Психолог Борис Мединский: «Господи, иногда я счастлив, что живу в России»

lj_telegram — 23.11.2020

Редакция ЖЖ поговорила с психологом Борисом Мединским borismedinskiy о том, как советский опыт повлиял на нашу неполноценность, почему сегодняшнее общество готово к травле и зачем мы придумываем себе врагов. 

«Врачу, исцелися сам»

— Мой знакомый психолог сказал мне, что психологами становятся либо из чувства вины, либо, чтобы помочь себе. Это правда? Почему вы выбрали психологию?

— Да, ваш знакомый во многом прав. Я не очень верю в то, что можно стать хорошим психологом, не имея собственного опыта страдания, хотя... Моя любимая присказка — «всё индивидуально». Думаю, что подавляющее большинство психологов пошли в психологию для облегчения собственных страданий и решения собственных проблем. И это хорошо. Только консультировать людей надо только после того, как это страдание было успешно преодолено. Как говорится, «врачу, исцелися сам». Я пошёл в психологию уже в достаточно сознательном возрасте, чтобы точно знать — это моё, мне это нравится, я хочу этим заниматься.

— Есть ли карьерная лестница у психологов? Как понять, что тот психолог, которого я выбираю, действительно, хороший специалист?

— О, думаю, что толком нет. У психологов в этом отношении как с деятелями искусства — карьера исключительно горизонтальная, завязанная на репутации, достижениях, рекламе и т.д. Успешность психолога как частного консультанта во многом зависит от сарафанного радио, от известности, от распиаренности. Некоторые коллекционируют сертификаты и отзывы клиентов... Наверно, это правильно, но лично мне это настолько неинтересно, что даже думать об этом скучно. Я лучше подумаю над тем, какую мысль буду развивать, что буду писать. Свою группу в ВК я создавал как склад текстов, как реклама она сработала только спустя примерно два года после создания. Это был приятный побочный эффект.

Как понять — хороший ли специалист... Не знаю. Наверно только сарафанное радио, личный контакт. У психологов же нет разрядов, как у слесарей. Никакие дипломы не смогут вам гарантировать, что это ваш психолог, ваш специалист. В этом деле же очень важен личный контакт, индивидуальные особенности. По идее, каждый психолог может работать со своим спектром пациентов. К примеру, вряд ли милая и очень правильная сударыня будет хорошим специалистом для закомплексованного паренька лет 13-ти — не в обиду сударыне! Но пареньку нужен старший товарищ, а не материнская фигура. Это я намеренно выбрал самый показательный пример, обычно всё бывает куда тоньше, на индивидуальных особенностях как пациента, так и психолога. Мне в плане поисков своих клиентов проще – люди читают мои статьи и понимают — я могу быть ИХ психологом. Они уже представляют меня, заочно знакомы со мной и если изложенные в статьях мысли им близки, то они уже знают, к кому обращаются.

У психологов нет разрядов, как у слесарей

— Смотрели ли вы интервью с Лабковским, и знаете ли вы его методы работы? Согласны ли с ними?

— Да, смотрел, читал и написал по этому поводу заметку. Знаю его методы, его шесть правил, которые были распиарены соцсетями. Лабковского я считаю гением упрощения, а так же очень харизматичным и уверенным человеком. Он подкупает своей формулой «делай то, что хочется» — все же так хотят. Формула эта хорошо работает как реклама. Другое дело, что он мало говорит о том, что такое «хочется». Что есть желание, любовь, в чём её отличие от зависимости. А если и говорит, то настолько просто, что получается выхолощенный, почти софистический ответ, который не каждому подойдёт. Однако всё индивидуально и ряду людей такой метод будет полезен. Чтобы всё упростить и оставить перед самым базовым и простым выбором — изменение ситуации или изменение отношения к ней. Да, иногда это оправдано. Я всегда с удовольствием слушаю Лабковского — и часто с ним не согласен категорически.

