Рожденный задом вперед, или Судьба истинно русского мужика. Быль. Часть 2

- А Богу-то вы здесь молитесь? Собираетесь? Часто?
- А то как же! Без Бога нам туточки прожить никак нельзя!.. Ни дня. Только на него, батюшка, и вся надежда, на Бога-то нашего - что не согнемся с голода и будем похоронены по-человечески, когда помрем... Да вот только последней помирать-то ой как страшно! Кто ж меня тогда похоронит, если я помру самой последней? Никого ж вокруг не останется. Как подумаю об этом - ужас меня берет! Спать ночью не могу!..
- А где ж ваш молельный дом?
- А вон он, - кивнула она в окно, указывая на соседнюю развалюху. - Когда было нас в деревне еще шесть жильцов, старух, так мы часто в нем все вместе собирались: смотрели друг за другом - все ли еще живы, не заболели ли. Вот так порадуемся, что все пока целы, и потом псалмы хором пели. Хорошо нам там было! Ой, как божественно! А потом все наши шабёрки перемерли друг за другом буквально в один год, одни мы со Степановной и остались... Да еще сосед наш Димка, горький пьяница. Так мы туда молиться ходить и перестали - здесь, дома молимся, когда силы есть. А когда нет сил, то молчим, каждый про себя что-то шепчет... А Димка с нами там никогда и не был. Особняком ото всех всю жизнь обитает, нелюдимец какой-то - взгляд всегда злой! Крысючий! Того и гляди ударит! Боимся мы его! Очень!.. А! Вон он уже и сам сюда бежит - легок на помине. Увидал нового человека - обрадовался! Станет у вас на водку клянчить. Или кагора вашего церковного. Так вы, батюшка, не давайте ничего. Обломится ему, ироду!
- Не беспокойтесь, не дам, конечно, - успокоил ее Кирилл.
Тем временем Димка уже вбежал в чужую избу и, не снимая драной шапки, расположился в ней на стуле нога на ногу, словно был здесь всю жизнь полноправным хозяином.
- Чего приперся, пьянчуга старый! - крикнула на него Катерина. - А ну вон отседова! Попрошайка!
- Не про твою честь! - огрызнулся тот в ответ. - Выпить есть? - тут же буквально потребовал он от гостя.
- Если исповедоваться и причащаться будешь, то так и быть, дам тебе кагора - ложку. Не больше, - отвечал ему священник.
- Ложку?! - возмутился было хулиган. Но потом вдруг резко передумал и смиренно согласился, - А чё ж. Чё не причаститься-то? Ну и причащусь! Я - как и весь народ! Со всеми в обнимку.
- А ты хоть крещеный? - поинтересовался Кирилл. - А то с богохульниками я никаких дел иметь не стану!
- Кажись да... Мамка вроде говорила, что носила меня как-то в церковь - крестить. Тайно... чтобы, значит, соседи не видели. А то ведь слухи пошли бы... Ведь запрещено было - младенцев крестить-то. Власти крепко ругались! Наказывали даже!
- Ну тогда готовься исповедаться, жди своей очереди.
- Это пожалуйста, - согласился тот. - Я на все готов. Ждать могу сколько угодно, мне спешить некуда, я сам себе хозяин! - и он вольготно раскинулся на стуле, распахнув фуфайку, под которой ничего не было, одно голое грязное тело.
- У! Ирод! - закричала на него Катерина. - Чего растелешился! Закройся разом! С батюшкой разговариваешь! Не с собутыльником.
- А ну цыц! - приказал ей Димка. - Не приказывай, приказчица! Без тебя знаю. - Но так и не запахнулся.
Катерина злобно плюнула в его сторону! А Кирилл накрыл голову лежавшей на кровати страдалицы епитрахилью и спросил:
- Имеются ли у тебя грехи какие, дочь моя? - но в ответ та только что-то мычала и беспокойно водила глазами.
- Глянь, еще что-то понимает, карга старая! - рассмеялся при виде этой картины Димка. - Радуется, что поп к ней из города приехал. Внимание ей, дуре, уделяет. А я-то уж думал, что она совсем уже мозги потеряла! Ан, нет, еще соображает.
