Русская народная несказка

Сейчас тебе щец наваристых-душистых принесу, и жаркое свежее, самые большие куски мяса для тебя выловлю. А на закуску мееедку не отопьешь ли, пряного да горячего? Кушай, кушай, восстанавливай силушку богатырскую. А я тут с тобой посижу, побалакаю.
Зовут меня Ваней. Иван, стало быть, а фамилие Козлов. А про историю-то мою ты не слышал? Вижу, что не слышал, раз нездешний. Ну так вот, слушай, да на ус мотай.
Родился я тут в деревне неподалеку. В одночасье родители мои от мора скончались, и остались мы вдвоем беееедовать со старшей сестренкой, Аленушкой ее звали. Мнееее о ту пору четыре или пять годков было, уж не припомню. Сестрица-то моя девка дюже пригожая была, да характером бедовая. Уж очень любила хвостом перед парнями крутить, да глазки строить. Но нашелся жених и для нее, купец заезжий, что влюбился в ее косу русую, да глазки васильковые бееез памяти. Вот уж и свадебку должны были сыграть.
А накануне пошла Аленка на речку купаться, да и меееня с собой взяла. Скинула сарафан с портами, да и сиганула в воду. На ту беду, рядом парни деревенские околачивались, Пронька с Минькой. А Аленушке-то все нипочем, она и рада показаться. Весь свой срам открыла, ну парни и не выдержали. Стали они втроем непотребством заниматься, у меееня на глазах, чего мальца стесняться-то. Да только не по нраву мне это было, уж очень молодого купца-жениха мне жалко стало, и говорю я сестре: «Почто ж ты своего жениха позоришь перед свадьбой, вот ужо расскажу ему все». Ничего не сказала мне сестрица, оделась, да пошла куда-то в лес, принесла какой-то водицы в горсти. «На-ко», - говорит, - «отпей, Иванушка, жарко совсем, а то от жары головка у тебя болеть будет». Выпил я из сестрицыных рук, и чую: лихо какое-то со мной творится. Хотел спросить, что за водицы она мне дала, а язык не слушается, только «бе» да «ме» изо рта выходит. Глянул я на свое отражение в реке, да чуть не умер от тоски: глядит на меня из воды козленок беееленький и глазами хлопает.
Дальше совсем плохо стало. Привязала меееня Аленушка за веревочку, да повела из леса. На ту пору рядом цыганский табор стоял, вот и продала она меееня цыганам за пару печатных пряников. «Берите», -говорит, - «козлика, он ученый, человеческую речь понимает и в лад отвечать умеет. Будете его на ярмарках за деньги показывать. А не понравится, так зарежете, когда жирку нагуляет». Ничего цыгане спрашивать не стали, откуда, мол, у простой девки такая диковина, сунули ей пряники, да ее и след простыл.
И началась у мееееня жизнь кочевая, таборная. Цыгане ко мне хорошо относились, кормили, не били, а я уж старался на представлениях, чтобы не зарезали. Все делал, что просили, все трюки. Народу нравилось, много денег за меня платили. И то, думаю, повезло мне, что цыганам достался. Могла бы казахам каким продать, те живо на бешбармак пустили бы. Да знаю я, что бешбармак из баранины делают, но в голодный год и козлятина бы сошла. Медведя ихнего только остерегался, он гад, все на меня зубом цыкал.
Странствовал бы я и по сию пору, да только повезло мне. На одной из ярмарок положила на меееня глаз бабулька одна. Пристала к цыганам, продайте, мол, козленка, большие деньги дам. Те и рады, за пару целковых отдали. А бабушка эта привела меня в свою избу, что-то там пошептала, какого-то отвара мнеее дала, уснул я, а наутро проснулся снова отроком. Уж не знал я, как эту бабулю благодарить, а она молвит: «Да ничто, малек, я тебе просто помочь хотела от чистого сердца, вижу я, что заколдовали тебя, а награды мне от тебя никакой не надобно. Ступай себе, куда хочешь».
И пошел я в родную деревню. Да не тут-то было! Сестрица-то моя окаянная всем деревенским сказала, что утоп я в речке, зацепился за корягу на дне, и не всплыл. А сама вышла замуж за купца своего и укатила куда подальше. Как увидели меня мужики да бабы, заорали: «Сгинь-пропади, утопленник, нечистая сила!», схватились за топоры да вилы, насилу я от них убежал. И куда мне было деееваться: пошел я снова к той бабушке. Приняла она меня, вот так и живем-поживаем теперь вдвоем с ней, горя не знаем. Ягой мою бабулю кличут. Ты не смотри, что она страшная на вид, сердечко-то у нее доброе.
О, кажись, сморило хлопца от моего сказа, да от мееедку отборного. Сейчас, мы тебя на печку-то подымем, ужо отдохнешь-отоспишься вволю. Эй, бабуля, давай, растапливай печку пожарче, будет у нас на завтра свежее жаркое.
|
</> |