Ромашка как символ дня семьи, любви и верности.

Елена Потёмина — 07.07.2013


Любовь - бывает разная. Если мы говорим о том, что чаще всего подразумевается под любовью, - о любви-страсти, то с этим, конечно, вовсе не к Петру и Февронии, а, скажем, к Тристану и Изольде и к роману о них. Любовный напиток - прекрасная метафора этой страсти, от которой "сносит крышу" настолько, что всё остальное не просто теряет смысл и значение, но и фактически перестаёт существовать. С ней невозможно бороться: она не предназначалась ему, как и он - ей, она замужем за другим, как и он женат на другой, но во всём мире для него есть только она, как и для неё - только он. Эта страсть может длиться всю жизнь (а может быть - и ещё дольше), но недаром она показана как греховная: на её основе практически невозможен семейный союз. Она самоцель и самоценность, но в этом и её главная слабость.

"Повесть о Петре и Февронии" скорее говорит о любви-предназначении. Условие Февронии "аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его" - это  не прагматичная попытка не упустить свой шанс и извлечь максимальную выгоду для себя из сложившейся ситуации, а знание собственного предназначения. Феврония с самого начала знает не только то, что Пётр попытается её обмануть, но и то, что в конечном счёте она станет его женой. Потому что она предназначена ему, а он - ей.

Выгоден этот брак, похоже, в гораздо большей степени как раз князю Петру. Если, конечно, понимать под выгодой не улучшение социального положения, а духовное совершенствование. Недаром вся первая сцена Петра и Февронии является яркой метафорой покаяния: кровь змия (=дьявола), попав на Петра, приносит ему болезнь (=грех). Это проявляется в греховной раздвоенности сознания Петра (он думает одно, но говорит другое). Именно поэтому исцеление Петра оказывается не окончательным, и от того, что грех не изжит полностью (=непомазанный струп), болезнь снова завладевает всем его существом.

Второй приход Петра к Февронии демонстрирует необходимые признаки искреннего покаяния (стыд в содеянном обмане и твёрдую решимость больше не поступать таким образом), после чего только и возможно окончательное исцеление (=освобождение от греха).

В дальнейшем же именно Феврония помогает Петру преодолеть искушение властью (побуждая оставить муромский княжеский стол ради того, чтобы поступить по Евангелию), а заодно - между делом и мимоходом - блестяще устраняет муромскую боярскую оппозицию.

Любовь-предназначение (в отличие от любви-страсти) как раз и проявляет себя в таком гармоничном взаимном служении (и взаимном дополнении). Она позволяет сосуществовать без тяжких потрясений и без эффектных сцен. В отличие от любви-страсти, преодолевающей разлуку, часто сметая всё на своём пути, любовь-предназначение в принципе не предполагает разлуки. Две частицы мироздания, предназначенные друг другу, так прочно входят в совпадающие друг с другом пазы, образуя единое целое, что разлучить их не может никакая сила: ни муромские бояре, ни сама смерть.

Одновременная смерть - столь же яркий признак этого единства в любви. Вроде бы, это инвариант традиционного сказочного финала "они жили долго и счастливо и умерли в один день". Но в то же время это важная составляющая любви-предназначения. Характерно, что Тристан и Изольда умирают всё-таки не совсем одновременно, а друг за другом. Тристан и Изольда похоронены в разных могилах (=снова разлучены), но ветвь терновника соединяет эти могилы (всё-таки остаётся вопрос, преодолевается ли таким способом эта последняя разлука или, напротив, с особенной силой подчёркивается и констатируется). Тела Петра и Февронии пытаются положить в разные гробы, но сделать с ними то же самое, что сделали с Тристаном и Изольдой - похоронить в разных могилах - оказывается невозможным, и без всяких вопросов и сомнений в вечность они уходят вместе...

http://www.pravmir.ru/den-semji/

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив