Самовар


В тот год, когда началась война, я окончила шестой класс железнодорожной школы в городе Ораниенбауме.
Враг приближался к Ленинграду и Ораниенбауму. Надо было готовиться к обороне города. Рыли окопы все. Но нас, детей лет тринадцати, берегли и на работы за пределы города не брали. А нам так хотелось быть там, где все! И мне, конечно, тоже. Только вот годами да ростом я не подходила: была самая маленькая и худенькая в классе, в строю всегда стояла последняя. А подружка моя, Зина Журавлева, - еще меньше меня и младше на класс. Не думали мы с нею тогда, что через четыре года она уйдет добровольно на фронт и что полевая почта принесет мне фотокарточку, где увижу ее в форме советского солдата.
Как-то мы упросили мою маму взять нас с собой. Противотанковые рвы рыли в четырех километрах от Ораниенбаума, за старой городской водокачкой. Пришли. Как и все, взяли в руки лопаты. А поработать все равно не удалось. Едва мы с Зиной начинали рубить и кидать глину, лопаты от нас отбирали и приговаривали при этом:
- Ну куда вы, такие маленькие, суетесь!
Вечером мы вернулись домой страшно разочарованные.
А мама моя, Елена Георгиевна Седелкина, была директором нашей школы. Вот мама и говорит:
- У нас в школе есть самовар. Большой. Вы, девочки, возьмите его на окопы - будет для всех чай горячий, и у вас дело по силам.
Мы обрадовались: пусть работа маленькая, но зато нужная!
Самовар оказался большущий, нам доходил почти до подмышек. Пока мы его тащили четыре километра, шуток наслушались досыта.
Пришли, начистили его песком до блеска - засиял наш медный самовар. Мы были очень довольны.
За водой надо было идти еще с полкилометра. Как тащили мы самовар, полный воды, сейчас даже трудно себе представить. Десять шагов - остановка. Еще пять - снова остановка…
Принесли. Вскипятили шишками чай.
Перерыв. Наши окопники едят, горячим чаем запивают. С других окопов подходят:
- Не угостите ли чайком? Нельзя ли чайку?
- Пожалуйста! С удовольствием!
Шутить перестали. Одобрили.
В другие дни уже по два раза кипятить приходилось. Нас хвалили за сообразительность, за заботу. А сообразительной-то моя мама оказалась. И мне это было приятно.
Вот однажды мы только самовар вскипятили, как вдруг самолеты немецкие летят. Все разбежались по кустам. Сидим, смотрим, как самолеты приближаются. А самовар-то! Ай-яй-яй! Стоит посредине поляны, сияет, как солнце! Так в глаза и бросается!
Что делать? Подползли мы к нему, тянем. Но по траве, да не вставая, - тяжело. Пришлось ветками маскировать. Успели прикрыть. Ничего немцы не заметили, мимо пролетели. Но переволновались мы тогда из-за самовара сильно.
После этого случая мы уже больше самовар не чистили. Так из нечищенного, потемневшего и пили.
Позже, когда фашисты подступили к Ораниенбауму, их дальше этих окопов, где наша школа работала, не пустили. Дальше наших окопов.
В июле я поехала в Ленинград навестить тетю, а фашисты дорогу перерезали. Так оказалась я в Ленинграде, а мама - в Ораниенбауме.
Заря Александровна Милютина
«Дети города-героя», 1984г.