РАДИКАЛЬНАЯ КОНСОЛИДАЦИЯ

markshat — 09.03.2025

В какой-то момент либералистское (либеральное формально) меньшинство отказалось от компромиссов. Это случилось где-то, начиная с президентства Обамы, и достигло своего апогея при Байдене.

Отказ от компромиссов – это естественное следствие радикальной консолидации. Произошла именно радикальная консолидация либералистского меньшинства во всех странах Запада. В результате чего возобладала формула «кто не с нами, тот против нас».

Радикальная консолидация – это максимальное проявление силы, на которое только способны консолидирующиеся. И в то же время это та сила, которой они ограничены. Больше сил у них нет. И если этих сил недостаточно, чтобы удержать ситуацию в своих интересах, это начало слабости.

Консолидировавшиеся либералисты со всей силой обрушилось на едва обозначившую своё лидерство в несогласии с их радикализмом Россию. Но ситуация стала разворачиваться не в их пользу.

Противостоящая им Россия ни только не прогнулась и не обрушилась, а сама способствовала консолидации противостоящих либералистскому меньшинству сил. И ни только у себя, но и в странах самого Запада.

Консолидировались обычно дремлющие гораздо хуже способные на консолидацию силы аутсайдерского большинства. Его надо долго раскачивать. И ничто не способствует этому эффективней, чем радикальная консолидация меньшинства.

У власти всегда находится меньшинство. И происходит это в силу того, что меньшинство всегда гораздо эффективнее способно на консолидацию. Всегда правит круговая порука. И круговая порука имеет смысл только для меньшинства. Если пытаться распространить её на большинство, она теряет смысл.

Богатым и преуспевающим может быть только меньшинство. Если пытаться растянуть богатство и преуспеяние на большинство, они перестанут быть богатством и преуспеянием. Не могут быть все богатыми и преуспевающими. Как и не могут быть все бедными и нуждающимися.

Но чтобы осуществлять власть меньшинства, необходимо выдавать желаемое за действительное. Необходимо позиционировать функционирование властного меньшинства как несомненное благо для большинства.

Ничего, что на депрессивной периферии самых благополучных стран всегда всё совсем не так уж благополучно. На протяжении довольно длительного времени мнением большинства удаётся манипулировать. Для этого задействуется пропаганда и всевозможные политические ритуалы, главный из которых, конечно же, общенациональные выборы.

Но рано или поздно пропаганда и политические ритуалы начинают пробуксовывать. Вроде бы вчера вы проводили выборы и с их результатами были все согласны, даже те, кто голосовал «против». А сегодня голосовавшие «против» начинают консолидироваться и ставить под сомнение объективный характер выборов.

Подсчёт голосов всегда неочевиден. И не в подсчёте дело. Цифры ничего не значат. Они всего лишь отражают уровень консолидации победивших.

Если у вас есть пару партий, поочерёдно делящих между собой власть, победа той или иной определяется мерой усталости. Устали от одной, она передаёт власть другой. Через некоторое время устанут и от этой, она вернёт власть предыдущей. А потом опять наступит время передать власть другой.

Этот нехитрый политический механизм изобретён ещё при абсолютизме. От тори власть переходила вигам, через некоторое время от вигов возвращалась к тори. И потом снова и снова. Этот механизм настолько эффективно работал, что его впоследствии переняли республики.

Но и этот механизм начал пробуксовывать по мере своего распространения. Чем больше стран стали его использовать, тем очевиднее становился его спекулятивный характер. Прежде сам этот механизм воспринимался как достижение. Он получил название «демократия» и возводил себя к выборным процедурам древних Афин, хотя на практике довольно сильно отличался от них.

Этот механизм воспринимался как благоприобретённое достижение в сравнении с другими странами, где он не практиковался. После Первой мировой войны в результате падения империй он стал доминирующим в западном мире. Тогда как на востоке распространялся тоталитаризм.

Этот контраст ещё почти на век продлил пропагандистскую эффективность демократических процедур. За его счет западным элитам удавалось достаточно упешно консолидировать своё население. Мало кому хотелось жить в атмосфере тотального подавления властью и идеологией.

За счёт контраста между лагерями демократий и тоталитарий желаемое с успехом выдавалось за действительное. Благосостояние провозглашалось следствием демократических процедур, а не возможность демократических процедур – следствием благосостояния. На этом мировоззрении зиждился либерализм, постепенно ставший идеей фикс демократий.

Тогда как на Востоке в результате двух мировых войн радикальные социальные преобразования в ряде стран так или иначе сначала разрушили их благосостояние, а уж потом превратили в тоталитарии. И вплоть до 80-х годов ХХ века они так и не смогли наладить свои экономики и достичь сопоставимого с западным благосостояния по той простой причине, что экономики затачивались не под благосостояние, а под потребность сохранения тоталитарного контроля.

Всё изменилось, когда разрыв в благосостоянии между тоталитариями и демократиям стал чудовищным. Препятствуя эффективному развитию своих экономик, тоталитарии впали в несусветную нищету и производственный паралич. Стало очевидно, что для выправления этой деформации необходимо понижение контроля за экономической деятельностью.

В результате начавшихся преобразований тоталитаризм в России вовсе снесли, а в Китае успешно адаптировали к новому состоянию экономики. И по мере трансформации экономики разными путями бывшие тоталитарии трансформировались в автократии.