— Что вы имеете в виду, когда называете себя психологом и философом? Это особенность вашего подхода?

— Ну, формально я себя философом не называю, у меня психологическое образование. Но, с другой стороны, каждый мыслящий человек в той или иной степени является философом. Поэтому я это и имею в виду. Один мой преподаватель как-то сказал, что психология без философии ничего не стоит. Возможно, что это заявление слишком радикально, но действительно — без философии психология — это просто инструментарий. Впрочем, философия имеет место быть в любой гуманитарной науке. Да и не только гуманитарной, конечно, но в гуманитарной особенно! Потому что гуманитарная наука — это наука о человеке, и без социальной философии и философской антропологии тут никак. Что есть человек? Это чисто философский вопрос и каждый психолог должен — хотя бы самому себе — ответить на него. В моих статьях я часто пишу на эти темы, поэтому с полным основанием могу сказать, что я занимаюсь как психологией, так и философией.
Ещё философия нужна как способ психологической работы — в первую очередь в таком деле, как экзистенциальная психология. Так что грань между психологическим воздействием и философскими размышлениями порой совершенно условная.

— Очень всегда просто сказать психологу «Вы так говорите, потому что я вам заплатил». Как преодолевается эта ситуация в работе?

— Есть вещи, которые делаются только самим человеком. Например, картину мира я человеку, по сути, даже разрушить не могу. Потому что картину мира человек устраивает в своей психике самостоятельно и самостоятельно разрушает. Разумеется, на него действуют какие-то доводы, какие-то примеры, информация, но в конечном счёте формирует новую картину мира и разрушает старую человек сам. Я ни за какие деньги не могу влезть в душу другому человеку, никто не сможет. Даже самый гениальный психолог даже за самые огромные деньги не сможет залезть в душу человека, что-то там поделать и человек бух и другой. Был неуверенный — стал уверенный. Был глупый — стал умный. Это невозможно. Психолог может дать объяснения, для чего нужна внутренняя работа, может дать указания — что конкретно делать, может дать мотивацию, потому что приходит человек и говорит, что не видит мотивации жить. Психолог может поговорить на эту тему. В данном случае будет экзистенциальная психология, как раз тот момент, где грань между психологией и философствованием стирается. Да, психолог в этом отношении может помочь, но он только направляет человека. Всю душевную работу человек делает сам. 

«Специфическая химера толерантности»

— В своем посте «тоталитарная толерантность» вы сравниваете истории Джоан Роулинг и других с репрессиями 30-х годов в СССР. Вы пишете об «идеалогизированном Западе». Вы не считаете это позитивной дискриминацией? Нужно ли нести ответственность за слова в медийном поле?

— О, это никак не позитивная дискриминация, это готовность к травле. Я считаю, что в современном западном мире несколько сбиты ориентиры — впрочем, не только в западном. Ответственность за слова в медийном поле, конечно, нужна, но она должна устанавливаться законом, а не судом линча, когда обвинение и приговор делает улюлюкающая толпа, опьянённая травлей жертвы. А в западном обществе есть готовность устраивать травлю, что несовместимо с декларируемой свободой слова. Травля начинается порой просто по совершенно абсурдным поводам — только диву даёшься, глядя на поведение современного хомо сапиенс... Думаю, что чем описывать подробности и детали этого явления, проще мне просто сослаться на свою заметку — я там всё написал.

— После книги «страдания юного Вертера» началась волна самоубийств. Является ли травля некоторых медийных личностей аналогичным примером коллективной динамики?

— Ну, это явления немного разного порядка, но их действительно объединяет коллективная динамика всех процессов. Пример повести Гёте — это пример силы искусства, в данном случае разрушительной силы. Современные примеры травли медийных личностей у меня больше ассоциируется с охотой на ведьм, ежовщиной и маккартизмом. Только вместо религиозного мракобесия или политического противостояния — специфическая химера толерантности.

— Наверное, сюда можно добавить и брежневскую психиатрию. 

— Карательная психиатрия имеется в виду, да.

— Есть ли в «специфической химере толерантности» какая-то политическая подоплёка? Особенно после выборов в США это ощутимо — первый трансгендер в Сенате, например. На это делается упор.

— Ну, я думаю, что в этом есть и политика и социология и культурология, то есть это такое комплексное понятие. Потому что понимаете, когда мы говорим «политическое», то часто подразумевается, что это воля каких-то конкретных сил, которые всё запланировали и теперь вот дёргают общество, как кукловод свою марионетку за ниточки. Вот, я думаю, что тут несколько всё более запутанно — кукловода, мне кажется, никакого нет, но есть некие общие тренды, запросы и нежелание... Если говорить о политике, политических и экономических силах, то есть нежелание говорить на какие-то конкретные темы. То есть, чем, например, обсуждать, что в Америке большой процент заключённых или гигантский процент неграмотных людей по сравнению с другими развитыми странами, гораздо интереснее, безопаснее обсуждать права разнообразных меньшинств, гендеров, насилие над женщинами, равноправие полов и прочие такие вещи. То есть это своего рода отвлечение внимания. Это делается не столько специально, сколько даётся медийное время одним, не даётся медийное время другим. В итоге получается такая картина. 

Я думаю, что проблема травли заключается в том, что у людей нет цели, у них нет внятной картины будущего, к которой надо стремиться. 

— А что кардинально поменялось?

— Ну вот смотрите, например, была холодная война. И уже было понятно в Америке, что «мы» — за свободу, а они — злодеи, тоталитарная империя зла. Мы уже боремся с драконом, как рыцарь на белом коне. У них на долларе написано «Мы верим в Бога». Почему? Потому что проклятые коммунисты — это безбожники и атеисты. Но у нас тоже была цель — светлое будущее, проект разумного коммунистического общества и прочее. Так или иначе, было достаточно понятно, что мы делаем, зачем мы здесь. Был выбор хотя бы между условной демократией и тоталитаризмом. Хотя это не совсем верно. Скажем так, был мир первого мира — капиталистического, был мир второго мира — соцлагерь, и страны третьего мира, которые вот совсем уже... которые ещё живут в глубоком патриархате. А сейчас оно всё непонятно. Нет Советского Союза, соцлагерь развалился. Китай вроде бы красный, но абсолютно встроен в капиталистическую систему — это фабрика мира. 

В итоге, у нас нет цели. Мы не собираемся сажать на Марсе яблони, вот как в песне. Никому сейчас Марс особо-то и не нужен. Зачем? Какая в этом выгода экономическая? Какой с этого профит? Поэтому общество раскололось на множество маленьких групп, каждая из которых занимается чем-то своим. Кто-то защитой животных, кто-то веганством, кто-то экологией, кто-то защитой прав меньшинств, кто-то ещё чем-нибудь. То есть сейчас можно заниматься чем угодно. И в принципе, это вопрос личного выбора. 

— Находить идею?

— Да, находить идею, которая больше нравится. Сейчас, когда мир никакой, побеждает постмодернистская парадигма о том, что истины нет, всё относительно и просто займитесь, чем нравится, убейте время и успокойтесь. Всё оно ненастоящее. Смерть автора, ничего нового уже не сделаешь, поэтому можно расслабиться. Расслабиться не потому, что уже сделано дело, а потому, что делать уже нечего. 

— Нужна ветряная мельница. 

— Да, и нужно хоть что-то делать, например, травить знаменитых людей. А чего они такие знаменитые и богатые? Обратите внимание, что травле подвергаются люди достаточно известные. Писательница, актриса, продюсер... Это хоть какое-нибудь развлечение. Тем более простой народ недоволен своей жизнью и вымещает своё недовольство. 

— Получается, что общество направляет агрессию на общество, то есть на само себя?

— Да-да, люди начинают грызться друг с другом. 

— Самоуничтожение получается. 

