Реализация чрезвычайно маловероятных событий при образовании вымышленных имен собственных в художест

Из оффлайн-интервью Бориса Стругацкого

       У саамов Саракх, Саракч – царство мёртвых. Выглядит как обширная чашеобразная долина с краями из тумана. Там всё так же, как здесь, только наоборот. Иногда туда случайно может попасть живой человек – и, не зная обычаев мира, наделать много бед или добиться больших успехов. Если племя ищет пропавшего, то посылает на его поиски могучего шамана. Шаман отправляется в путешествие с помощью бубна, который в данном случае становится не оленем, как обычно, а кораблём. Озеро, по которому происходит сообщение мира живых и Саракча, называется «сайва» или «сайво». Поскольку в Саракче всё наоборот, шаман прибывает туда раньше того, кого он ищет, и поисками занимается так: сидит на месте и ждёт, когда тот придёт сам. Живого среди умерших узнать легко – у него чёрное лицо. Шаман должен вступить в бой с живым и победить его – тогда тот пойдёт за шаманом. Если же шаман проигрывает, то оба остаются в Саракче навсегда, лишь изредка его покидая.
       Кроме мёртвых, в Саракче живут собаки, которые являются могучими шаманами, «подчиняющими и убивающими силой своего духа». Самое страшное, что можно сделать – это поддаться чарам собаки-шамана и привести её в мир живых. Собаки-шаманы подчинят своей воле всех живых, погрузят их в грёзы, а сами будут владеть обоими мирами...
       Такие дела.
       Совпадения? Вероятность этого мне кажется близкой к нулю. Но если нет, то зачем этот дополнительный смысл, едва ли не диаметрально меняющий ответ на вопрос «про что кино?», – причём, смысл скрытый, до которого докопаются единицы, да и то много лет спустя?
              А. Лазарчук, СПб, Россия
       Сначала не было никакого названия планеты, – было сочное звукосочетание «мас-саракш» (соответствующее нашему «ч-ч-черт тебя побери совсем!»). Потом – сто страниц спустя – придуман был перевод: «мир наизнанку!», что соответствует нашему «провалиться тебе в тартарары!» И больше ничего не происходило добрую тройку лет, пока мы не начали писать «Жука» и нам понадобилось, наконец, название планеты. Естественно, имя ей назначили – Саракш («Мас Саракш» = «планета наизнанку»). И никаких, как видите, Саракхов и Саракчей, о которых мы никогда и слыхом не слыхивали. Приходится признать, что «вероятность близкая к нулю» сработала вновь, – как это уже было с «методом Каспаро-Карпова» (придуманного во времена, когда чемпионы еще в детсад ходили), или с Навой из «Улитки», имя которой, как оказалось, означает на старославянском «утопленница»... Опасная это штука – вероятность близкая к нулю. Внимательный читатель только на материалах АБС мог бы подарить миру эссе «Реализация чрезвычайно маловероятных событий при образовании вымышленных имен собственных в художественной литературе». И доказывало бы это эссе простенькую теорему (аналогичную известному «закону больших чисел»): каким бы странным и редким не казалось бы придуманное вами имя собственное, вероятность того, что это имя уже использовалось где-то и когда-то в веках, близка к единице.

       Ваш последний ответ про ВТВ я понял так:
       1) теория воспитания больше нужна воспитателю, чем воспитуемому.
       2) в нашем мире по большому счету больше нечем заняться, кроме как улучшаться нравственно и пытаться помогать в этом другим.
       Вопрос такой:
       Но в нашем мире же очень красивая природа. Может быть, есть другое достойное занятие: учиться увидевать красоту природы и помогать увидеть ее другим.
       Может быть, вот так? Сойдет как замена теории воспитания?
              Vasja, Россия
       Вряд ли. ВТВ воспитывает творца и работника. Наслаждение красотой природы воспитывает созерцателя и, согласитесь, по большому счету – бездельника. Общество, разумеется, может себе это позволить, но бездельника жалко: он оказывается лишен высшего наслаждения жизни – наслаждения успешной творческой работой. И если с первым Вашим пунктом я еще в какой-то мере готов согласиться (воспитание – тончайший и сложнейший творческий процесс), то откуда Вы взяли второй, я совсем не понимаю. Самосовершенствование, конечно, хорошая штука, но посвятить всю свою жизнь самосовершенствованию... когда постоянное расширение сферы известного приводит ко все возрастающей поверхности контакта с неизведанным... когда так много увлекательной работы... когда не исчерпаны и кажутся бесконечными глубины Разума... Нет, это было бы неправильно. Это означало бы некую самокастрацию возможностей. Чего ради?

       Здравствуйте, глубокоуважаемый Борис Натанович!
       Разрешите задать вопрос по ПНВС. Отношение дублей к документам и, вообще, к бумагам с печатью – это чем-то было обусловлено? Дело в том, что это приводит к некоторой нестыковке (я ее заметил много лет назад при первом прочтении ПНВС): дубль Привалова, который сдавал прокатный автомобиль, обязан был иметь при себе хотя бы квитанцию, т.е. бумагу с печатью (а то и паспорт, плохо помню уже «прокатные отношения» в СССР). Буду очень признателен за ответ-разъяснение. Всего Вам доброго, крепкого здоровья и душевного комфорта.
              Александр, Москва, Россия
       Трепетное отношение дублей к любым удостоверениям личности есть авторская выдумка, отнюдь не претендующая ни на глубину, ни на многозначительность. Просто забавно, и не более того. Ничего не стоило бы придумать спецусловия, подавляющие в некоторых дублях эту трепетность. Но зачем? «Прощее, надо, товарищи. Прощее...» как мог бы сказать Модест Матвеевич, столкнувшись с подобной проблемой.

