«Ислам стал частью нашей жизни. Откройте на него глаза, потому что это в наших

lj_telegram — 11.11.2020

Францию захлестнула новая волна преступлений на религиозной почве. Все началось 25 сентября. Выходец из Пакистана ранил двух прохожих возле бывшей редакции французского журнала «Шарли Эбдо» в Париже. 16 октября 18-летний Абдулах Анзоров убил учителя Самюэля Пати за обсуждение карикатур пророка Мухаммеда. А 29 октября в базилике Нотр-Дам в Ницце преступник напал на прихожан, трое убиты. 

Мусульмане по всему миру (в частности, Рамзан Кадыров и Реджеп Тайип Эрдоган) возмущены реакцией французского президента Эммануэля Макрона, который ранее заявлял, что Франция никогда не откажется от права на свободу слова, в том числе и от религиозных карикатур. 

Редакция ЖЖ  поговорила с историком Владимиром Соколовым vl_sokolov, автором книг «Кровь и золото ислама», «Львы и розы ислама», а также «Занимательная история древней церкви», о том, почему современные христиане и мусульмане не понимают друг друга, что нужно делать, чтобы снизить эскалацию насилия в Европе, и зачем европейцам необходимо знать историю ислама.

* Мнение героя интервью может не совпадать с мнением редакции

«Всё дело в любви»

— Почему Вы начали заниматься историей и культурой ислама?

— Наверное, истоки кроются где-то в детстве. Сначала были «Арабские ночи», калиф-аист, джинны, падишахи — всё это очарование восточной сказочности, на которую всегда покупались европейцы. А когда что-то полюбишь, появляется и интерес.

Но всерьез к исламу я пришел через христианство. Они так тесно переплетены в истории, что от одного почти незаметно приходишь к другому. Сталкиваясь с исламом тут и там, я начал понимать масштабы этого явления, его огромное значение в мире и культуре. А еще было очень интересно смотреть, как пестрое разнообразие человеческой жизни преломляется в странной, непривычной мусульманской среде, о которой я тогда не имел никаких представлений. Кончилось тем, что мне захотелось с головой погрузиться в многоцветный мир ислама со всеми его тонкостями и нюансами. Опять же — все дело в любви. 

— Есть ли у Вас любимый исторический сюжет?

— По-моему, вся история — один непрерывный увлекательный сюжет, никогда не надоедающий и притом исключительно правдивый. Но если выбрать что-то конкретное, то больше всего мне нравится, когда люди совершают что-то невероятное, считавшееся невозможным. 

Например, я очень люблю историю про императора Ираклия, при котором персы едва не завоевали Византию. Ромейская армия в то время была так слаба, что просто не могла воевать с персидской — рассыпалась при первом же ударе. Но вместо того, чтобы впасть в уныние и бежать из страны, как это обычно делается в таких случаях, Ираклий засел за военную теорию, за полгода сколотил из своих солдат железный кулак и тремя гениальными рейдами в тыл врага разгромил всю Персидскую империю. Это было практически невозможно, но он это сделал. Такие сюжеты мне нравятся.   

— С чего начался Ваш блог в ЖЖ? Какая была изначальная цель, и поменялась ли она со временем?

— Блог начался с книги об исламе, которую я писал. По разным причинам в нее не вошло много материала, и я решил, что хорошо бы вынести все это в интернет. Мне всегда казалось, что культура и история ислама — это такая пустующая ниша, которую пора уже кому-нибудь заполнить. 

И тут очень кстати подвернулась ЖЖ-шная программа «Эпоха просвещения», которая давала преференции блогам с культурологической тематикой. Не будь ее, я вряд ли вообще бы ввязался в блогерство с такой сомнительной темой как ислам.  

Не будь ЖЖ-шной программы «Эпоха просвещения», я вряд ли вообще бы ввязался в блогерство с такой сомнительной темой как ислам.  

Формально цель моего блога чисто просветительская — дать читателю больше знаний, чтобы он лучше понимал, что и почему происходит в этом мире. Я владею определенной информацией и делюсь ею с другими.   