—  Отчасти, да. Понимаете, человек не может без смысла, общество тоже не может без смысла, и если смысла нет, то тогда зачем вообще это всё? Ведь основная причина самоубийства — это всё-таки... Нет, наверное, так глубоко не залезу, не буду утверждать наверняка, что причина самоубийства — это отсутствие смысла, но всё-таки очень часто человек, который думает о том, что в его жизни нет смысла, у него само собой как-то закрадывается мысль о том, что а не пора ли это дело прекращать? Зачем? Или напьюсь, или уколюсь, то есть как-то уйду от этой реальности. Вроде бы мне сыто, вроде бы мне тепло, но что-то не то, потому что нет смысла, нет цели.

О России 

— В посте вы пишете «Господи, иногда я прям счастлив, что живу в России и могу без проблем писать и говорить то, что думаю — по крайней мере пока». Знакомы ли вы с делом Голунова и других журналистов?

— Я так написал потому, что толерантность в тоталитарном дискурсе пока не проникла к нам. Можно сказать про феминизм, ЛГБТ или этническое меньшинство то, что на самом деле думаешь, а не только нечто непременно хорошее. 

За делом Голунова я не специально не следил, я воспринимаю это всё как конкуренцию различных элит и мне это не очень интересно. Я интересуюсь политикой только в общих чертах, да и то через призму культурологии и философии. Ничего хорошего от неё я всё равно не жду.

Я интересуюсь политикой только в общих чертах. Ничего хорошего от неё я всё равно не жду.

— Как вы относитесь к отсутствию закона о домашнем насилии?

— Никак не отношусь. Я не думаю, что специальный закон о домашнем насилии что-то принципиально поменяет в обществе. Потому что я вообще достаточно скептически отношусь к институту брака в условиях современного, не патриархального общества. У меня на эту тему есть пара заметок и цикл статей «женщина в эпоху постпатриархата». Понимаете, человечество сейчас находится в кризисе, а кризис — это переходное состояние. Мы уже не можем жить, как раньше жили, а по-новому жить пока не можем. Ни рыба, ни мясо. Впрочем, это не касается стран третьего мира — там всё так же плохо, патриархально и традиционно. Именно там кузница по изготовлению новых людей — посмотрите на то, какая у них рождаемость. И проблемы у них такие, какие были привычны для человечества на большей части его истории — как бы покушать, как бы не заболеть, как бы не убили.

— В статье о фетишах вы пишете: «Тема детской сексуальности справедливо криминализирована, Набокова за поднятие этого вопроса в своё время лишили Нобелевской премии по литературе».
Есть мнение, что современные стандарты женской красоты отождествляют женщину с ребёнком. Согласны ли вы?

— В статье про анимэ я указывал на сочетание гипертрофированных вторичных половых признаков и детских черт. Были периоды, когда идеалом считалась женская фигура, похожая на подростковую, и вообще — некоторая беззащитная инфантильность и милая дурашливость нередко были рычагами женского обаяния. Но мне не кажется, что такой подход является довлеющим, скорее, он является одним из многих. Если говорить про медийное поле и культуру, то очень популярен сейчас образ независимой, яркой, сильной и самодостаточной женщины, который вполне мирно сосуществует с другими, более традиционными образами.

— «Культ материнства». Почему в России много понятий сакрализованы? И только ли в России?

