Счастье недолгое было предсказано

Привет тебе, мой третий Рим,
Твой одинокий пилигрим
Вернулся в город...
(«Корни», «25-й этаж»)
Вчера под шум дождя прорыдалась как следует, не сползая с дивана, о своей законченной жизни.
Спала хорошо и крепко. Встала снова в шесть, решила, что нытья достаточно, сказала громко «я и сама могу кофе сварить», и он метнулся в пижаме на кухню, а потом в магазин за двумя слоеными трубочками со взбитыми сливками, нет, не надо четыре, «хорошего понемножку», говорила всегда бабушка.
А я пошла проветриться в Ботсад, потому что дышать здесь, конечно, труднее, а в маске особенно тяжело, за две недели я совершенно отвыкла от неё, вся упаковка вернулась со мной в Москву. Впечатление, что в метро людей в масках стало значительно больше, то ли карательный аппарат жёстче работает, то ли у многих переболели знакомые и родственники, и кое-кто о чем-то таком задумался.
Пока гуляла, позвонила Лариска, в том числе и сообщить, что нашу общую знакомую увезли в реанимацию в Коммунарку с тяжелым поражением легких; она была антипрививочницей, считала, что «корона» это заговор и происки. Теперь на ИВЛ.
В саду та незаметная красота средней полосы, которая требует внимания к мелочам: вот что-то меленькое, желтенькое и розовенькое, цветёт уже, вот первые листочки проклюнулись, вот огари низко летают парами, любовь у них. И тихо. Этого мне не хватало: никаких толп, никаких самокатов, никакой музыки.
Слева забор ботсада, справа - зады ВДНХ; мало кто из туристов знает, что уже несколько лет как здесь отреставрировали павильон «Водное хозяйство» и в нем открыли Музей кино, где мы были на открытии, и я даже тиснула в одну из записей в жж смешную фотку.
Чуть впереди реконструируют/реставрируют павильон «Рыболовство», куда я водила мальчиков смотреть на огромных осетров и другую живность из акваторий Советского Союза, а потом всё вдруг уничтожили; ресторан «Пять морей» держался дольше, но и ему пришёл конец. Теперь павильон издалека пугает меня конструктивистскими блестящими металлическими углами, и я не хочу подходить близко к зданию, которое когда-то было похоже на Северный речной вокзал.

Ребёнок пишет: что-нибудь придумаем, будем осваивать среднюю полосу, не переживай!
Но я плохо себе представляю территории от Вологды до Тамбова с возможностями долгой ходьбы не в дикой природе среди неведомых зверей, а по ухоженным дорожкам с надеждой сесть на пенёк и съесть пирожок в человеческих условиях.
Ну, то есть я знаю одно такое место, была там уже трижды, но и овёс там дорог, и сезон ограничен серединой лета.
Так что придётся мне, скорее всего, шагать по новой, недавно презентованной московской рекреации вдоль Яузы, где я провожу время последние два года, но, говорят скоро смогу это делать на протяжении примерно пятнадцати километров, от Ботсада и аж до ЦПКиО города Мытищи. Целых три часа в одну сторону пешком по «деревянным настилам, приподнятым над землей», обещает мне карта, и никуда ехать не надо, и по пути можно проведать НатальСергевну: она теперь занятая женщина, у неё два раза в неделю бассейн, два - логопед и ещё два раза она развивается духовно. По субботам, конечно, мы будем рвать ее на части, но пока что она даже по телефону успевает сказать только «уффф...!!!», и ребенок смущенно переводит: обкакалась!
На этом разговор заканчивается.
Мне остаётся интернет, где я ищу пятьдесят оттенков серых карандашей и линеров для сумасшедшей мысли разрисовать кухонные обои серым на сером, чтобы не было видно жирных пятен от утиных язычков. Рисовать придётся много, а точнее – везде.
И ходить. Одной. Всю весну. Всё лето. Всю осень.
Сколько ты весишь, ревниво спрашивает Лариска.
Не похудела ни на капельку, успокаиваю её я, всё те же шестьдесят кило.
- На полтора килограмма меньше??!! – обижается Лариска.
Все тридцать пять лет нашего знакомства мы были одинаковыми по всем физическим параметрам, и теперь она, как и я, борется за каждые сто граммов. Но что ни день, то привес(с).
После вчерашнего «0» на счетчике пройденных километров и сделанных шагов сегодняшняя норма хотя бы в десять тысяч сближает меня с трубочкой и взбитыми сливками, и с очередной полусерией «Достоевского»: я так и продолжаю засыпать на каждой, но упорно хочу досмотреть до конца, потому что неприязнь и отвращение к этому давно жившему человеку постепенно сменяются у меня жалостью к тяжело больному и психически нестабильному страдальцу.
В голове мельтешат слова, предложения и куски текстов о русской литературе, русских писателях, о преподавании этого самого НатальСергевне, но надеюсь, эта мешанина рассосётся сама собой к концу сериала, и я буду заниматься привычным делом: покупать новые детские туфли и сарафаны для всестороннего духовного развития маленького человека – ведь в нем всё должно быть прекрасно, как внушает нам классик.
Соседка по купе, как и все предыдущие, залезла в мою личную жизнь по локоть и просила предьявить фото НатальСергевны, которых у меня – сюрприз! – в телефоне чуть меньше, чем тысяча.
Шестилетний внук соседки, чудесный разговорчивый мальчуган в памперсах, тоже заглянул в экран и не мог оторваться: какая красивая! очень-очень мне нравится! вы где живёте? мы – в Балашихе!
– А мы – совсем в другом месте, – с неискренней грустью сказала я.
.
|
</> |