"Расхламление", советская часть
e_mir — 19.08.2025
Писана эта серия заметок на протяжении второго года большой войны, что очень заметно в акцентах и выводах. Она довольно длинная, и мне пришлось разбить ее пополам чтоб не упереться в жж-шный лимит публикаций.
1975
Я хочу почистить сознание от некоторых давно валяющихся там непроговариваемых мыслей. Их давно нужно было уже сказать и поставить в этом точку. Это будет серия о том как я вижу истоки происходящего и попытка понять как я (и не только я) оказался там где есть сейчас.
Когда я писал цикл про личное преломление еврейской истории, я уже сталкивался с проблемой выбора начальной даты. Тогда, чтоб корректно начать рассказывать о своих родителях и себе, мне пришлось взять в качестве отправной точки правление прогрессивного польского короля Казимира.
Сейчас я решил сделать проще – пусть стартовой чертой станет дата моего рождения. 1975-ый год это удобная отправная точка – до конца советского союза остается чуть больше 15 лет, а до конца века – 25. Многое из того что произошло в этот год или рядом с ним – определило привычный нам образ советского и постсоветского мира.
Так вот, зима года 1975-ого. Самый разгар брежневской эпохи, СССР выглядит безусловно бесконечным (хотя книга Амальрика о конце союза в 1984-ом уже написана, автор посажен на три года, просидел шесть и на следующий год уедет из СССР). Примерно это время считают началом явственного застоя в советской экономике и общественной жизни.
Темпы экономического роста так серьезно упали, а дефицит самых массовых продуктов проявился так ярко, что это нельзя замаскировать уже даже привычным советским враньем об успехах.
Советская цензура, которая очень тщательно мониторила и дозировала негативную информацию – разрешает говорить о дефиците. Знаменитый монолог Аркадия Райкина (автор – Михаил Жванецкий) про дефицит вышел на телеэкраны как раз в 1974-ом, в телефильме “Люди и манекены” (Вот эта реприза – https://www.youtube.com/watch?v=M5n8jsz0Oy8).
Да, я помню все меры предосторожности, которые авторы навертели в этой репризе (“восточный человек”, то что дело происходит в самолете где главный герой явно сидит в советском подобии “бизнес-класса”) – но факт остается фактом.
Но сам дефицит как явление был гораздо сложнее того чем он воспринимается сейчас.
Советская управляемая экономика, попав в кризис, выходила из него за счет ухудшения качества жизни для граждан. Но это самое ухудшение происходило вовсе не равномерно и даже не автоматически, это было вполне рукотворное явление. Закат солнца вручную.
Говоря проще – заработанные в Москве 120 рублей зарплаты были гораздо более полновесными, чем те же 120 рублей, полученные в Харькове. Просто потому что для того чтоб их потратить – нужен был еще и товар, который можно будет без блата купить в магазине хотя бы и со стоянием в очереди. А это в 1975-ом было уже скорее мечтой, чем реальностью.
Причем жители Харькова с его военными заводами и миллионом населения – тоже были в довольно привилегированном положении.
Небольшие города без значимой промышленности снабжались по совсем скудному разряду. И это я еще не говорю про сельскую местность, огромный процент жителей которой жил в натуральном хозяйстве. Вон, в том же 1975-ом колхозники только начали получать общегражданские паспорта (https://babel.ua/ru/texts/34878-sorok-pyat-let-nazad-krestyane-v-sssr-vpervye-poluchili-pasporta-do-etogo-oni-bolshe-50-let-byli-krepostnymi-pri-kolhozah-kak-eto-bylo-mnogo-arhivnyh-foto), а следовательно – относительную свободу перемещения по стране.
И теперь к основной мысли, той самой, которая долго крутится в голове, но остается непроговоренной.
Вот этот разрыв в качестве жизни между селом и городом, провинцией и москвой – порождал эффект пылесоса, вытягивающего талантливых и умелых людей из задворков советской империи и нагнетавший их в москву.
Вещевой дефицит был далеко не самым страшным явлением, а вот дефицит человеческих ресурсов – уничтожал перспективы провинций советской империи, медленно лишал будущего тех, кто продолжал жить в “национальных республиках”. У этого эффекта оказался чрезвычайно длинный временной “хвост”, протянувшийся, наверное, аж до начальных годов 21-го века.
И у этого явления были очень, очень глубокие последствия на уровне общественного сознания оставшихся и переехавших. Но об этом я буду говорить в продолжении истории.
1977
В прошлом расхламлении я так порывисто оборвал мысль, что вот приходится писать дополнение.
