Растерянность.
storm100 — 03.09.2019 Заметки социологаВладимир Путин, Игорь Сечин и Сергей Чемезов
Станислав Красильников / ТАСС
Всегда полезно поймать ключевую психологическую характеристику времени. Для текущей общественной ситуации растерянность – наиболее подходящее слово
Растерянность наступает не тогда, когда будущее непонятно – оно непонятно почти всегда. Растерянность наступает, когда непонятно настоящее. Верным индикатором такого момента служит нарастание хаотичности в сигналах, поступающих от групп, которые принято называть элитами.
Например, фразу Владимира Путина о том, что закон должны соблюдать все стороны – и протестные группы, и силовики, – можно расценивать как абсолютно нейтральную, формальную. Но в обществе, которое находится в подвешенном состоянии, не бывает нейтральных фраз. Любая из них обрастает повышенными символическими трактовками. И поэтому начинается борьба трактовок: то ли это сдерживающий сигнал в отношении силового блока, то ли просто стилистическое закругление, оптимальное в разговоре с зарубежной аудиторией.
Как возникает растерянность? Вначале сквозит ощущение, что есть какие-то проблемы со взятым курсом. Проблемы не в том даже, что курс проложен не туда, но в том, что его нет совсем, а есть лишь спонтанные реакции. Отсюда родилась пресловутая дискуссия об «образе будущего», хотя в реальности образ будущего всегда входит в структуру образа настоящего, о котором говорить открыто не решались. Следующее подозрение: если с курсом сложность, все ли в порядке с командой? Вернее, можно ли говорить о команде в принципе, или внутри нее есть просто набор автономных элементов?
У различных общественно активных групп – и оппозиционных, и лоялистских – сложилось стойкое понимание, что какого-либо единого проектного центра, который работал бы с темой протеста, просто нет. А те, кто за эту область отвечает секторально, по-разному оценивают ситуацию и в горизонте тактики, и в горизонте стратегических последствий – при отсутствии четкой модерации и единой ценностной системы координат. Будто что-то треснуло внутри. Но протесты – это только часть общей картины десакрализации власти.
Фабрика расследований и внутренний компас
Какое-то время считалось, что общественная иерархия – это иерархия посвящения в сакральные уровни власти. Наверху этой пирамиды находятся те, кто знает и контролирует практически все. Сейчас произошло то, что Макс Вебер называл «расколдованием». В широких слоях стало муссироваться предположение, что и наверху контроль за чем-то важным потерян, какого-то принципиального знания уже не достает, хотя бы о тех, кто рядом с этим верхом. В управленческой иерархии появляются автономные элементы, которые играют по своей логике и создают собственный резонанс. Как в деле Голунова, обывателю приходится принять, что система расслаивается, одни ее части начинают аннигилировать остальные, в целом вся машина вдруг останавливается, буксует и не знает, как ей реагировать, потом мучительно, задним ходом, начинает выбираться из сложившейся ситуации.
С 2014 года происходила адаптация страны к условиям неопределенности во внешнем контуре. Но теперь более туманной стала внутренняя среда. Абсолютно неясна ситуация после 2024 года, что уже срезает для ресурсных игроков возможность стратегического планирования. Непонятно, что делать с громадными объемами компромата, который стал вываливаться на различных представителей истеблишмента. Элите хотелось бы выработать что-то вроде специального гормона, который позволяет не замечать заработавшую фабрику расследований, как бы проходить мимо. Но и здесь все сложно – кто реальный источник вбросов? Вдруг это те самые аккуратные люди с небольшой, в общем-то, зарплатой, которые совсем не настроены на забвение?
Однако если говорить об общем психологическом фоне момента, он выходит за рамки истеблишмента. Оппозиция растеряна не меньше – у нее нет плана и понимания, что делать дальше. По сути, оппозиция переносит на себя практически всю проблематику самой власти. Растеряны и бизнес, и обыватель.
Беспомощно вертится стрелка внутреннего компаса гражданина. Брать или не брать кредиты? Уезжать или оставаться? В рублях или в долларах? Кому верить? Радиация есть или радиации нет? Леса горят – это нормально или срочно надо тушить? SSJ – им еще можно летать или береженого Бог бережет? Митинги – хорошо или плохо? Собянин украсил Москву или там воруют на граните? Коррумпировано уже все или только часть? Навальный – агент Госдепа, изобретение спецслужб или реальный оппозиционер? Зеленский – образец нового политика или враг России? Граждане тонут в мучительной рефлексии, и нет никого, кто взялся бы с признанным моральным авторитетом все разложить по полочкам их ума, находя каждому смыслу комфортные позиции. Льва Толстого своего или, на худой конец, Горького.
