Разговор со вселенной (часть III)

detnix — 05.12.2014 Теги: Гребенщиков Герман с горечью смотрел на очередного пришельца. «И Влад запорол эксперимент! Всё как в жизни, — подумал он, — хочешь одного, получаешь совершенно другое!» «Другое» уже оставило дебаты с Владом и перевело взгляд на него. «Что молчишь, не узнаёшь?» — задиристо спросило «оно». Герман молчал. «Это я, Анатолий! — радостно напомнил Борис Гребенщиков. — Толя Акимов!.. Гера, раскрой же, наконец, глаза!» До пионера промышленной материализации духов наконец начало доходить: «Анатолий Евгеньевич, — вы?..» Акимов-Гребенщиков отчаянно закивал головой. С косички его бороды слетел розовый бант, а золотая серьга ещё долго терзала мочу уха известного музыканта.

— Влад, как так? — обратился Герман к лжеучёному. — Не мог для Анатолия Евгеньевича приличную оболочку подобрать?
— Эта чем тебе не нравится? — обиделся Влад. — Ты же знаешь, как сложно не думать о белых медведях… Я к тебе с репетиции пришёл. «Под небом голубым…» разучивали. Вспомни, ты же слушал «Аделаиду» Гребенщикова на концерте нашего «Аэрогриля»… Уверял даже что понравилось.
 — Тебе только попробуй скажи, что не понравилось… А ещё я тебе так скажу: хорошо, что сегодня не Хорста Весселя репетировали!
— Не зли меня! Исключительно светлым роком занимаемся!


В это время почивший светлой памяти учёный-новатор что-то писал на обратной стороне подарочного постера-календаря «Внешняя Разведка России». «На! — сунул Гребенщиков в руку Влада вчетверо сложенный лист. — Скажешь Марии, чтобы порылась в нашем свадебном альбоме. Там, за фото, где мы целуемся, листок с формулами Оржельского найдёшь. На словах скажешь, мол, у меня всё хорошо, скучаю, жду…» Влад кивнул и, подхватив учителя и музыканта под руку, повёл в прихожую. «Гера, ну так мы пошли… Хочу, пока Анатолий Евгеньевич в теле, познакомить его с Трахтенгольдом. То-то он в штаны наложит!» Герман возразил, сославшись на русское гостеприимство, после чего душа мятежного учёного в сопровождении его смертных друзей выдвинулись на кухню.

Пришли вовремя. Юрий Всеволодович только-только вытаскивал из халата Германа очередную материализацию ликёро-водочной продукции из Шотландии. Мухин таращил на него глаза, опасаясь прервать волшебный процесс неуместным вопросом. Убедившись, что Гребенщиков тоже «наш», более того, — воевал артиллеристом в осетино-грузинской компании, он принялся развлекать друзей основами современной экономики. За его спиной в бессильной попытке достучаться до народа, беззвучно раскрывал рот Президент, выступая с ежегодным посланием в телевизоре с выключенным звуком.

— Экономика делится на плохую, очень плохую и прогрессивную! — витийствовал профессор.
— Вот чем ты мне нравишься Джихад Тормозитыч, так это ясностью мысли! — перебил его речь первый из материализовавшихся, скосил глаза к правому плечу докладчика.
— Не перебивай! Очень плохая, в свою очередь делится на российскую, северокорейскую и синьцзяно-тибетскую. Плохая имеет свои градации, как-то…
— Ну, понесло… — подумал Герман. — Сейчас он ещё вспомнит вертикально и горизонтально интегрированную.
— Вертикально интегрированная экономика… — продолжал лектор, успешно расчленив плохую и прогрессивную разновидности, — позволяет социуму, используя вектор внутреннего потенциала…
— Божественно! — подтвердил Гребенщиков, успевший под столом изорвать в клочья вторую салфетку, — Однако ж, профессор, чем вы можете объяснить феномен существования двух ангелов-хранителей на вашем правом плече? У всех по одному, у вас — парочка. Вон, у Германа Николаевича, хоть и хиленький, но тоже один, а у вас два, и оба крепенькие, розовые, как поросята…

Мухин, сбитый с толку, уставился на артиллериста. «Позвольте, уважаемый…» — начал он неуверенно, склоняя голову направо.