Конечно, у миграции жителей СССР в города и столицы больше одной причины, это не только дефицит товаров и разница в качестве жизни виноваты. Но было нечто безусловно объединявшее всех желающих переехать. И это, будете смеяться, был еще один дефицит – великий и могучий дефицит жилья.
“Квартирный вопрос” был не какой-то частной проблемой одной советской семьи. Проблема была системной, накрепко связанной с идеологией ускоренной индустриализации и урбанизации. Советские города, как пылесосы, втягивали сельское население, будучи при этом не готовы его принять.
Да что говорить, московское население за двадцатый век выросло в восемь раз. Харьковское примерно в такой же степени. Советская власть очень гордилась этим вот увеличением числа городских жителей, а также появлением новых городов – но у этого всего была обратная сторона – жуткие жилищные условия, которые начали как-то улучшаться только после начала сверхмассового строительства “хрущовок”.
В результате всего этого советское законодательство о праве на жилье было чрезвычайно суровым. Жилье получали во временное, хоть и бессрочное пользование. И тогдашняя прописка – была как раз указанием на то, где и какое жилье ты получил. И второго у тебя быть не могло. И жить полагалось именно по месту прописки, иное было вполне незаконно.
Огромный процент внутренней миграции вообще осуществлялся без особого желания и спроса, советские власти не ждали милости от природы.
- Распределение после институтов
- Советские крестьяне, готовые от бесправия и полуголодного существования бежать на любой индустриальный гигант куда укажут власти
- Офицеры, которых тасовали по всей стране раз в два-три года.
Cамостоятельный же переезд в центральный или даже столичный город был серьезнейшим жизненным выбором и очень непростым предприятием, которое по своим затратам и сложности можно сравнить с тем что сейчас испытывают семьи, собирающиеся переезжать навсегда в другую страну.
Именно поэтому множество переселенцев в столицу демонстрировали классический эмигрантский синдром. Тот самый который “я приехал из ада и дерьма, мне нечего вспомнить хорошего”. Это вполне понятная схема стимуляции себя к тяжелому шагу и борьба с неуверенностью в правильности выбора. В конце-концов такой переезд стоил человеку весьма дорого.
Показное презрение к месту, откуда свежий москвич приезжал в столицу – постепенно превращалось в “общее мнение”, которое принято было поддерживать.
Все это сформировало у жителей метрополии привычку к двум взаимоисключающим вещам – уверенности что он все отлично знает о провинции (вон, оттуда приехал и тот и этот, и все говорят одно…), и презрительное нежелание выходить за рамки своих представлений о столь ничтожном предмете.
Москвич, несколько раз побывавший в Крыму, был уверен что он все знает о том как живет Крым и Украина в целом. Потому что чего там знать-то, тоже мне, провинция неумытая.
Результат этого умонастроения мы увидели год назад.
1985
Сейчас российская медиасфера полна разговоров про “народную” или даже “священную” войну, которая позволит россии начать “воевать по-настоящему”, потому что ярость благородная, все в этом роде.
На мой взгляд – ничего не выйдет, как и с остальными российскими планами резкого превращения неудачной войны в удачную.
Причины две, и обе к несчастью совершенно объективные.
Первая – оба раза, которые вспоминаются при использовании определения “народная война”, военные действия были оборонительными. Войска Гитлера и Наполеона были всамделишными захватчиками, а не выдутым пропагандой мыльным пузырем. Ни афганская война, ни финская, ни кампании по разделу и оккупации Польши – даже самые распатриотичные историки народной войной не назовут.
Вторая причина – менее очевидная. Причина в чрезвычайно высокой атомизации российского общества. Народная война, желание “положить душу за други своя” – не просто ультимативное проявление патриотизма, а во многом результат плотных горизонтальных связей в обществе. Большие семьи, где младшие братья идут на войну мстить за погибшего брата или отца, деревенская или церковная община, дворы где все всех знают – где это все в современной россии? Нет, наверное есть места где это сохранилось, но далеко не в индустриальном количестве.
Я не напрасно поставил в дату расхламления 1985-ый год. Это был разгар афганской, чрезвычайно для советского режима проигрышной войны. Все телодвижения, которые сейчас делает российская пропаганда – выполнялись вполне исправно.
Рассказывали о героизме воинов-интернационалистов, помогающих афганскому народу, во всех школах исправно стояла наглядная агитация, демонстрирующая единственно возможную точку зрения. Закона о дискредитации армии тогда не было, но справлялись и без него – диссиденты сидели по тюрьмам, а диктора иновещания Владимира Данчева, позволившего себе говорить о реальном положении дел на той войне – тут же засунули в психушку.
То есть все трюки, которые крутит современная пропаганда – применялись и тогда. Но война в Афганистане становилась все менее популярной, разговоры о том что ее нужно прекращать к середине 80-ых велись во всех слоях советского общества.