- Заткнись, ирод! Паразит! - опять закричала на него хозяйка. - А то вот по башке тебя! - замахнулась он на него поленом, груда которых лежала подле печи. Димка в ответ только показал ей неприличный жест и расхохотался, нисколько не смущаясь присутствием священника. - Алексеевна ее зовут, - пояснила она Кириллу. - Уж который день лежит, не встает, почти не ест. Слава богу, хоть сама до нужника доходит... А то ведь мне за ней горшок выносить - ой... не вынесу я этого! Лучше уж самОй первой помереть! Лишь бы не горшки из-под чужих людей...
Кирилл исполнил обряд, поднес ко рту старушке крови и тела Христова на лжице, та их покорно проглотила.
- Ну, теперь твоя очередь исповедаться, дочь моя, - обратился он к Катерине.
- Выйди, сволочь! - закричала та на Димку. - При нем ни слова не скажу! - объяснила она свой гнев батюшке, - и Димка на этот раз мгновенно подчинился и степенно вышел за дверь, плотно затворив ее. А Катерина смиренно склонилась перед батюшкой и коротко сказала ему, - Не чувствую я, рОдный ты мой, за собой никаких особых грехов. Чиста я во всем. И в мыслях, и в делах. Богу молюсь... тружусь по мере сил... Вон, иногда на Димку матом покрикиваю - вот и все мои провинности перед Богом... Уж прости меня за такую мою правду, батюшка. Да и в чем и перед кем тут грешить-то? Ведь монашками тут живем... Как есть монашками! Хоть пострига и не принимали...
- Да, - согласился с ней Кирилл. - Чиста ты, Катерина, перед Господом, аки агнец Божий! А если и есть у тебя грехи, какие ты за собой и не чувствуешь, так это и не грехи вовсе. И я тебе их прощаю. Живи тихим голубком так и впредь. - И прочитал над ней разрешительную молитву.
- Спасибо, батюшка, - тихо ответствовала старушка и тоже причастилась из лжицы.
- Ну, теперь зови сюда своего незваного гостя, велел ей поп. - Теперь его очередь.
- А может, не надо, батюшка, - попросила она - Ведь он ни во что не верует. Но наплетет тебе с три короба - только чтобы тебя разжалобить. Чтобы ты налил ему стаканчик.
- Не волнуйся, наши с ним проблемы мы решим миром, - обнадежил ее Кирилл.
- Эй, тварюга! - крикнула Катерина. - Иди сюда!
Димка робко вошел и на этот раз шапку держал уже в руках... И Катерина, и Ктрилл тут же почувствовали в его поведении резкое изменение...
- Исповедовался ты хоть раз в жизни? - спросил его Кирилл.
- Нет. Ни разу. - признался тот. - И в церкви никогда не был - только снаружи. Обходил ее стороной всегда. Чё мне там было делать?..
- Ну тогда склони голову предо мной и отвечай на мои вопросы честно! - потребовал Кирилл и покрыл его епитрахилью. - А если соврешь в чем, то не мне, а - Богу! И он тебя за это накажет. Ну! Говори! Грешен?
- Да! - неожиданно для самого же себя честно ответил Димка.
- В чем именно?
- Во всем!
- Хм, во всем, говоришь. Хм. Если во всем, так, может, ты и лошадей, как цыган, воровал? А?
- Лошадей - нет. А так-то чего другого - воровал. И много!
- У кого?
- Да у всех подряд. С детства!
Катерина с напряженным вниманием слушала их беседу.
- Зачем же ты воровал? - спросил батюшка.
- Да так... Интересно было - споймают меня на этом или нет. Приключений хотелось! А в том вовсе и не я виноват - что я так сизмальства глупо был устроен.
- А кто же виноват?
- Да мамка моя. И сам Господь бог! - неожиданно резко и зло выпалил Димка и вырвался из-под епитрахили.
- Ой, дурак! - громко вздохнула Катерина этим словам пьяницы. - Ну дурак!