— Юрий Вселоводович, как вы оцениваете сей феномен? — спросил второй дух у первого.
— Богом отмечен профессор. В маковку целован, — отозвался первый, и, обернувшись к Мухину, в свою очередь спросил, — давно под пулями?
— Недели не прошло. В Дамаске на прошлой неделе каску помяло. И месяц ещё не миновал как из окружения укропов вышли. В девяносто третьем под белым домом снайпер…
— Я так и знал! — взволнованно вскричал Юрий Всеволодович. — Его убить нельзя! Только дверью!
— Но позвольте! — начал сопротивляться материалист Мухин, — Есть же везение, теория вероятности, наконец.
— По этой теории, уважаемый профессор, вас ещё в колыбели задушить должны были. Когда вы успели двух подцепить? Реинкарнацию практикуете?

Мухин сидел не жив, ни мёртв. Только вчера снилось ему, как наречённый Иаковым, благословлял он фараона. От этих воспоминаний весь его материализм пугливо спрятался в районе копчика. «Гера, это что? — в охватившей его прострации, обратился профессор к другу. Но ответа он так и не получил. В дверь позвонили. Бровастый сидел молча, боясь сглазить. «Раскололи! Вязать будут!» — забыв о переизбытке ангелов за плечом, воскликнул известный экономист. «Может, соседка?» — предположил Гребенщиков.

В дверях стояла соседка. «У тебя молоток есть? — спросила она у Германа. — Мебель привезли, а нагели забивать нечем». «Сапожный подойдёт?» «Ой, мамочки, Гребенщиков!» — вдруг взвизгнула она, затем, встав на цыпочки, стала заглядывать ему за плечо. Герман злой на излишнее любопытство именитого перевоплощенца обернулся. «Анатолий Евгеньевич, шли бы вы на кухную! Это просто соседка за молотком…» Рассогласование в именах собственных ничуть не сбило воодушевление женщины. «Мне бы только автограф… один автограф! Я от него без ума! — тараторила она, пытаясь проскочить заслон растопыренных рук. — За Димой Биланом полгода охотилась, Витаса у писсуара поймала, а этот сам в руки идёт!»  Герман сдался.

Стол значительно оживился. Мухин, отравленный пришедшим в себя материализмом, браво втянул живот и сыпал сальными шутками. Юрий Всеволодович, непрестанно повторяя «Богиня! Богиня!..» рыскал клешнёй под столом в надежде ухватить колено прелестницы. Наконец, завладев костлявым суставом Германа, он принялся его гладить, влажными глазами пожирая единственную в компании женщину.

Под лучами мужских взглядов женщину несло. Она перечислила всех знаменитостей, с которыми имела визуальные контакты. Призналась, что обожает Людвига Ван Шопена, кокетливо сообщила, что её чуть не совратил известный прозаик Модильяни. Герману было дурно. Привыкший заземлять взвинченные нервы за перекуром с добродушной болтушкой на лестничной площадке, он в очередной раз убеждался, что даже самые умные из мужчин становятся полными кретинами, завидев чужую юбку.

— Ой, мальчики, — щебетала соседка, — вы не поверите, я так рада, что живу напротив Германа. Он, хотя и чудак, но гости у него бывают что надо!
— Не было бы вас, красавица, и гостей бы у этого чучела не было! — ворковал взволнованный профессор.
— Какой галантерейный дядечка! — отозвалась польщённая женщина. — Вы мне чем-то напоминаете Аполлинера. Его портрет в разрезе висел в препараторской нашего медицинского колледжа. А ещё, как сейчас помню: сижу на площадке, «Вог» с ментолом курю. Слышу, у Геры дверь хлопнула. Шаги. Лёгкие такие, будто архангел по небу ступает. К лифту подходит, где я на стульчаке́… Оборачивается… Мать честная! Тихон! В сутане, худенький такой, а глаза — добрые-добрые. В телевизоре его видела. Он тогда ещё с Президентом у Владыки «за жисть» говорили. Святой, другого не скажу. Значит продолжаю… Вынул он тогда сигаретку изо рта моего, плюнул на неё, перекрестил меня, пока я утиралась, и сказал так со значением: «Не греши, блудница, у будет тебе Царствие Небесное». Мне потом всю ночь ангелы снились. Летают так важно, как мотыльки у нас на даче… Ещё случай припоминаю. Только страшно будет, вы уж крепитесь. Сижу, как обычно, курю «Муратти» со вкусом вишни. У лифта двери отворяются, и оттуда!..
— «Пятачки?» — предположил Мухин.
— Хуже!
— Неужели «фейсы»?
— Сам Стрелков!
— Игорь Иванович?
— Он самый! И не один…
— С «пятачками»?
— С охраной!… И все — богатыри! По три «Георгия» у кажного! У одного голова бинтована и эти, как его, — нашивки за важность! Как та охрана рявкнула — «Лежать!» — я на мокрое и упала, да ноги от усердия задрала… Я вам так скажу — могучий мужик! Как с былины сполз! А ведь год назад не замечала его. Частил он тогда к соседу. Проходит — «Доброго здоровья, сударыня», уходит — «Честь имею!» А мне он тогда пошто был! Ни поёт, ни пляшет. В телевизоре ни разу не засветился… Он-то что… На яблочный спас генерал к соседу приходил. Я тогда опять с ментолом сидела. Прошёл, скрипучий такой на казённой обуви. Наградами звенел, словно стадо с лугов возвращалось. Взглядом насквозь пронзил. Пронзил, да не заметил. Я его потом часа три караулила в одной ночнушке.