Не получилось тогда сделать интервенцию популярной, не получиться сейчас сделать популярной эту безумную военную авантюру.
P.S. Мне тут подкинули отличный вопрос – а как же вышло что для Украины война стала народной. “Ведь у вас там тоже нет больших патриархальных семей, чтоб мстить за братьев?”.
Вот примерно этим, дорогие мои вопрошатели, нынешнее вторжение российских войск и отличается от событий 2014-го. Тогда, благодаря всеобщему замешательству и гибридности – война все-таки осталась локальной кровавой раной в боку Украины.
Но в этот раз все по-другому.
Обстрелы всех крупных городов, планы убить инфраструктуру, попытка захватить столицу, угрозы ядерным оружием – все это создало совершенно непривычную и неожиданную сплоченность. Она не плакатная, нарисованная в три краски, и не абсолютная – но она реальна.
1991
Я понял что уж очень неторопливо продвигаюсь к дню сегодняшнему, попробую ускориться.
Когда СССР приказал долго жить – к этому никто не был готов.
Не были готовы советские элиты, не были готовы граждане, вон, американский президент к этому тоже не был готов и в начале того самого августа приезжал в Киев рассказывать депутатам Рады почему не надо выходить из СССР.
Когда я говорю что советские граждане были не готовы – я не имею в виду что нужно было, согласно пожеланиям Буша-старшего, сохранять СССР и дальше. Нет, просто внутри страны было минимальное число людей, представляющих как жить дальше, без плановой экономики, компартии, диктата центра и всего остального, с чем поставлялся советский режим. И эта неготовность очень сильно повлияла на то как именно развивались события.
Всеобщее замешательство было так велико, что Москва отпустила республики мирно без борьбы (Югославия в похожих обстоятельствах практически сразу погрузилась в конфликт). Война за нашу независимость оказалась отложенной на два десятка лет, с переходом в открытую попытку реставрации СССР аж на четвертом десятке с момента распада.
Хаос в массовом сознании стал замечательным перегноем для диких представлений о тех годах и распаде СССР. Потом все эти сорняки сами стали комбикормом для тараканов российской милитаристской пропаганды.
Среди этого перегноя была, скажем, уверенность в том что советские республики просто “вышли из СССР”, а россия там осталась. Или что СССР и был россией, и оттуда, из россии, все и выходили. Или СССР даже и не распадался, а существует до сих пор.
Или вот, одно из моих любимых – что СССР мол подарил новым государствам не только независимость, но еще и оставил *свои* шахты, заводы, больницы и школы, и что это нужно вспоминать с благодарностью.
Нет, не нужно.
Для начала пару слов о материальном – СССР создавал свою индустрию и строил школы с больницами не из-за того что в будущем предполагал это кому-то передавать. Все это была экономическая машина, предназначенная для достижения идеологических целей.
После исчезновения СССР эта машина была разобрана на куски по территориальному признаку, что было, разумеется, несправедливо, но никакого другого способа деления собственности в те годы придумать и осуществить было нельзя.
На мой взгляд важнее вспомнить то что советский союз оставил после себя нематериального.
Например, кровавая чертовщина между Арменией и Азербайджаном в том виде в котором мы ее знаем – в чистом виде функция советской национальной политики на Кавказе. Это то что эти страны получили в наследство от усопшего союза и это то что во многом определяло их жизнь на протяжении трех десятков лет.
Или скажем вот что – украинское отделение компартии в советское время считалась много более консервативной, чем московское. Почему?
Ну так опять та же самая национальная политика. Партийный чиновник-москвич мог в советское время себе позволить чуть больше либеральности чем его коллега из Киева, над котором все время висело подозрение в нелояльности и в потенциальном национализме. Шел непрерывный отрицательный отбор от талантливых к послушным и предсказуемым. И у нас он был сильнее и разрушительнее, чем в центре.
И этих людей во власти мы получили в наследство после исчезновения СССР. Именно они были министрами, директорами и деканами ВУЗов. Необходимые реформы долгие годы стояли на паузе. И только через лет 10-15 они начали уходить из основной когорты управленцев.
И это я сознательно беру одну очень вегетарианскую тему, связанную только с подавлением инакомыслия, но не прямого людоедства, которого полно в истории СССР.
Окончание уже завтра.
|
|
</> |
Важное значение образования для развития инклюзивного спорта
Ну чо там?
Большевики в 1917 и сейчас
Гитлеровцы обнаружили артефакты древней цивилизации в Антарктиде?
Меч-самотык
Атака на эсминец УРО «Антрим»
Новая обложка сообщества #10
Дань октябрю