— О, конечно не только в России! Материнство — это древний архетип. В патриархальных обществах он живёт с той же силой, в постпатриархальных обществах бывает по-разному... У нас стало допустимым не иметь детей, стало допустимым рожать ребёнка без мужа, и традиционный брак с кучей ребятишек тоже допустим — хоть в нынешних условиях это очень непросто. На счёт сакрализации многих понятий... Это сложный вопрос. Думаю, что это идёт своего рода декомпенсация.
Видите ли, мы живём на руинах прежней советской цивилизации. Она была уничтожена не только с приватизацией заводов — она была уничтожена психологически, духовно, это уничтожение произошло в каждом из нас. Рухнули прежние ценности и идеалы. Я говорю сейчас не о светлом будущем коммунизма — в него перестали верить в СССР уже, наверно, в 70ые годы. Я говорю о таких куда более базовых понятиях, как доверие, коллективизм, расслабленное и наивное восприятие друг друга, доверчивое восприятие государства и власти. Отчего оно всё было? В том обществе не было капиталистической конкуренции. А сейчас есть. Ещё были гарантии. А сейчас нет. Мы стали куда циничнее, прожжённые, нас уже не проведёшь, но пусто в душе. Но надо же иметь что-то святое, какие-нибудь «духовные скрепы». Особенно в них нуждаются те, кто не преуспел в этой конкуренции, а их, если что — подавляющее большинство народа. Отсюда и идёт потребность в эзотерике, в традиционализме, в национализме, в религиозности и в бог знает, в чём ещё. В чём угодно, что может стать чем-то сакральным для человека. А уж что он выберет — это дело его вкуса и социального окружения.

Мы стали куда циничнее, прожжённые, нас уже не проведёшь, но пусто в душе

— Может ли идея толерантности быть такой верой? Может ли этот образ идеального мира быть таким «костылём»?

— То есть вы имеете в виду, может ли быть толерантность новой идеологией? Потому что в СССР была новая идеология. 

— Да. 

— Ну, отчасти, да. Но только отчасти, потому что идеология в СССР была достаточно продуманной концепцией с образом будущего, с опорой на какие-то научные данные, на развитие общества. Марксистская концепция подразумевает поэтапное развитие общества, которая до сих пор рассматривается как одна из наиболее научных, обоснованных концепций развития общества. Также идеология в СССР опиралась на какие-то... То есть была связана с экономикой. Идея толерантности, она не годится на полноценную идеологию, потому что она не имеет опоры ни на экономику, ни на философские концепции, то есть толерантность, она... идея толерантности скорее связана с таким культурным движением, с движением, которое можно сравнить... которое имеет корни в движении хиппи, в движении второй волны феминизма. Когда первая волна была вполне обоснованная в плане того, что у женщин реально не было прав, не было законов, которые бы их защищали, было реальное неравноправие. Вторая волна феминизма больше связана с культурными особенностями, нежели юридическими и законодательными. Поэтому, конечно, я бы сравнивать не стал толерантность в современной западном обществе и идеологию СССР. Всё-таки это вещи разные, потому что идеология в СССР — это и культурное, и экономическое, и мировозренческое и так далее. А тут у нас только культурологическое. 

— Вы упомянули хиппи, вторую волну феминизма. На, мой взгляд, эти процессы связаны с переосмыслением Второй мировой, то есть реакция на травматичные события. Может ли медийная травля тоже быть такой реакцией?

— Конечно, это реакция на события в прошлом. Чернокожие американцы недовольны. Разумеется, это связано с тем, что они были угнетены, причём я говорю о совсем недавнем прошлом, я говорю сейчас не о рабстве, а о дискредитирующих законах, которые имели место быть в те же самые 60-ые годы — «Only white», как было написано на каких-то магазинах и общественных местах. Поэтому да, травма есть в прошлом. Только реагировать на травму тоже можно по-разному — можно травмы залечивать, а можно их холить и лелеять, и можно из этой травмы извлекать какие-то вторичные выгоды, пользоваться ею, манипулировать с помощью неё.

Распад СССР. «У нас нет представления о том, что это такое было»

— Действительно ли развал СССР — это травма для нашего общества?

— Это было гигантской травмой. Это было той травмой, от которой мы до сих пор не отошли. Мы только в процессе как-то из неё выйти, мы из неё пока не можем выйти.

Надо понимать, что такое травма. Травма — это опыт, который не может быть спокойно усвоен, который мы перевариваем, который болью отзывается в нас, и боль эта на нас ещё влияет. И реагировать на боль тоже можно очень по-разному, то есть для кого-то травма может быть, как ни странно, стимулом для развития, для кого-то травма может быть, наоборот, тем, что развитие блокирует. То есть это очень индивидуальная вещь. 