В ввергнутой в либеральный хаос России сложилось нечто наподобие экзистенциальных весов, чаши которых раскачивались под тяжестью прозападного либералистского мировоззрения, с одной стороны, и государственнической целесообразности, с другой. И Россия долго пыталась сохранить равновесие между тем и этим.

Но послабление контроля за экономиками в бывших тоталитариях, ставших автократиями, быстро стирало разницу в благосостоянии между ними и демократиями. Благосостояние больше не было козырем демократий. И демократиям требовались новые козыри для обоснования своей ведущей роли в мировой политике.

Лишившись экономических преимуществ, они прибегли к идеологическим. Совсем как когда-то возникшие на руинах своих экономик тоталитарии.

Идеологические инструменты манипуляции общественным мнением всегда нацелены на усиление консолидации как манипулирующих, так и манипулируемых. Идеология в чистом виде – это и есть выдавать желаемое за действительное. А это невозможно без радикальной консолидации.

Требование радикальной консолидации всего общества было прежде отличительной чертой преимущественно тоталитарий. Все, как один, должны были поддерживать политику партии и правительства, что до сих пор можно наблюдать в Северной Корее. Но теперь с большим удивлением это же можно наблюдать и в западных демократиях. Там оно приобретает не менее уродливые черты.

У радикализировавшихся демократий сам по себе рост благосостояния в авторитарных странах не вызывал особого сопротивления. Они даже способствовали этому. Они испытывали застарелое чувство вины или, точнее, страх расплаты за своё колонизаторское прошлое, за геноцид африканцев, холокост евреев, полицейское преследование гомосексуалистов, за эксплуатацию женщин и детей на фабриках в нищих азиатских странах.

Суть возникшей у западных демократий проблемы состояла в другом. Способность автократий конкурировать в благосостоянии с демократиями подрывал само укоренившееся ошибочное представление о демократических процедурах как об основе благосостояния. Оказалось, и автократии могут быть экономически успешными и составлять конкуренцию экономике демократий.

Кроме того, возрастающее благосостояние автократий подрывало конкурентное преимущество самих демократий и как следствие их благосостояние. Они столкнулись с проблемами возрастающей бедности и маргинализации в своих собственных странах. У них в распоряжении больше не было субстантивного экономического преимущества.

Это-то обстоятельство и потребовало крайней радикализации либералистских элит. А из этой крайней радикализации, в свою очередь, следовало крайнее идеологическое искажение реальности. И когда на теперь уже давней Мюнхенской конференции Путин выступил с требованием восстановления субстантивной интерпретации реальности, он стал абсолютным врагом либералистов всех мастей.

Вот почему либералистское лобби максимально консолидировалось и повело войну на уничтожение против посмевшего противостоять им Путина. Но в результате в самом западном мире произошёл фатальный разрыв между либералистским меньшинством и аутсайдерским большинством, для которого была невыносима радикализировавшаяся либералистская идеология.

Большинство всё больше ощущало необходимость возврата к субстантивному восприятию реальности. Но именно радикальная консолидация либералистских западных элит, в свою очередь, консолидировала эти дремавшие силы большинства, а совсем не Путин и крайне далекая от всемогущества «путинская пропаганда».

Путин даже не столь прямолинейно стремился обрушить этот консолидировашийся либералистский фронт. Он сам поначалу заседал в Большой восьмерке и упорно называл себя либералом. Но он никогда не был идеологическим либералом, т.е. либералистом. И в конце концов либералисты оттолкнули его и вместе с ним всех, кто не хотел слепо следовать их идеологическим лекалам.

Тогда у Путина хватило сил и решимости поставить на тектонические социальные процессы, которые шли сами собой. И эти процессы привели к тому, что в эпицентре либералистского мира его радикализацией была вызвана консолидация воспротивившегося им аутсайдерского большинства, и Трамп был избран на второй срок с сокрушительным преимуществом.

Путину необходимо было выстоять в атаке на него единого либералистского фронта и дождаться, когда этот фронт рухнет. И он выстоял и дождался. Но разрушил либералистский фронт не Путин. Радикализировавшийся либералистский фронт разрушил сам себя. О чем и сказал в своей речи на последней Мюнхенской конференции вице-президент Джей Ди Венс. Вот цена радикальной консолидации и неспособности искать компромиссы.

Это не значит, что либералистское лобби могло не консолидироваться и не вызвать тем самым консолидацию несогласного с ним аутсайдерского большинства. Это процессы, которые никто не способен контролировать. Но преуспевает тот, кто понимает их неконтролируемый характер и их логистическую конструкцию. Истерика Зеленского в овальном кабинете Белого дома – это истерика либералистского лобби, вызванного невосприимчивостью неотвратимой действительности.

Оставить комментарий

Популярные посты:

scribonianus

Промышленное оборудование

sapojnik

ПТСР после ВОВ легче, чем после СВО?

irindia20

Полезные советы к празднику.

swamp_lynx

«Настоящее, пагубное зло проникает из большого города»

pro100_mica

Фотограф дня Евгений Халдей

big_blue_heron

Забавное

ninaofterdingen

Привет из Крыма

grazdano4ka

«Это новая подруга тебя испортила!» – страдают близкие

abrod

Поразительное фото

• Архив