Не стоит, кстати, в анализе причин этого состояния выносить за скобки техногенные ситуации. Общественное сознание едино, оно все сваливает в одну общую кучу под названием «картина мира». Картина эта плохо структурирована, и различные информационные интервенции не распределяются там по отдельным секторам. Никто толком, правда, эту смесь не разгребает в российской социологии, наоборот, в ней преобладает тяга к классификациям. Но в реальности мы понимаем, что факторы из разных областей усиливают или ослабляют друг друга. За счет этого происходит внутренняя политизация неполитических по своей сущности явлений – например, экологических или технологических инцидентов.
Человек в такой ситуации, как говорил один русский философ, похож на мастера, который залез по высокой лестнице что-то починить и вдруг забыл, зачем он там оказался: он беспомощно вертит кругом головой и рассматривает инструменты. Зачем-то и правда мы здесь оказались, но непонятно, зачем.
О чем тревожится Сергей Чемезов
Не менее интересный индикатор – бизнес. То, что крупный бизнес в России плотно интегрирован в политическую повестку, а значит, вбирает в себя состояние, которое доминирует в этой повестке, очевидно. Причин для этого много, они в целом понятны: высокий уровень концентрации капитала, обстоятельства происхождения собственности, роль государства. Но, так или иначе, поведение российских предпринимателей – это отчасти область симптоматики.
Поэтому в общем-то довольно осторожное, совсем не яркое высказывание Сергея Чемезова в интервью РБК вызвало такую волну обсуждений в политологической среде. «Если уже он сказал про ощущение некоторого тупика, то, глядишь, Игорь Сечин скоро что-то скажет про необходимость консенсуса и диалога сторон», – родилась мысль на волне этих обсуждений.
Собственно, все сообщение главы «Ростеха» состоит из трех пунктов: 1) люди раздражены; 2) нужна оппозиция; 3) без оппозиции наступит застой. В тексте также указано, что оппозиция нужна не какая-нибудь, а «здравая» (тем самым признается, что здравой оппозиции у нас нет, включая, очевидно, ГД РФ). Но и не надо особо обольщаться по поводу ее роли. Задача такой оппозиции, поясняет автор, быть «альтернативной силой, которая что-то подсказывает и дает сигналы в ту или иную сторону». Иными словами, служит неким консультантом, который не включен в распределение ресурсов и именно поэтому может посмотреть на ситуацию со стороны.
Такая несколько спутанная фраза интересна не только тем, что ее произносит предприниматель «путинского круга», но и ее специфичным построением. В своей диагностике Чемезов воспроизводит выражение раннегорбачевской эпохи – «застой» как возможность сохранения статус-кво – понятие не только экономическое, но нагруженное массой других коннотаций. Застоявшейся воде противостоит понятие потока, движения. Потоку присущ вектор и цель. Застой – неопределенность: мы здесь застоялись, но не известно, куда идти дальше, а ноги уже ноют.
Из логики психоанализа понятно, что когда Чемезов говорит об угрозе застоя – именно постольку, поскольку говорит именно он, а не кто-то другой, не либеральный экономист, например, – застой уже наступил. Фраза о его угрозе как вероятном будущем – это камуфлирование факта за фигурой речи. И ему наверняка также очевидно, что никакой «здравой оппозиции», которую вдруг начнет слушать власть, в России никогда не будет, как не было до сих пор. Поэтому Чемезов растерян не меньше простого обывателя, как бы уверенно ни выглядел. Обыватель не знает, что делать сегодня с ипотекой, а крупный бизнесмен, миллиардер не понимает, что делать со своими капиталами и что вообще случится через 3–4 года.
Такое состояние открывает пространство возможности для того, чтобы в него вдруг вступил человек, который скажет: «Я знаю, как надо». И может случиться, что этот голос, сильный, отчетливый, прозвучит так уверенно, что ему сразу все поверят. В этом, пожалуй, наибольший риск. Как писал подзабытый Александр Галич, «не бойтесь хвалы, не бойтесь золы, не бойтесь пекла и ада, а бойтесь единственно только того, кто скажет: “Я знаю, как надо”».
Алексей Фирсов
Глава центра социального проектирования «Платформа»
26 АВГУСТА 2019
|
</> |