Как выбрать духи Nina Ricci 
Лисьими тропами по Агармышу 
Трамп что-то знал ... 
Шоферские байки: про гербарий для шестиклассника и противопожарный лимонад 
Сливовое варенье 
Каждый вечер съедайте эти три продукта 
Про старейший город на Урале, звериный стиль и «пермских богов» 
В одной далекой-далекой галактике Озвучил открытым текстом то что я говорил сразу: Отвечая на вопрос по поводу ответных шагов России на санкции Запада, президент выразил уверенность в том, что отечественные сельхозпроизводители смогут возместить продукцию, попавшую под запрет. Глава государства подчеркнул, что в ином ...
Противостояние в Александрии
taskforce82 — 17.05.2023
«Теперь мы точно должны выиграть эту войну, ибо у нас больше не осталось союзников»,— так со свойственным ему мрачным юмором прокомментировал известие о перемирии контр-адмирал Тови, взошедший утром 25 июня 1940 года на борт флагманского «Уорспайта», чтобы обсудить со своим командующим сложившееся непростое положение. Им было, о чем поразмыслить. Мало того, что стратегическая ситуация на театре военных действий значительно осложнилась, существовала еще одна насущная проблема, требующая скорейшего улаживания, а именно судьба базировавшегося в Александрии французского Отряда «X» в составе линкора «Лоррэн», тяжелых крейсеров «Дюкен», «Сюффрен», «Турвилль», легкого крейсера «Дюге-Труэн», эсминцев «Баск», «Форбин», «Ле Фортюне» и подводной лодки «Проте».
(Из старого. Текст двадцатилетней давности, небольшая главка из ненаписанной книги. Публикуется как есть.)
В тот же день, 25 июня, Каннингхэм послал своему французскому коллеге письмо, в котором высказывал предложение, как им поступить, не навредив друг другу. Он заранее исключал две возможности: уход французской эскадры из Александрии или ее самозатопление. Он оставлял две, которые Годфруа принять не мог: передачу французских кораблей в английские руки или добровольное продолжение совместных боевых действий. «В действительности,— парировал Годфруа,— я не могу передать свои корабли Вам, даже с согласия моего правительства. Что же касается призыва к добровольцам, верите ли Вы, что их много найдется»? Все уже знали, что перемирие подписано, резервисты рвутся домой, демобилизация ожидается со дня на день. И Годфруа предложил пятое решение: слить топливо с кораблей, а англичанам в обмен на его жест доброй воли не предпринимать никаких попыток захвата.
Рене Годфруа «умный, живой, прекрасно говоривший по-английски», по характеристике Каннингхэма, являл собой «один из лучших типажей французского морского офицера». В то время как в Гибралтаре происходило лихорадочное формирование «силы», призванной нанести смертельный удар по французского флоту в Мерс-эль-Кебире, в Александрии британский и французский адмиралы обменивались взаимными дружественными заверениями. Однако в Лондоне уже было принято решение на проведение операции «Катапульта». Адмиралтейские депеши, адресованные командующему «форс эйч», поступали одновременно и в штаб Александрийской эскадры, и Каннингхэм настороженно следил за развитием событий в Западном Средиземноморье. Если невозможно предотвратить «бессмысленную» операцию, то нужно хотя бы отмежеваться от нее. Утром 30 июня Каннингхэм направил в адмиралтейство донесение, в котором изложил свои соображения:
«1. Ситуация в Александрии несомненно совсем иная, нежели где-либо на Средиземном море …;
2. Если [французские] корабли должны быть захвачены, какова цель? Если цель — предотвратить их попадание в руки противника, то она уже достигнута.
3. Я убежден, что французы окажут ожесточенное сопротивление, поэтому, если имеется намерение использовать корабли в наших интересах, маловероятно, что этого удастся достичь силой.
4. Более того, возможны бедственные последствия для Ближнего Востока, особенно Суэцкого канала, и в Джибути, где французская поддержка очень важна, и в Сирии, чья дружественная позиция чрезвычайно необходима.
5. С другой стороны, весьма вероятно, что если позволить ситуации развиваться естественным образом, корабли сами попадут к нам в руки под давлением недостатка денежных средств и провианта…»
«Я стараюсь поддерживать искренние и сердечные отношения,— писал Каннингхэм в заключении,— и полагаю, что нужно сделать все для дружественных переговоров, нежели угрожать применением силы».
Ответ адмиралтейства, полученный 1 июля, содержал следующие возможные варианты решения проблемы:
1. Взять корабли под свое начало. Те французские моряки, которые изъявят желание продолжить борьбу с противником, должны быть зачислены на службу в Королевский ВМФ, а все остальные — репатриированы на родину.
2. Корабли остаются в Александрии, но немедленно должны быть приведены в небоеготовое состояние, а их экипажи сокращены до минимума (подразумевая возможность возврата французского отряда к активной службе только в том случае, если немцы или итальянцы нарушат условия перемирия).
3. Корабли затопить в открытом море.
Каннингхэму предписывалось довести эти условия до сведения Годфруа ровно в 07:00 3 июля, что, по замыслу, должно было совпасть по времени с вручением британского ультиматума Жансулю.
Годфруа, в свою очередь, еще 28 июня получил от Дарлана достаточно недвусмысленное указание: «Мое намерение ни в коем случае не соглашаться на интернирование, на которое Вы, кажется, готовы пойти...» Вице-адмирал в раздражении ответил: «Не судите заранее о моих чувствах или о мотивах моего поведения».
Новость о перемирии внесла замешательство как среди членов адмиральского штаба, так и нижних чинов. Моральное состояние команд было невысоким. Дабы хоть как-то поддержать его, на кораблях затевали спортивные состязания, либо хозяйственные работы. «Эти распоряжения,— вспоминает адмирал Годфруа,— заняли значительную часть экипажей, которые надо было чем-нибудь занять. Нельзя было придумать ничего лучше, чем обычные работы — мытье палубы, чистка «медяшек» и т.п. Это хладнокровное проведение обычных корабельных работ удивило англичан, которые говорили об этом еще много времени спустя. Моряки адмирала Каннингхэма, напряженно ждавшие за броней своих кораблей, могли видеть своих французских товарищей, продолжавших обычную жизнь на борту, как будто не происходило ничего необычного, и как будто они даже не видели наведенные на них стволы британских орудий».
Вечером 2 июля Годфруа получил от Каннингхэма приглашение прибыть к нему в 07:00 на следующее утро. Он сделал, как было назначено. На «Уорспайте» французский вице-адмирал и сопровождавший его начальник штаба капитан 1 ранга Тиссеран были встречены почетным караулом морских пехотинцев и корабельным оркестром. С британской стороны на встрече, происходившей в просторной адмиральской каюте в корме линкора, помимо самого Каннингхэма присутствовали контр-адмирал Уиллис и коммандер Дик. Беседовали по-английски. Когда возникало какое-нибудь непонимание, коммандер Дик, хорошо знавший французский, уточнял. Выслушав три предложенных варианта и получив на руки копию адмиралтейской радиограммы, Годфруа заявил, что его корабли «не станут сражаться под чужим флагом, иначе их экипажи будут считаться дезертирами, а немцы со своей стороны могут потребовать передачи им эквивалентного количества кораблей», но выказал склонность принять второй вариант. Для окончательного решения ему требовалось еще немного подумать. Как долго? До часа дня или даже ранее. В итоге, сошлись на времени 11:30.
Все вроде бы складывалось хорошо, как вдруг рассыпалось. Хотя александрийские варианты существенно отличались от ультиматума, предъявленного Жансулю, как по содержанию, так и по форме, это все равно был ультиматум. Почувствовав себя прижатым к стенке, Годфруа, как будто утратил способность к рациональному мышлению, столь свойственную его нации в обыденной жизни. Или просто тянул время?
Его окончательный ответ оказался совершенно разочаровывающим: «Я не могу допустить, чтобы мои корабли стали сражаться против Ваших, но и не имею права без указания свыше разоружить их в иностранном порту и под иностранным контролем. Не имея возможности детально обсудить этот вопрос со своим командованием, я вынужден принять третий вариант, как единственный совместимый с моими представлениями о военно-морской чести».
На подготовку и осуществление затопления Годфруа потребовал 48 часов. Каннингхэм скрепя сердце согласился с его решением (к полудню 5 июля все должно быть кончено), но поразмыслив, решился написать еще одно, на этот раз частное, адресованное Годфруа лично, письмо, в котором убеждал о необходимости поиска более приемлемого выхода из «ужасного тупика».
«Такой вариант решения вопроса о судьбе французской эскадры представлялся наименее приемлемым,— вспоминает Каннингхэм,— и к тому же не удовлетворял требованию британского правительства завершить дело до наступления темноты. Мы также не были удовлетворены решением Годфруа принять третий вариант, когда он был уже почти готов принять второй. И, как нам представлялось, если бы удалось сохранить его корабли разоруженными, они, в конечном итоге, присоединились бы к нашему флоту или попали бы к нам в руки. Поэтому нужно было предпринять еще одно усилие и все заново обсудить. Одним из существенных препятствий было наше требование убрать с кораблей большую часть команд». Годфруа не считает себя в праве согласиться на сокращение экипажей? Хорошо. Но не мог бы он тогда сделать жест, ранее уже им предлагавшийся, дабы обеспечить британское правительство гарантиями своих добрых намерений, а именно опустошить топливные цистерны и выгрузить на берег головные части торпед? Вопрос о численности экипажей может быть улажен позже. Годфруа не заставил себя долго уговаривать, хотя в 16:30 к нему поступил приказ главнокомандующего немедленно и, если это потребуется, с применением силы, выходить в море. Он ответил, что это совершенно невозможно, и что его отряд готовится к самозатоплению. В 17:30 французские корабли начали сливать топливо.
Каннингхэм снова смог вздохнуть спокойно. Но не на долго. В 20:15 он получил радиограмму, свидетельствующую, о полном непонимании Лондоном происходящего в Александрии: «Адмиралтейство приняло к сведению, что французские корабли сливают топливо. Сокращение экипажей должно начаться немедленно, особенно рядового и старшинского состава, посредством схода на берег или посадки на торговые суда, сегодня до темноты. Избегайте повторить неудачу».
И почти одновременно в его руки легло письмо Годфруа: «Адмирал, я только что узнал об ультиматуме, предъявленном британским адмиралтейством нашему Атлантическому флоту. С другой стороны, мое адмиралтейство приказало мне выйти в море, хотя я нуждался в подтверждении подлинности этого приказа. Я ответил, что выход невозможен, но теперь ситуация определенно прояснилась. Поэтому, имея приказ выйти в море, я не могу быть упрекнут в том, что считаю себя свободным от взятого на себя обязательства в отношении топлива. Я останавливаю его слив в ожидании дальнейших событий. Но это ничего не меняет. Я даю Вам слово относительно моих намерений, которые остаются неизменными».
«Немедленно,— вспоминает Каннингхэм,— на «Дюкен» отправился контр-адмирал Уиллис, начальник штаба флота, чтобы образумить Годфруа. Это была самая длительная и мучительная беседа, но никакие уговоры или угрозы применения силы не возымели действия». Французский адмирал был непреклонен: «Оставьте меня в покое, или я затоплю свои корабли на ваших глазах».
«В действительности,— продолжает Каннингхэм,— нам теперь представлялось три варианта действий:
1. попытаться захватить французские корабли штурмом;
2. потопить их артиллерией и торпедами на местах якорной стоянки;
3. предъявить вице-адмиралу Годфруа такие требования интернировать или сдать корабли, дабы вынудить его затопить их собственноручно.
Мы отклонили вариант №1, т.к. сомневались в его успехе, поскольку французы, теперь были начеку. Мы также отклонили также вариант №2, как ведущий к бесполезному кровопролитию с обеих сторон и беспорядочному заполнению гавани останками затонувших кораблей. Соответственно, я доложил Адмиралтейству, что утром 5 июля намерен претворить вариант №3 в жизнь; неуместная задержка связана с необходимости перевозки 4000 французских моряков.
В ранние часы 4 июля мы отошли ко сну утомленные и взволнованные. Однако события опережали нас. Незадолго перед семью часами утра 4 июля я был разбужен, когда мне вручили еще одно письмо от Годфруа, который ночью, очевидно, получил полный отчет об акции против французского флота в Мерс-эль-Кебире. Годфруа аннулировал все ранее достигнутые нами договоренности и оставлял за собой полную свободу действий…»
Своим командирам Годфруа отдал приказ: «Принять и поддерживать боевую готовность, дать отпор без дополнительного приказа, в случае попытки нас разоружить. Довести до сведения экипажей о текущей ситуации, возникающей в результате боевого столкновения вчера вечером между французским Атлантическим флотом и британским флотом». Следующий его приказ уточнил цели артиллеристам: «Дюкену» стрелять по «Уорспайту», «Сюффрену» — по линкору «Малайя», «Турвиллю» — по авианосцу «Игл», «Лоррэну» — по линкору «Рэмиллис», а «Дюге-Труэну» — по крейсерам. В 07:00 все французские корабли начали разводить пары для выработки электроэнергии.
Англичане не отставали в своих военных приготовлениях. Орудия их линкоров были приведены в готовность к открытию огня, а эсминцы и подводные лодки заняли позиции для торпедного залпа. Противостояние достигло своего кульминационного момента. Но состоявшийся около 08:00 налет итальянской авиации заставил на время забыть о неминуемости схватки. Причем крейсер «Дюге-Труэн» вел зенитный огонь вместе с британскими кораблями. Значит еще есть надежда договориться. Подготовка к выходу займет у французов несколько часов, которые предстояло потратить с толком.
«Этот короткий промежуток времени,— пишет Каннингхэм,— был дан нам, чтобы любой ценой убедить вице-адмирала Годфруа. Мы решили через его голову апеллировать к офицерам и командам его кораблей и вызвать их возмущение. Это была исключительно неприятная, но единственно спасительная затея». Прежде всего составили обращение, в котором говорилось о безнадежности их положения и нежелании англичан причинять им вред, а также о великодушных условиях разоружения, которые предложило им британское правительство. Это обращение было многократно передано ратьером на все французские корабли, а кроме того написано на огромных плакатах, укрепленных на окруживших их шлюпках. Затем командиры британских кораблей направились на французские для проведения личных бесед с их коллегами.
Все эти меры возымели свое действие. На палубах французских кораблей матросы митинговали группами, а их командиры собрались на борту флагманского «Дюкена». «Моральное состояние команд катастрофически низкое, и адмирал должен уведомить об этом главный штаб»,— настаивали они. Годфруа согласился, но связь с Дарланом теперь отсутствовала... И еще через некоторое время французский флагман просигналил «Уорспайту» о том, что Годфруа просит Каннингхэма принять его.
В итоге, удалось достичь соглашения, в соответствии с которым французы должны были снять замки с орудий и передать на хранение в свое консульство в Каире, а британская сторона обязывалась не предпринимать никаких попыток захватить их корабли. «Никогда в моей жизни,— восклицает Каннингхэм,— я не испытывал такого искреннего чувства благодарного облегчения, и тот же самое чувствовал каждый офицер и матрос в нашем флоте»! Позже Эндрю Каннингхэм будет охарактеризован Дарланом как «единственный английский адмирал, которому он готов пожать руку» (лестный отзыв человека, который сразу после мерс-эль-кебирского разгрома всерьез обсуждал возможность проведения совместной с итальянцами морской операции по вызволению «плененной в Александрии» эскадры). Содержание Отряда «X» англичане взяли на свой счет, а экипажи получили право сходить на берег. «Королевский флот вел ожесточенные боевые действия,— комментирует историк Л. Дейтон,— а французские корабли оставались без единой царапины. По сравнению с видавшими виды британскими кораблями французы выглядели холеными и откормленными». Эти договоренности строго соблюдались до 1943 г., когда после полной оккупации немцами Франции и самозатопления большей части ее флота в Тулоне, уцелевшие французские корабли вновь стали воевать на стороне правительства генерала Де Голля.
Оставить комментарий