Но где-то внутри всегда есть еще и желание заразить читателя своей симпатией, своей страстью к тому, что любишь сам. Иногда хочется просто крикнуть: да поймите же, наконец, как прекрасно, как увлекательно то, от чего вы так равнодушно отворачиваетесь! Поэтому я стараюсь подавать материал в самой легкой и удобной форме, выбирать самые лучшие и яркие картинки: только читайте, только радуйтесь, только цените то, что так здорово и интересно.  

— Как Вы выбираете темы для Ваших постов? Навеяны ли они мировой повесткой?

— Я занимаюсь историей мусульманского мира, изучаю накопленный им культурный багаж — этим и хочется поделиться в первую очередь. Но и от современности тоже никуда не денешься. «Мировой повесткой» я бы это не назвал – просто смотришь на то, что происходит вокруг, вообще в мире и в стране. И тут я всегда повторяю одно и то же: ислам уже пришел, он вокруг нас, он стал частью нашей жизни. Откройте на него глаза, потому что это в наших интересах. 

«Об исламе можно с гораздо большим правом сказать то, что Ницше говорил о христианстве: "Человеческое, слишком человеческое". И в хорошем, и в плохом смысле»

— Изучая чудеса искусства, причуды обычаев, мелочи быта; не архивные изыскания, а саму жизнь во всех ее гранях и проявлениях, что для Вас было самым интересным?

— Трудно выделить что-то одно. Поэзия, живопись, архитектура, быт, война, политические интриги, философские диспуты — все это для меня живое и настоящее, чему можно сочувствовать и сопереживать. Вообще, чем больше я изучаю эту тему, тем меньше мне нравится ислам и тем больше — сами мусульмане. В истории интереснее всего люди — уникальные личности и их человеческие драмы. Об этом я готов говорить и писать бесконечно.

— Расскажите, пожалуйста, на Ваш взгляд, в одной фразе, самое главное, что необходимо понимать об исламе. 

— Об исламе можно с гораздо большим правом сказать то, что Ницше говорил о христианстве: «Человеческое, слишком человеческое». И в хорошем, и в плохом смысле.

— Смотрели ли Вы Алладина? Как Вы считаете, может ли христианская культура так трактовать ислам? Нет ли в этом противоречия? И почему всё-таки появляются такого рода адаптации?

— Алладина не смотрел, но осуждаю! А если всерьез, то фильмы вроде Алладина — вопрос не к христианству, а, наоборот, к дехристианизации и связанному с этим опошлением всего и вся. Голливуд — не христианская культура, это массовая культура. Он все кроит по своим шаблонам, и ему совершенно все равно, что трактовать и как, — нужен только повод, чтобы снять блокбастер. Откровенный наряд героини нужен, чтобы привлекать зрителей, и ислам тут не при чём. Думаете, с буддизмом или индуизмом они стали бы больше церемониться? 

— 21 октября Папа Франциск высказался в поддержку ЛГБТ-сообщества. Как Вы думаете, возможно ли такое когда-нибудь в исламе? 

— Сразу хочется ответить — нет, невозможно. Но еще пять лет назад я то же самое сказал бы про католическую церковь, а пятьдесят лет назад — про христианство вообще. Если ислам вытеснит западную культуру и займет ее место, если он станет таким же цивилизованным и гедонистичным, если он секуляризируется и развратится так же, как она, — почему бы и нет.  

«Православная культура сочетается с исламской примерно так же, как вода с маслом, то есть, никак»

— Как бы Вы охарактеризовали отношения российской православной культуры и ислама? 

— Это сложный вопрос. Отношения между православием и исламом такие длинные и сложные, что об этом можно написать не одну книгу. 

Если говорить про современность, то православная культура сочетается с исламской примерно так же, как вода с маслом, то есть, никак. То, что сегодня мы видим в прилизанных официальных новостях, где муфтии и епископы мирно беседуют на пресс-конференциях, — это просто политически вынужденное соседство, по принципу «худой мир лучше доброй ссоры». А реальное отношение «глубинной» Руси к исламу не слишком доброжелательное, да и с чего бы, собственно. На эту тему могу порекомендовать  фильм Хотиненко «Мусульманин» — там все показано довольно точно. 

