С Чеховым вообще трудно иметь дело, я поняла. Вот так вот
christa_eselin — 10.02.2012 С Чеховым вообще трудно иметь дело, я поняла. Вот так вот сядешь под зелёную лампу, возьмёшь со столика книжку, постучишься в переплёт, заглянешь в щёлочку… ну, как оно там, Антон Палыч? А он в ответ: да так как-то всё.С одной стороны, явно же тяготился человек обыденностью - до невозможности, до тоскливой одури и серого тумана в глазах. А с другой стороны – принципиально не желал видеть ничего, КРОМЕ пресловутой обыденности. Так и вкушал всю жизнь это заведомо пресное блюдо, смаковал каждый глоток, то подсыпая перца, то подливая горечи, и со сдавленным горлом внушал окружающим, что никакой иной пищи, пригодной для людского организма, просто не существует. Ни о чём нельзя писать, кроме как о том, что Пётр Семенович женился на Марье Ивановне, но из этого решительно не вышло ничего хорошего. Потому что только это и бывает в жизни, и ничего другого в жизни не бывает. «Только ничего не выдумывайте» - как выцветший транспарант над воротами исправительной тюрьмы. Сам запер себя в камеру, сам выучился чистейшими акварельными красками расписывать горькое однообразие ежедневных тюремных радостей и сам по ночам бился головой об стенку, мечтая выйти на волю. Но сокамерников своих, которые нет-нет, да и пытались робко, с оглядкой на мэтра, пробираться к решётке с припрятанной в рукаве ножовкой, порицал и одёргивал жесточайшим образом. Раз посадили, брат, надо сидеть. Что поделаешь, милый? Надо. А любой, кто попытается бежать, – трус и дезертир, и грош ему цена как литератору.
И бедные литераторы, заливаясь слезами, шли обратно на нары, где их встречали опухшие от рыданий Пётр Семёнович и Марья Ивановна; и, обнявшись, все они заново принимались сладко рыдать в три ручья, и сквозь слёзы видели небо в алмазах, расцветающее над ними прямо на тюремном потолке.