Русская тишина

sergeytsvetkov — 12.09.2020

Много раз замечал: стоит нашим спортсменам начать «рвать рубаху на груди» и бахвалиться до начала матча (футбольного, хоккейного, боксерского и т.д.), то всё — пиши пропало, проиграют как пить дать. Эта мода — бить себя пяткой в грудь, говорить гоп, пока не перепрыгнул, и «накручивать» себя на победу — пришла к нам недавно с Запада. Но ведь испокон века русские готовились к поединку иначе — в тишине и сосредоточении. Мы не устрашали врага, мы разговаривали с Богом.

Академик А.М.Панченко, в одном из своих интервью, отметил «поразительно похожие сцены» в произведениях русской литературы разных эпох. В качестве примера он привел описание ночи перед битвой в «Сказании о Мамаевом побоище» и лермонтовском «Бородине».

Суровая тишина русского стана противопоставляется шумному ликованию ордынцев, уверенных в своей победе. Не на праздник вышли русские люди, а на смертный бой за отчизну:
«И, обратившись на полки татарские, слышит стук великий, и клич, и вопль, как на торгу или на строительстве города... И обратился на полки русские — там великая тишина».

О такой же ночи вспоминает старый солдат из «Бородина»:

И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый...

«В действительности, — говорит Панченко, — это невероятно: громадные русские армии и на Куликовом, и на Бородинском поле не могли пребывать «в тишине великой». Эти поразительно похожие сцены порождены национальной топикой, равно актуальной и обязательной для автора «Сказания о Мамаевом побоище» и автора «Бородина», хотя между ними пролегли четыре столетия».

Но тут уважаемый академик, похоже, ошибается. Тишина в русском лагере — это не метафора, а реальность. Обратимся к воспоминаниям очевидцев Бородина.

Повествуя о подготовке 25 августа к генеральному сражению, подпоручик Гавриил Петрович Мешетич противопоставляет мертвую тишину в лагере русских, приготовившихся «к падению за Отечество», суматохе в лагере неприятеля, который «ночь провел в шумном веселии, увеличил огни»:
«Россияне начали приготовляться к падению за Отечество молитвою, утро было проведено в церковной палатке, поставленной в центре армии, в слушании литургии и в знаменовании в чудовный образ Божией Матери Смоленской, привезенной армиею с собою из Смоленска, и почти до вечера входило к ней на поклонение все воинство. Неприятель этот день провел в некоей суматохе, колонны с артиллериею переходили с места на место, стрелки то открывали огонь, то стихали, вообще заметно было некое волнение; с вечера почти и всю ночь провел в шумном веселии и кликах, увеличил огни и на левом их фланге выставил даже ярко пылающий маяк. Русской же стан ночь покрыла мертвою тишиною, даже огней подле их бивак видно не было».
Г.П. Мешетич. Исторические записки войны россиян с французами и двадцатью племенами 1812, 1813, 1814 и 1815 годов.

Подобный же контраст между «расположением духа обеих сторон» отражен в записках А. Н. Муравьева — будущего декабриста, а в то время офицера арьергарда 1-й Западной армии:
«25 августа был день покоя, для нас и для французов, день торжественный, в который обе неприятельские стороны готовились к ужаснейшему бою на следующий день. Кое-где, вдали и впереди, слышна была пушечная пальба, и, по словам некоторых, это были картечные выстрелы, пускаемые, собственно, налицо Наполеона, объезжавшего и осматривавшего расположение своего войска и нашего, где это возможно ему было... Мы, со своей стороны, были довольно покойны; наши главнокомандующие Барклай и Багратион объезжали и поверяли также свое расположение и переставляли, где нужно оказывалось, разные части своих войск. Но разительно было расположение духа обеих сторон: неприятель, возбуждаемый прокламациями своего вождя, разложил большие огни, упивался чем кто мог и кипел против нас яростью; наши же, напротив, также озлобленные на французов и готовые наказать их за нашествие на Отечество наше и разорение, ими причиняемое, воздерживались, однако, от излишества в пище и питье, которого было у нас много поблизости от Москвы, и молили Бога о подкреплении их мужества и сил и благословения в предстоявшей отчаянной битве. Князь Кутузов велел по нашим линиям пронести икону Божией Матери, спасенную войсками из Смоленска. Повсюду служили перед нею молебны, чем возбуждалось религиозное чувство в войсках…»
А. Н. Муравьев. Автобиографические записки. Декабристы: Новые материалы. М., 1955. С. 190-196.