Другое дело, что по факту повседневное мусульманство постепенно навязывается православному миру, — просто потому, что его становится все больше. Хочешь не хочешь, а приходится сосуществовать, куда деться? Будем жить, как-нибудь пообвыкнемся, притерпимся, если гости с Востока не будут слишком зарываться. А они, увы, зарываются, и нарываются, и взрываются. Если ничего с этим не делать, то само ничего не наладится и не срастется, не стоит себя обманывать и закрывать глаза. 

Хотя в отношении веры все не так просто и однозначно. Например, у меня есть знакомый русский традиционалист — такой истовый православный верующий, с бородой до пояса. Так вот, он находит гораздо больше общего с такими же бородатыми фундаменталистами-исламистами, чем с современными либералами и функционерами от русской церкви. Общее мировоззрение у них, оказывается, довольно близкое, хотя доктрины разные. Вот такая информация к размышлению. 

— Были ли в истории ислама периоды такой сильной конфронтации с западным (христианским) миром, как сейчас?

— Были гораздо хуже. Вообще, ислам со времени своего возникновения всегда находился с кем-то в конфронтации. Попросту говоря, он воевал со всеми, включая христиан.

Вспомним историю: арабы, берберы, турки отхватили большой кусок Европы — Испанию, Сицилию, Балканы и едва не завоевали Италию и Центральную Европу. Они остановились только тогда, когда у них не хватило сил и возможностей воевать дальше. Но сегодня все свои завоевания мусульмане воспринимают как естественные и само собой разумеющиеся. Они видят в этом славу ислама. Зато Крестовые походы для них — смертельная обида, которую они не могут простить до сих пор.

Конфронтация с Западом и не только с Западом — это естественное состояние ислама. И чем более исламским является государство, тем враждебней оно относится к Западу и христианству. Не сомневаюсь, что, если бы сейчас у мусульманского Востока были средства и возможности разгромить западный мир военной силой, он бы это сделал не задумываясь. 

— По Вашему мнению, как европейская идентичность формируется по отношению к мусульманскому миру? Какой комплекс чувств стоит за исламофобией? И есть ли она вообще сегодня?

— Говоря языком политики, для Европы исламский восток всегда был сильным и принципиальным противником — идеологическим, политическим, военным, культурным, религиозным. В этом смысле сегодня ничего не изменилось, только соприкосновение стало более тесным и поэтому более острым и болезненным.

Сегодня европейская идентичность — это то, что мы не любим резать головы. В Азии это довольно распространенная практика, которая никого не удивляет и не возмущает. Они это не по злобе, просто следуют своей традиции. Так уж у них принято. Вот поэтому и начинаешь чувствовать себя европейцем. Как говорят, происходит самопознание от обратного, хотя и не всегда в хорошую сторону.

Исламофобия в Европе, конечно, есть. Как ей не быть после известных событий? Была ли исламофобия в Москве, когда там один за другим взорвали несколько домов? Или когда захватили «Норд-Ост»? 

Хотя я не уверен, что это правильный термин. Как можно назвать чувство, когда какой-то невидимый, безжалостный и коварный враг может в любой момент уничтожить вас и ваших близких? Ужас, шок, растерянность. То же испытывают и европейцы после своих страшных терактов.

— Христианская идентичность, в том числе, формируется через понятие «другой» к исламскому. Согласны ли Вы с этим утверждением?

— Не совсем понятно, о какой идентичности тут идет речь. Политически и идеологически Запад давно отказался от христианского прошлого и больше никак себя с ним не ассоциирует. Христианство живет вопреки, а не благодаря правительствам Европы, оно стало врагом в собственном государстве.

А так, конечно, для любого верующего существует разделение на «свой-чужой». В масштабах страны — на инородцев, иноверцев, «чужих». Сейчас между Западом и исламом лежит многовековой культурный и идеологический разлом, связанный не столько даже с верой, сколько с тем, что в последние столетия они прошли разные исторические пути. Мусульманский Восток выбрал ревностную веру и традицию, христианский Запад — прогресс и культуру. Исламский мир каменел в своем религиозном благочестии, Запад совершенствовался и развивался, становясь все более светским и гуманистичным. 