Но наше общество, да, оно травмировано, я считаю.  

— В чём это выражается?

— Во-первых, у нас нет единого представления о нашем прошлом, у нас очень смутные представления о нашем прошлом, и наше общество сильно расколото. Порой оно полярно раскидано по полюсам мнений о том, что было в прошлом, и кто мы такие. 

В целом, для нашего общества характерно некоторое чувство определённой неполноценности. Опросы показывают, что русские о себе худшего мнения, чем на самом деле. Когда сравнивали — не скажу, в каком году было исследование — был опрос у немцев «Что вы думаете о русских людях», не о политике России, ни об этих всех вещах, а именно просто о русских людях, как вы оцениваете их качества. И спрашивали самих русских людей «Что вы думаете про свои качества». Хорошие качества русских людей немцы называли с более высокими баллами. То есть для нас характерно некоторое самобичевание, уничижение. Наверное, вы сами слышали такие фразы, как «Хочу поехать в отпуск туда-то, там совсем нет русских». Мы как-то странно к себе относимся. Получается, мы сами себя не любим — комплекс неполноценности. 

Наше общество сильно расколото. Порой оно полярно раскидано по полюсам мнений о том, кто мы такие

Мы немножко отвлеклись. Как развал Союза на нас повлиял? У нас нет представления о том, что это такое было. То, что нам навязывают СМИ и то, что мы чувствуем, — это порой большая разница. 

Что изменилось? Чем вообще отличался советский человек от человека российского? Не было экономической конкуренции, поэтому было расслабленное и доверчивое отношение друг к другу, к власти. Был определённый расслабон. Если мы посмотрим на то, какие советские люди, то мы увидим достаточно расслабленных людей, которые не привыкли жить в таком темпе, в каком живём мы. Послушаем, как говорили новости: «До-ро-ги-е те-ле-зри-те-ли». Сейчас мы так не можем. Убили того-то, взрыв там-то, обвал ценных бумаг, тра-та-та. Всё это в быстром таком темпе и с таким эмоциональным зарядом, будто бы нам сообщают какую-то обалденную сенсацию. 

Советский человек был уверен в завтрашнем дне, потому что минимальные гарантии были — не останется без работы, не останется без жилья, всегда сможет покушать хлебушка даже бесплатно, потому что в столовой он бесплатно лежал, можно набирать и есть. То есть с голоду умереть было в принципе нельзя. Советский человек не знал, что такое кредит, кто такой банковский коллектор. Над ним это не висело домокловым мечом. Человек мог ругать советскую медицину, очереди и всё прочее, но у него это всё равно было. Он был многим недоволен, и ещё он часто скучал. В Советском Союзе недаром эпоха Брежнева называлась «застоем» — как-то было скучно. Жители Швеции и Швейцарии тоже жалуются на скуку — всё слишком спокойно в стране. Но вы согласитесь, что проблема скуки уже говорит о том, что общество достаточно спокойное. Когда есть проблемы, как заработать и выплатить кредиты и, ох, как бы не уволили, не дай Бог увольнение, то уже как-то не до скуки. Всё как-то само собой в тонусе держится. 

В чём наша травма? В глубине души мы продолжаем считать, что так оно и нужно. Чтобы жить спокойно было, стабильно, чтобы были гарантии завтрашнего дня, чтобы власть заботилась о людях (будто бы она для этого существует!), чтобы не было конкуренции между людьми, чтобы человек человеку был друг, товарищ и брат. Но при этом окружающая действительность совсем не такая. И мы эту действительность не принимаем.  В той же Европе и Америке они как-то более адекватно реагируют на действительность, они готовы протестовать и всё такое прочее. В этом отношении у них нет опыта советского.

О ЖЖ и планах

— Почему вы начали вести блог в ЖЖ?