- Не вмешивайся в исповедь, дочь моя! - потребовал Кирилл. И Катерина сделала вид, что начала возиться в печке. Но на самом деле уши держала нацеленными на двух беседующих мужчин. А Кирилл опять накрыл его епитрахилью. - Не вырывайся и своим неразумным поведением не нарушай ход исповеди! Ну, так Бог, говоришь, виноват... Хм... - опять усмехнулся батюшка. - Ну и в чем же Бог наш всемилостивый так вдруг пред тобою провинился , сын мой?
- Да во всем! Во всем! И не ухиыляйся ты. не ухмыляйся. Я правду говорю.
- Спокойно! Спокойно - уговаривал его Кирилл. - А какую правду именно?
- Всё началось с сАмого моего рождения. Неправильно всё началось. Не-пра-виль-но! - озлобленно и по слогам повторил он. - Не по-человечески.
- А именно? - настаивал священник.
- Я и сам свою мамку потом спрашивал, когда она еще жива была: почему у меня всё в жизни не как у всех - всё вкривь да вкось. И она мне призналась, что я даже родился неправильно...
- Хм. Это как же - неправильно? - продолжал недоверчиво спрашивать священник.
- Да так! Все нормальные дети вылезают из мамки головой вперед - так им легче. А я полез из мамки вперед задом! Потому и родился с трудом! И мамку, и себя измучил! Чуть до смерти ее тогда не довел. Вот с самого моего рождения вся моя жизнь и пошла наперекосяк - через зад!
- Ну, дурак! - опять громко вскрикнула Катерина, услышав такие слова исповедовавшегося. - Ну дурак! - Но теперь на нее никто не обратил уже ни малейшего внимания!
- И что же у тебя с того момента пошло неправильно?
- Я ж говорил: всё! Ну вот всё! Вся моя жизнь - через зад! - неожиданно начал входить в азарт Димка.
- А ты не кричи, а исповедуйся постепенно. С чувством, с толком, с расстановкой. Чтобы я смог вникнуть и решить: кто прав, кто виноват - ты или Бог. Ну! Говори же!
- Бабка моя меня ненавидела! Ругала мамку постоянно, что она меня без мужа в подоле в дом ихний принесла. При мне ругала. Мамка на это только всегда плакала и жалела меня. По голове постоянно гладила... Только она одна в жизни меня и любила... Одна из всех... А бабка меня шпыняла всегда! И я ее в ответ тоже ненавидел! И мстил ей! Ой как мстил! Безжалостно! В кастрюлю с супом, который она варила, соль горстями сыпал, когда она отвернется. А она меня в ответ - и ремнем! И даже палкой! А когда я подрос, то даже стал подумывать: а не убить ли мне эту проклятую бабку!..
Катерина, охнув, даже не села, а упала на табуретку и схватилась за сердце!
- Да! Убить! - специально для нее громко повторил Димка. - И долго обдумывал - как ее грохнуть: вот, скажем, пойдет она вечером зимой, когда уже темно, в магазин, а я ее - хлоп сзади по башке кирпичом! Со всего размаху! И готово! Или еще лучше - пырнуть ее длинным ножом! В живот. В сердце. Чтобы уже наверняка! У меня даже уже и нож для этого был припасен! Да не довелось мне приговор привести в исполнение - повезло бабке. Паралик ее вовремя стукнул! Помучалась она без движения с пару недель да и подохла к чертям собачьим! Уж как я радовался ее смертушке! Как радовался! Чуть не плясал перед гробом - ночью, когда никто не видел. Когда все заснули и она одна в комнате лежала. Ну так это - что? Это грех мой был - что я ее не убил? - неожиданно спросил Димка батюшку. - Или не грех?
- Что все-таки не убил - это не грех, - поддержал его Кирилл. - Долго ты терпел... мучился... Скорби матери своей как свои собственные претерпел... но - выдержал! Молодец! Нет! Это не грех. Это - заслуга твоя! По-христиански поступил. Правильно! А Бог вскоре сам во всем разобрался. По справедливости.
-----------------------------------------------------------
Окончание соедует