Современному европейцу так же трудно понять мусульманина, как английскому поселенцу — североамериканского индейца. (Напрашивается даже прямая параллель: одни снимали скальпы, другие режут головы). При этом Запад настолько уверен в своей правоте, что надеется изменить Восток только силой своего примера. Предполагается, что благородные идеи гуманизма, практическая выгода и здравый смысл победят мракобесие и устаревшие доктрины веры. Глобализация проглотит и переварит все.

По-моему, это какая-то маниловщина, прекраснодушная утопия. Европа представляет себе многонациональное государство так же, как коммунисты представляли себе коммуны будущего. Все дружно делают общее дело, строят светлое будущее, а разные дурные и асоциальные элементы понемногу перевоспитываются и становятся сознательными членами общества. Думают, что и с исламом произойдет то же самое. 

Но мусульмане не хотят быть еще одной ячейкой в «цветущей сложности» Европы. Они принимают религию всерьез, что Европе сегодня совершенно непонятно. Римляне в свое время тоже удивлялись: почему христиане так держатся за свою веру, почему с каким-то зверским рвением идут на смерть и прочее? Зачем, какое это имеет значение? Варварство, и только.

Запад давно сам лишился религиозности и перестал чувствовать ее в других. Долгое время казалось, что он сделал правильный выбор, поставив на разум и науку, но похоже, что сегодня баланс начинает клониться в другую сторону. Пост-христианский мир «слетел с катушек», идет в тупик. Мусульмане на этом фоне выглядят духовно сплоченней и сильней — как раз потому, что уперлись в свою веру и не хотят никуда развиваться. Ислам внутренне выиграл в прочности и силе, отказавшись от прогресса и культуры. И чем закончится это противостояние, неизвестно.

— Работает ли этот механизм в обратную сторону? Противопоставлено ли христианство для мусульман? Какие механизмы формирования собственного представления о себе в мусульманском мире, и меняются ли они с течением времени?

— «Механизм» работает, и еще как. Начать с того, что ислам с самого начала родился как национальная идея арабов, которая обособила их от всех остальных. Он противопоставлял себя и иудаизму, и христианству, и индуизму. Скажем, суббота была днем евреев, а воскресенье — христиан, поэтому мусульмане стали проводить службы в пятницу. Христиане молились на Иерусалим — и мусульмане, сначала тоже молившиеся на Иерусалим, стали молиться на Мекку. Особая манера стричься, обряды, тюрбаны – все эти противопоставления были нужны арабам, чтобы утвердить свое избранничество.

Со временем государство, культура и религия в исламе срослись настолько тесно, что никаких особых механизмов для самоидентификации мусульманам теперь не нужно. Достаточно сказать «я мусульманин», и за этим сразу встает вся мировоззренческая парадигма ислама, из которой автоматически вытекает все остальное. Православным христианам это должно быть хорошо понятно. Они смотрят на себя как на здоровое ядро мира, область истины и смысла, где горит божественный свет. Так и мусульмане позиционируют себя как добрых, «божьих», праведных и избранных людей, в отличие от развращенных и безбожных европейцев.  

«На самом деле, на ислам всем плевать»

— Только ли теракты формируют мнение о мусульманах сегодня?

— Не только, но по большей части. Если бы не было терактов, не уверен, интересовались бы вообще на Западе исламом. 

На самом деле, на ислам всем плевать. Вся его тысячелетняя культура никому не нужна, даже самим мусульманам. Об исламе вспоминают, только когда происходит что-то экстраординарное, когда кого-то взрывают или лишают головы. Тогда начинаются дискуссии что такое ислам, мирный он или агрессивный, — и приходят к выводу, что, в общем-то, мирный, если не считать каких-то отдельных отщепенцев. Надо его как-то интегрировать в европейское общество и тогда все будет в порядке. И так до следующего теракта.

Но сам ислам в целом никто не знает и не хочет знать. Европейцы не видят в этом смысла. Зачем? Пусть папуасы верят в каких-то своих богов, а арабы — в своих. Для европейцев все это какой-то маскарад, не имеющий особого значения. Одни одеваются в сари, другие носят тюрбан — так, этнические отличия, ничего существенного. 

