Русская литература

Книжка не то чтобы длинная, но ощущения от нее менялись по ходу прочтения не раз. Написана она могла бы быть и получше. Или как раз нет – не могла бы. Это видимо какое-то общее место, так теперь все пишут. В стиле «старательное школьное сочинение». У Пелевина – поярче, у Сорокина – со стилистическими вывертами, у Шишкина – с ворохом метафор, у..., ну не знаю, все это современное творчество «понятно как написано». А, да... у Шмаракова непонятно как написано, но это наверняка по причине моей темности. Читающим Овидия это тоже все должно быть понятно. Просто когда я читаю, скажем, Чехова, то совершенно не понимаю, как сделано, как это вообще возможно? Тут подражать даже глупо, это как подражать волшебнику, махая карандашом в воздухе, в надежде, что он исполнит любое твое желание. Сорокин вон подражает, и что?
Чехов тут вспомнился неслучайно. Чем хороши эти «Петровы», они как бы ответ на всю эту Чеховскую тоску. Она прорывается, и наступает просто жизнь. Жизнь не то чтобы хорошая, и не то чтобы плохая. И тоска там тоже есть. Но она ведет себя гораздо, гораздо скромнее. И не потому, что писателю так захотелось, а прямо видны эти механизмы противодействия жизни тоске. Видны невидимые механизмы. Потому что не рецепты предлагают, «как жить, что бы не», а лишь убедительно показано, как это возможно, удивляться нечему. А Чехов, кажется, только и делал, что утверждал непобедимость тоски всей силой своего нечеловеческого таланта.
|
</> |