ли оставлять LED ленту на ночь

thor_2006

Последний бой

antialle

"Если двое делятся счастьем с третьим, они ближе к Богу". (Зинаида Гиппиус)

grigoriyz

Необычные фильмы.

sadalskij

- А вы не боитесь, про вас подумают, что дурак поет с ненормальной бабкой?

grazdano4ka

«Что ты в нашу жизнь лезешь?» – заявил жене муж

sagittario

Аномальные мысли и мечты!

v_strannik

А ведь когда-то было и такое...

colonelcassad

Очистить Россию от внешних и внутренних врагов

• Ранее
• Архив