По-моему, самый большой грех современного Запада в отношении ислама — это отсутствие любопытства. Когда-то Запад обладал огромным любопытством в отношении всего на свете. Европейцы лезли во все щели, хотели везде побывать, все узнать, все понять, все исследовать. В Азии никогда не было ничего подобного. К XVIII веку европейцы, например, гораздо лучше знали историю и культуру ислама, чем сами мусульмане. Поэтому и выиграли они, а не Османская империя.

Самый большой грех современного Запада в отношении ислама — это отсутствие любопытства

А теперь Европе не интересно. Европейцам ничего не нужно. Они потеряли инициативу, потеряли преимущества, на которых была создана их цивилизация. Они хотят сыто и спокойно жить, и это определяет их отношение к жизни, взгляд на вещи. Им кажется, что общество — это такой глобальный коктейль, пестрая смесь из разных ингредиентов. Немного индусов, немного латиноамериканцев, немного арабов или китайцев. И все мирно живут, в приятном разнообразии обычаев, религий. Никто никому не мешает.

А тут приходит ислам — со своими устаревшими понятиями о вере, воплями о кощунстве и резаньем голов. 

— Почему, в целом, ислам становится почвой для роста радикальных движений (Аль-Каида, ИГИЛ — запрещенная организация в Российской Федерации)? Ведь в христианстве существует аналогичное понятие Тасфиру — экзегезис, например. Почему становится возможным радикальное толкование Корана? Есть ли у этого какие-то историко-культурные предпосылки?

— Радикальное толкование Корана возможно потому, что для этого в нем имеются все основания. Когда в России судили Pussy Riot, журналистам пришлось долго копаться в Библии и святых отцах, чтобы выудить одну-единственную цитату из Иоанна Златоуста, хоть как-то оправдывающую насилие против иноверцев. С Кораном у них не было бы никаких проблем. 

Как ни любят мусульмане приводить аяты и хадисы, доказывающие мирный характер их религии, всегда можно найти ничуть не меньше авторитетных цитат, призывающих к прямому убийству и насилию. 

Практика ислама тоже вполне соответствовала теории. Пророку Мухаммеду стоило только намекнуть, что он недоволен каким-нибудь человеком, как тут же вызывался доброволец и отрезал этому человеку голову. Это считалось похвальным делом, проявлением благочестия. 

Ислам всегда нападал и наступал, навязывался другим народам войной и силой. Когда сейчас мусульмане говорят, что Коран предписывает не нападать, а только защищаться, это звучит абсурдно. Как будто не было никакой истории, никаких завоеваний и морей крови. 

А если так, почему сейчас мусульманам нельзя делать то, что они делали раньше? Раз невозможно победить неверного в открытой схватке, можно его взорвать или расстрелять на улице. Что на это может возразить какой-нибудь муфтий или мулла, который выступает за мирное сосуществование религий? Только дать другой подбор цитат из того же Корана. Но факт останется фактом: мусульманство с самого рождения содержит в себе семена радикализма, и они постоянно прорастают тут и там. Ваххабитские и салафитские течения, разумеется, не исчерпывают ислам, но имеют в нем твердую и законную почву. 

— Почему со временем начинает меняться понятие «джихада»?

— А разве оно меняется? Джихад с самого начала толковался очень широко – как акт веры и ревностного служения Аллаху. Поститься, давать милостыню, проповедовать, учиться — все это джихад. Один мусульманский подвижник говорил, что двадцать лет вел джихад против самого себя, заставляя себя молиться по ночам. А Мухаммед даже предлагал относить к мученикам погибших от несчастной любви, при условии, что они сохранили целомудрие.  

Но в том, что под джихадом понимается именно вооруженная борьба против неверных, есть своя логика. Война, кровь, смерть за веру — в исламе это высшее проявление религиозного рвения. Христиане в таких случаях говорят: нет большей любви, чем положить жизнь за други своя. Мусульмане так же понимают джихад. 