Послушаем и Федора Николаевича Глинку (адъютанта генерала Милорадовича):
«После дня, слегка пасмурного, и вечера, окропленного холодноватым дождем, после жаркой целодневной перестрелки за право пить воду в Колочи настал темный холодный вечер, настал канун битвы Бородинской. Из всех явлений 1812 года канун Бородина сохранился, конечно, у многих в памяти. Все ожидали боя решительного. Офицеры надели с вечера чистое белье; солдаты, сберегавшие про случай по белой рубашке, сделали то же. Эти приготовления были не на пир! Бледно и вяло горели огни на нашей линии, темна и сыра была с вечера ночь на 26-е августа; но ярко и роскошно чужими дровами освещал себя неприятель.
Удвоенные костры, уставленные в несколько линий, пылали до самого Колоцкого монастыря. Эти не наши огни, стоя огненными полками, сквозили сквозь чащи лесов и кустарников, румянили наше небо и бросали какой-то кровавый отблеск на окрестности ямистые, темные.
Рокот барабанов, резкие звуки труб, музыка, песни и крики несвязные (приветный клик войска Наполеону) слышались у французов. Священное молчание царствовало на нашей линии. Я слышал, как квартиргеры громко сзывали к порции: «Водку привезли; кто хочет, ребята! Ступай к чарке!» Никто не шелохнулся. По местам вырывался глубокий вздох и слышались слова: «Спасибо за честь! Не к тому изготовились: не такой завтра день!» И с этим многие старики, освещенные догорающими огнями, творили крестное знамение и приговаривали: «Мать пресвятая Богородица! помоги постоять нам за землю свою!» К утру сон пролетел над полками».
Ф.Н. Глинка. Очерки Бородинского сражения (Воспоминания о 1812 годе).

P.S.
Шумное, праздничное настроение во французском лагере отмечается и очевидцами с «той» стороны:
«У нас царила шумная радость, вызванная мыслью о битве, исход которой никому не казался сомнительным. Со всех сторон перекликались солдаты, слышались взрывы хохота, вызываемые веселыми рассказами самых отчаянных, слышались их комически-философские рассуждения относительно того, что может завтра случиться с каждым из них. Горизонт освещали бесчисленные огни, довольно беспорядочно разбросанные у нас, симметрично расположенные у русских вдоль укреплений; огни эти напоминали великолепную иллюминацию и настоящий праздник».
Из воспоминаний артиллерийского полковника Л. Гриуа Французы в России. 1812 год по воспоминаниям современников-иностранцев. М., 1912. С. 119, 133-137.

Мои книги

Последняя война Российской империи (описание, отзывы, как заказать)

Электронные и бумажные книги в Директ-Медиа:

Иван Грозный

Царевич Дмитрий. Марина Мнишек

Пётр I

Александр Суворов

Александр I

Оставить комментарий

Популярные посты:

pius

Погружение в культуру чая с Шенером Мустафой Эгеменом: традиции, сорта и церемонии

n_dank

Н. А. Лейкин «Наши за границей» (1890) «Там, где мы сидим, летают облака и

lenkaolenka

Система "Soft Way to Mozart" - и еврейский вопрос.

sapojnik

Господская наука исключена из школы

nathoncharova

Гарем султана Османской империи: 8 фактов, которых вы точно не знали

uncle_pafnutiy

100 лет назад. Мемуарная повесть об Андрее Белом. Главы 7-12

andrei_bt

Мода распространяется

svitla_4ok

С праздником!

yashma-kiev

Открыла сезон утренних балконных посиделок

• Ранее
• Архив