— Время от времени я вяло начинаю пиарить свои идеи и мысли. Не на всех площадках охотно читают подобную заумь, а про ЖЖ я слыхал, что там сидит немало серьёзных и умных людей. Думаю - дай попробую. )

Про ЖЖ я слыхал, что там сидит немало серьёзных и умных людей

— Следите ли вы за активностью ваших подписчиков под вашими постами? Я, почитав комментарии, редко находила полемику. Бывает ли несогласие или откровенный хейт, и как вы на него реагируете?

— Исторически сложилось так, что моя первая площадка — это группа в ВК. В той группе я всё отслеживаю. Но в ЖЖ я бываю реже и очень удивился, когда однажды увидел, что под одним из постов более сотни комментариев! Я просмотрел их по диагонали и понял, что не хочу вникать... Пусть пишут что хотят. Может, пару совсем отмороженных хейтеров забаню, если захочу внимательнее почитать. Как реагирую на хейт? Да, он тоже есть, как и несогласие. У древних китайцев была такая мудрота — «сила в равнодушии». Пока мне всё равно, хейт мне не страшен. Ощутить дискомфорт от него я способен в том случае, если он вдруг пойдёт от того, кого я считал своим постоянным читателем, который был заинтересован в моём творчестве.

Пока мне всё равно, хейт мне не страшен

— При чтении ваших постов я всегда восторгаюсь нетипичными отсылками к произведениям искусства и литературы. Они не мейнстримны, но тем не менее я всегда хотя бы интуитивно понимаю, о чём идёт речь. Как Вы подбираете материалы?

— Искусство — это вообще то, с чего я начинал. В юности я думал о том, что хочу быть художником, композитором и писателем. Впрочем, я не оставил эти желания совсем. Искусство и сейчас играет в моей жизни огромную роль. Искусство — оно же не только для эстетического наслаждения нужно. В нём много философии и правды жизни, пусть и через призму субъективного восприятия автора. Но как раз благодаря этому мы можем увидеть мир иначе, не только из своих глаз. Искусство даёт нам возможность посмотреть на мир глазами автора, а это дорогого стоит.

Взяв эту книгу, ты берешь
меня. И если – дрожь по коже,
то знай, читатель: это тоже
тебя моя колотит дрожь.
(М. Унамуно, «Я скоро буду сослан в память», пер. с испанского Ф.Гончаренко)

Искусством ещё очень хорошо можно иллюстрировать ту или иную мысль. В нём есть та ёмкость и эмоциональный заряд, которые влияют на нас порой куда сильнее, чем сухо изложенные факты. Грех не пользоваться таким инструментом.

Как я подбираю материалы. Сначала возникает тема. Я не придумываю темы, они сами находят меня - просто как то, что лично мне интересно. А если интересно, то я неизбежно начинаю про это думать. А потом читать об этом в интернете. По ходу чтения или слушанья я выписываю самую суть, чтобы ещё раз всё обдумать. Отсылки на литературные произведения возникают в голове сами собой по ходу написания статьи. Четверостишье Унамуно пришло ко мне в голову только вот сейчас, когда я пишу ответ на ваш вопрос про искусство. Это происходит само собой.

— Мы с нетерпением ждём вашей книги. О чём она будет?

– У меня статей скопилось уже не на одну книгу, а статьи нередко образуют циклы. Поэтому книга, если она будет, должна будет состоять из одного из циклов.

Оставить комментарий

Популярные посты:

otho

Преимущества покупки недвижимости в Таиланде и критерии при ее выборе

lesnoybrodyaga

Без названия

magman67

Суперсила под названием семья

vikond65

10 лет без Славянска

amarok_man

Требуется смотритель дома в Сочи. Зарплата 85 тыс. руб\месяц

useless_faq

А почему англичане затыкают раковину и умываются из неё как из лохани? Это же

grazdano4ka

​***

l_boris

Рятуйтэ!..

matsam

Утреннее

• Ранее
• Архив