Важно и то, что это наиболее воинственное, мужественное проявление веры. Как раз то, что нужно молодым горячим (и бородатым) головам. И как раз то, что нужно современному радикальному исламу. То, что ваххабизм сейчас предлагает исламской молодежи — это взрывоопасная смесь архаической религиозности с жаждой политического реванша. А джихад — идеальный и вполне законный с точки зрения ислама инструмент для борьбы за веру, в том числе с помощью террора.

— Бодрийяр в «Духе терроризма» пишет о том, что терроризм является порождением глобализации и направлен на уничтожение себя самой. Согласны ли Вы с такой интерпретацией? Как западный мир участвует в распространении терроризма?

— Бодрийяр писал об этом в философском ключе. Он считал, что глобализм настолько невыносим, что вызывает всеобщую ненависть, которая в конце концов воплощается в терроре. Даже сами создатели глобализма якобы втайне хотят уничтожения построенной ими Вавилонской башни. И когда это происходит, наслаждаются самоубийственным разрушением. 

Я вижу роль Запада в расцвете терроризма более приземлено. Прежде всего, глобальный мир делает возможным глобальный террор. Попробовал бы в XIX веке какой-нибудь джихадист взорвать Белый дом! Сомневаюсь, что он вообще смог бы добраться из Аравии в Америку со своим примитивным динамитом.

Зато мировой порядок, в котором все смешано-перемешано, границы размыты, а средства перемещения почти мгновенны, — рай для террориста. Глобализм облегчает подпольную войну тем, кто слишком слаб, чтобы воевать открыто, но достаточно решителен и жесток, чтобы «бить по тылам» противника. В этом смысле не так уж важно, кто агрессор, а кто жертва. Тот же Бодрийяр писал, что, если бы в мире господствовал ислам, терроризм был бы направлен против ислама.

Кроме того, терроризм стал частью массовой культуры, которая эксплуатирует все, что выглядит эффектно, и неважно, с положительным знаком или отрицательным. Внешнее морализаторство фильмов, игр, книг скрывает внутреннюю беспринципность. Западная масс-культура романтизировала и эстетизировала террористов так же, как оборотней, маньяков и вампиров. 

В том же направлении работает и культ «горячих» новостей, экранности, известности любой ценой. Масс-медийная атмосфера сенсационности и скандальности поощряет не только психопатов, но и террористов. Вокруг терактов возникает жуткий и болезненный ажиотаж, настоящий хайп. А сильные эмоции хорошо продаются. 

Вольно или невольно, но западные СМИ парадоксальным образом пропагандируют терроризм, вписывая его в некую киногеничную картину мира. Они делают террор — да и зло вообще — его законной и даже привлекательной частью.  Бодрийяр сказал это еще резче: «Средства информации — часть террора».

«Во Франции всё это началось раньше, и сейчас мы видим у них то, что потом будет происходить везде»

— Почему во Франции особенно радикально стоит вопрос мигрантов? 

Я не вижу принципиальных различий между ситуацией с эмигрантами во Франции и в других странах. Количественно мусульман во Франции больше и живут они там дольше — в основном, из-за Алжира, — но ведут себя так же и по тем же мотивам, что и в остальной Европе. Теракты и насилие происходят везде — в Испании, Австрии, Германии, Великобритании. Просто во Франции все это началось раньше, и сейчас мы видим у них то, что потом будет происходить везде. 

— По Вашему мнению, в чём принципиальные особенности социальной и культурной — включая религиозную — интеграции во французское общество по сравнению с интеграцией мигрантов в общества других европейских стран?

Во Франции ислам укоренился глубже и основательней, чем где-либо в Европе. Можно сказать, он стал частью традиции. Помню, как меня поразило, когда в одном французском фильме с Сантой и оленями – милой европейской сказке на Рождество — главными героями оказались детишки из семьи арабов-эмигрантов. 

В этом, пожалуй, есть что-то символичное. Именно во Франции начался отказ Европы от своих традиций, от того религиозного стержня, на котором держалась ее культура. Современный Запад ведет отсчет своей истории не с христианской древности, а с XVIII века, с Просвещения и Революции, которые отменили христианство и провозгласили эру разума. 

С этой же позиции она и защищается сегодня, пытаясь противопоставить исламу свое право на карикатуры, кощунства и «Шарли Эбдо». Получается, как мне кажется, не очень убедительно. Думаю, и сами французы это чувствуют. Роман «Покорность» Мишеля Уэльбека звучит не просто как пророчество — это фактически программа действий на ближайший срок. 

— Что, по-Вашему, нужно делать Европе, чтобы избежать конфронтации с исламом и устранить опасность терактов и насилия? 

Начнем с того, что вся эта больная проблема с мигрантами и терактами – вина (и беда) Европы, а не ислама. Ислам не меняется, он верен сам себе. Он такой, какой он есть, каким всегда был. Он и не обещал, что станет другим. Это «мудрой» Европе надо было думать, с чем она имеет дело и какие могут быть последствия пресловутой интеграции. Она в ответе за то, что происходит, и ей решать, что делать.

Больная проблема с мигрантами и терактами – вина (и беда) Европы, а не ислама

А решать придется политикам. На их месте я бы задумался: так ли уж нужно европейцам приглашать к себе мигрантов из мусульманских стран? Япония, например, вполне обходится без них и при этом не вводит никаких драконовских мер. Насколько я знаю, они просто приняли закон, по которому средняя зарплата мигрантов должна быть не ниже, чем у местных граждан. Нет дешевой рабсилы — нет гастарбайтеров.

Говорят, что Европа принимает беженцев из приверженности к идеалам свободы и открытости. Идея международной помощи, конечно, благородная, но требует тщательного подхода. Если вы хотите, например, помочь бездомным, то создаете приюты, кормите голодных, устраиваете их на работу. Но кто говорит, что надо приводить их в свой дом и жить вместе с ним одной семьей? Государство не должно мучить и убивать себя и своих граждан из соображений благотворительности. 

Как быть? Ясно, по крайней мере, одно: эмиграция не должна происходить спонтанно. Это долгий и ответственный процесс, и почву надо готовить по обе стороны. В Европе, на Западе нужно изучать ислам – объективно и беспристрастно. Раз уж вы хотите с кем-то жить, надо прежде всего его узнать, а еще лучше — полюбить. А полюбить всегда есть за что. Нельзя селить в своих домах и городах людей, к которым вы совершенно безразличны. Вы должны по меньшей мере уважать своих соседей, а знание — первая ступень уважения.

Второе — надо делать то же самое и с обратной стороны. Активно разъяснять, пропагандировать, разжевывать и показывать на пальцах, что такое Запад, почему он такой и чего он хочет. Нужно создавать школы для эмигрантов – желательно, по ту сторону границ. Пусть тот, кто хочет приехать, сначала узнает, куда он едет, что от него там ждут и на каких условиях его там примут.

Третье — надо тщательно отсеивать тех, кто готов войти в западное общество на его условиях. И принимать на работу на равных, по их знаниям и способностям, а не потому, что они меньшинства.

Ничего из этого в Европе сейчас не делается. Круги, которые определяют национальную политику Европы, похоже, руководствуются не реальной жизнью, а отвлеченными концепциями о свободе, правах меньшинств, толерантности и пр. Идеологическая доктрина застит им глаза. Они похожи на марксистов, которые думали, что раз их теория единственно научная и верная, то непременно и победит. 

Не знаю, в чем тут дело: наивном идеализме, близорукости, злонамеренности или просто глупости, — но расплачиваться за это придется всем.

Оставить комментарий

Популярные посты:

cassius

Руководство по управлению банкроллом в Big Bamboo: как избежать больших потерь

colonelcassad

Восстановят Саратовское высшее артиллерийское командное училище

rivka381

Пропавшая без вести.

vikond65

Ну, за гуманизм!

foto_history

Архангельская область, 2011 Фото Эмиля Гатауллина

kotofoto

Тепловой удар

taransv

Россиянка побывала в США и описала свои впечатления "Это не рай!"

nathoncharova

Жил грешно – умер смешно: история последнего короля Египта Фарука I

pantv

22 июля ● "Всемирный день мозга" и "День находок"...

• Ранее
• Архив