       Здравствуйте, уважаемый Борис Натанович!
       Спасибо большое за Ваше творчество, за книги, которые заставили меня о много задуматься.
       Я экономист и моя специальность – мировая экономика. Но чем дальше я изучаю эту науку, тем больше осознаю, что никто не может вразумительно объяснить того, как экономическая система работает. Старые идеи работают через раз, новые еще реже. Сейчас пытаюсь сам найти способ составления вразумительных прогнозов и сценариев развития.
       Поскольку Ваше мнение всегда было авторитетным для меня, хотелось бы узнать, как Вы видите экономическую науку в будущем, далеком будущем и очень далеком будущем?
              Акопян Артур, Сочи, Россия
       Извините, но Ваш вопрос – совсем не по адресу. Что я понимаю в экономике? Прочитавши полдюжины сравнительно популярных книжек и две дюжины нашумевших статей, писанных, как правило, даже и не экономистами, а скорее публицистами? Я мог бы, конечно, порассуждать об экономике Мира Полудня, благо о ней никто ничего не знает и можно рассуждать сколь угодно много и как угодно вольно. Но, ей-богу, ничего путного из этих рассуждений проистечь не может: экономика общества изобилия... полностью автоматизированная сфера производства матблаг... абсолютные приоритеты систем образования и медицины... стремление познавать непознанное, как главный стимул общественной деятельности... бла-бла-бла... набор общеизвестных суждений и предположений, ни одно из которых не имеет другого обоснования, кроме нашего более или менее страстного желания, чтобы оно реализовалось. Экономика – чертовски стабильная штука. Что-то вроде морали. Века проходят, а фундамент экономики остается незыблем (как и фундамент морали). Купить (произвести) дешевле, продать («сдыхать») подороже. Все. И я, кстати, совсем не уверен, что и через триста лет ситуация эта как-то переменится.

       Уважаемый Борис Натанович! Не будучи особо оригинальным, хочу тем не менее искренне поблагодарить Вас за все Ваши произведения, которые представляют собой огромный вклад в мировую литературу! Спасибо за них!.. Как писатель должен нести ответственность за то, что и как он пишет, так и читатель должен нести ответственность за вопросы, задаваемые ЛЮБИМЫМ писателям. По меньшей мере, вопрос не должен быть банальным, на мой взгляд... Хотелось бы задать вопрос о неопубликованной повести «Дни Кракена» – во-первых, почему она не была дописана? И во-вторых. Вас как-то спрашивали, почему в Ваших вещах практически отсутствуют сексуальные сцены, и Вы ответили что-то вроде того, что, поскольку пишете вдвоем, то содержание интимных сцен ассоциировалось бы с групповухой (я точно не помню, но надеюсь, что суть передать мне удалось). Главы 8-я и 9-я «Дней Кракена» практически пропитаны ЛЮБОВЬЮ! Это личные впечатления одного из соавторов, или по этому поводу удалось Вам с братом прийти к соглашению (конечно, ЛЮБОВЬ и секс – СОВСЕМ не синонимы!)? Заранее большое спасибо, очень надеюсь на ответ и на то, что вопросы не совсем дурацкие! :)
              Александр, Бийск, Россия
       «Дни Кракена» практически целиком написаны АНом. Мне эта повесть изначально не полюбилась, и я ею почти совсем не занимался. Мне кажется, поэтому она и не была закончена: авторы так и не сумели «присесть, надуться и вломить» (как говаривал капитан нашей волейбольной команды, призывая нас, раскисших, собраться и победить). Момент истины не наступил, несмотря на наши старания, АН помучился с текстом в одиночку некоторое время да и засунул черновик в архив. Так что все впечатления в 8-й и 9-й главе носят исключительно личный характер, если бы мы писали вдвоем, у нас получилось бы нечто совсем иное. Впрочем, кажется, что-то пошло у нас потом в «Хромую судьбу»? Не помню. Писать вдвоем любовные сцены невозможно, мы вообще редко обсуждали эти проблемы, это было у нас не принято. Любовь и секс, конечно, не синонимы, но любовь без секса это, согласитесь, и не любовь вовсе, а что-то совсем другое. («...и странна любовь евнуха...») Впрочем, любовные сцены вообще мало кому удавались в мировой литературе. У русских титанов этих сцен вообще нет, и черт побери, я вовсе не нахожу, что я, читатель, так уж много от этого потерял. Иногда я пытаюсь представить себе эротическую сцену у Достоевского и испытываю при этом определенную неловкость (какая возникает, когда пожилой, старше тебя, и уважаемый человек вдруг разразится неприличным анекдотом).


Другие новые ответы БНС можно посмотреть на сайте АБС.