Интимные подробности чудесного рассказа окончательно взвинтили обоих духов. Тяжело дыша, они в голос вызвались помочь в сборке мебели. Было поднялся и профессор, но поперерекавшись с Бровастым, внезапно грузно осел. Когда за добровольцами захлопнулась дверь, Мухин обрёл дар речи.

— Гера, это что? — протягивая на вытянутых руках банковские пачки красных пятитысячных, спросил героический профессор.
— Что-что… Благотворительность! Юрка-то не просто Юрка, а боевой православный олигарх! Бери, пока не одумался.
— Николаич, но ты не поверишь, он эти пачки горстями из своего халата вынимал.
— Из моего…
— Не важно. Это ж какие карманы надо иметь!
— Говорю тебе, забудь! Раскидай пачки по карманам и пулей домой! Избёнку поправишь, жене бриллиантик-другой прикупишь. Старшему сыну — «Ауди», младшему — коняку.
— Что за глупости! Сперва Глазьеву карточные долги отдам, затем статью на важняка таможенного закажу, ночных прицелов прикуплю и…
— Долги сразу никто не отдаёт. Утрётся и частями…
— И то верно! Тогда студию оборудую. Вещать буду. Накуплю камер с софитами, соберу всех патриотов и буду вещать! Ты же знаешь, я рот раскрою — на Лондонской бирже паника. Закрою — РТС падает…
— Знаю-знаю. Беги уже. Не ровен час, мебельщики вернутся.

Мухин буквально растворился, оставив профессорский пирожок на полке в прихожей. «Не вернётся, — подумал Герман, — за эти деньги пирожками Ангару можно перегородить». Сзади неслышно подошёл Влад. Он был мрачен. «Иди за Акимовым. Немедленно! Эта чертовщина не может продолжаться вечно. Мне бы успеть его Трахтенгольду доставить. Звонил ему. Уже места себе не находит, немчура!» «И то верно, — согласился Герман. — Пойду, наверное…»

В дверь позвонили. Герман и лжеучёный одновременно потянули за дверную ручку. По ту сторону яви стоял бровастый дух с заплывшим глазом. В его руках покоилось бездыханное тело Гребенщикова. Его козлиная борода была вырвана с корнем, серьги не было, а с разбитой головы стекал красный ручеёк. «Молотком… сапожным», — пояснил Юрий Всеволодович, передавая тело кудахтающему Владу.

«…Прижали мы её с Акимовым в коридоре. Шутейно, конечно… Тут её мужик в майке вышел. Всё, как по инструкции, молоток принял, а потом молоточком тем… сперва легонько. Когда бороду оторвал, совсем озверел… На меня кинулся… Видишь? — и огорчённый дух указал на окончательно закрывшийся глаз. — Что ж ты про мужика не сказал?» «Откуда мне про него знать, — откликнулся Герман, — она ж разведёнка. Имеет все права. У неё по женской слабости много таких. Не каждый день приходят. Видать, совпало… Мда, не повезло…»

Мимо беседующих представителей яви и нави, грузно ступая, прошествовал Влад, ведя под руку перебинтованного рок-музыканта. «Я тебе ещё это припомню! — прошипел лжеучёный, задержавшись у двери, — А ты, морда бровастая, наколдуй быстро на такси». Юрий Всеволодович покорно достал из халата очередную пачку. «Ещё две давай! — зло скомандовал Влад, — До Нового Года конференцию надо успеть провести». Рассовав семь пачек по карманам, лжеучёный и стонущий Гребенщиков проследовали к лифту.

— Знаешь, Герман, что-то притомился я у вас, — молвил одинокий дух, — Может, к нам слетаем?
— Нет уж нет! До срока к вам ни ногой!
— А если с обратным билетом?
— Не врёшь?
— Без базара!

========================
Продолжение следует

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив