Прошлое как настоящее

Созваниваемся мы редко, однако и после продолжительного перерыва у нас не возникает неловких заминок, с чего начать разговор – начинать его можно со всего.
Однажды мы случайно встретились в Беслане. Она входила в состав одной группы специалистов, я – другой, и мы не знали о совпадении наших командировок. Несмотря на то, что мы обе весьма сдержанны во внешних проявлениях эмоций, я помню тепло той короткой встречи.
Вообще это было очень неожиданно и волнующе - среди совершенно чужого пейзажа и окружения увидеть человека, который прочно связан с привычной средой обитания и за образом которого моментально потянулся шлейф душевных ассоциаций.
Тогда наш разговор свелся исключительно к обсуждению текущего момента (оказание экстренной психолого-психиатрической помощи пострадавшим), и мы не вспоминали ни вчера, ни Москву, но на сердце почему-то стало спокойнее.
Я всегда полагала, что нас объединяют профессиональные интересы и любовь к клинической психологии, но после разговора, с упоминания о котором начался этот пост, я сделала неожиданное открытие: главным цементирующим элементом является общий опыт или, иными словами, общее прошлое.
Да, оно носит избирательный характер и касается исключительно научно-практических вопросов, но оно связывает крепче морского узла.
Возможно, если бы не случилось этого разговора, я бы продлила свой ЖЖ-отпуск еще на несколько недель, но общение произвело на меня столь сильное впечатление, что возникло желание им поделиться.
Прошло уже несколько дней, а во мне сохраняется эмоциональное послевкусие - переживания, которые я испытывала во время нашей приятельской беседы.
И мне хочется, чтобы вы ощутили то тепло, которое ощутила я.
На самом деле, коллега звонила по незначительному поводу: обсудить ближайшие курсы повышения квалификации в связи с процессами реорганизации, происходящими в их заведении.
Очень быстро полуформальный разговор приобрел неформально-сравнительный характер, в ходе которого новшества подвергались критике, а старые порядки получали лестную оценку.
Для полноты картины (и чтобы наши оценки не выглядели слишком предвзятыми) передам суть разговора.
У учреждения сменилось руководство; и новая «метла» распорядилась вымести из аудиторий часть бюджетных слушателей, чтобы вмести на освободившиеся места платных. Был введен категорический запрет на бесплатное обучение специалистов ряда должностей (ранее им выделялась квота), то есть, простыми словами, для них беспрепятственный доступ к повышению квалификации закрылся.
Теперь на занятиях, как и прежде, будут вместе сидеть представители разных смежных специальностей, но одни смогут обучаться даром, а другие – только за собственные средства.
Таким образом «метла» намерена сократить централизованные ассигнования на обучение и делегировать профессорско-преподавательскому составу обязанность самостоятельно обеспечивать себе часть жалования.
Привело ли это новшество к результату?
Да, безусловно.
Первый цикл, на который отлученных от бюджета специалистов планировалось зачислять за деньги, не состоялся. Набор слушателей просто-напросто провалился! Причина – отсутствие спроса (тех, кто готов учится за ту стоимость, которая установлена свыше).
Со вторым циклом произошло то же самое.
И у ближайшего намечается аналогичная перспектива…
А это означает, что и бюджетные слушатели, которым пока сохранен свободный доступ к знаниям, тоже не смогли пройти обучение, поскольку группа не была укомплектована.
Промежуточный итог: кафедра рискует не выполнить госзадание (по бюджету) и план (по доходам), что закономерно вызывает беспокойство кандидатов и докторов наук.
Это суть разговора, в ходе которого мы не только сокрушались, но и невольно упоминали алгоритмы работы, успешно применявшиеся десятилетиями.
О том, что мы не просто вспоминаем былые времена, а откровенно идеализируем прошлое, я догадалась еще во время разговора.
На то, чтобы поохать и обсудить, как можно спасти ситуацию, ушло минут десять - всё остальное время, значительно превосходящее эти минуты, мы перебирали картинки благополучного кафедрального прошлого.
Мы искренне и единодушно восхищались заведующим кафедрой, которого недавно внезапно сняли с должности. Он, на самом деле, выдающая личность и талантливый ученый, но раньше мы не говорили об этом вслух.
Мы с ностальгией вспоминали время, когда любой специалист мог свободно получить современные знания, и его квалификация не была поставлена в зависимость от уровня доходов.
Но мой пост вовсе не про проблемы кафедры и гримасы очередной реорганизации.
Он про тепло, которым буквально переполнены мои воспоминания.
Весь наш разговор мысленно я провела там, на кафедре – медленно вышагивая по ее тихому коридору и ощущая то благоговение, которым могут быть окутаны только истинно академические интерьеры.
Вам знакома эта ситуация: вы неспеша идете мимо закрытых дверей аудиторий и последовательно, то справа, то слева, слышите голоса лекторов? Они говорят особым, характерным для заинтересованных преподавателей, тоном, и вас обдает волнами их разъяснений, то одной, то другой…
Весь разговор я чувствовала запах многостраничных томов, написанных классиками психиатрии и стоящих плотными рядами в высоченных книжных шкафах.
Перед моим мысленным взором разворачивались страницы, на которых детально описывается симптоматика каждого расстройства и подробно разбираются клинические примеры. Не схематично, не в виде инструкции «делай раз, делай два», а фундаментально и скрупулезно.
Мы с коллегой говорили о проблемах, но благодаря этим воображаемым видам и запахам, мое настроение было очень светлым и радостным. Я испытывала счастье от того, что в нашей жизни всё это было: и академическая обстановка, и живые классики (я же застала многих авторов фундаментальных трудов!).
А еще в нашем ясном и честном прошлом была огромная географическая карта, которая всегда висела на кафедре. На ней сотрудники отмечали города, в которых проводили выездные циклы. Рядом с названием населенного пункта приклеивался красный кружок, и со временем карта стала похожа на елку, щедро украшенную новогодними шарами.
Никакой регион не воспринимался профессорами как слишком отдаленный, и выезжали они не просто изложить лекционный материал и провести открытые клинические разборы, а чтобы в буквальном смысле нести свет знаний.
В каких условиях их размещали и с какими неудобствами приходилось добираться до пункта назначения, не имело для них никакого значения, потому что их главным попутчиком было осознание своего высокого предназначения.
Я хорошо помню семинары, по завершении которых ты выходишь из аудитории не только с новыми знаниями, но и совершенно другим человеком – вдохновленным и просветленным. И секрет не в том, о чем тебе рассказывали, а – как.
Все это бережно хранится в памяти, в отличие от всяких несуразностей, которые тоже были, но куда-то бесследно испарились.
Да, во время разговора я понимала, что мы не объективны, но как приятно было погружаться в эти теплые воспоминания, мысленно переносясь в неповторимую атмосферу кафедры! Так усталый путник медленно опускает свое тело в горячую ванну с пышной пеной, и лежит в ней, окутанный долгожданной нежностью и ароматом.
Хочется ли ему стремительно покинуть свое уютное убежище и растереться полотенцем? Разумеется, нет.
Вот и мне не хотелось выныривать на сушу реальной жизни, а хотелось еще чуточку поплескаться в расслабляющих «а раньше», «а помнишь».
Размышляя о прошлом, о его месте в настоящем и о его влиянии на будущее, я прихожу к выводу, что прошлое (как, впрочем, и все сущее) может стать как опорой и кладезем вдохновения, так и оковами и источником боли.
При этом само прошлое (его содержимое) не имеют особого значения.
События, происходившие с нами вчера, позавчера, год назад и на протяжении всех прожитых десятилетий, быстро утрачивают свой вес и способность влиять на сегодняшний день.
В содержательном смысле прошлое – скоропортящийся продукт. Оно не остается в свежем, то есть первозданном, неизменном виде, а моментально подвергается трансформации и превращается в воспоминания, которые всегда субъективны.
Решающим становится не то, что с нами реально было, а наша трактовка событий.
То, что именно жизнь и люди делали с нами – пустяк. А вот то, что мы делаем с результатом этих воздействий, действительно важно.
Взять тот же разговор о непростой ситуации на кафедре, который я так подробно изложила. И для меня, и для коллеги (по ее искреннему признанию) он был не пессимистическим, а радостным. Наша ностальгия носила исключительно светлый характер. Мы ощущали себя не лишенными чего-то, а, наоборот, обладающими обширным наследством.
И мы ощущали не холодное дыхание коммерциализации всего и вся, а тепло и нежность того прошлого, которое продолжает жить в нас и потому является настоящим.
|
</> |