Про-РУБь

Русская мелкая буржуазия выходит обиженной вдвойне и втройне: ещё вчера, по исторической мерке, её эксплуатировали и обижали как «прослойку» того или иного наполнения, как «служащих» всех сортов и направлений и т.п.; она страдала «за народ», искала общей и обобществляющей справедливости и, как ей казалось, обрела её.
На поверку оказалось, что всё проще, чем проще: как была говном, так и осталась (см.: Ленин). Только если раньше её накапливали, и лишь частью при удобном и неудобном случае сливали за борт, то теперь активно перерабатывают в труху, а страдать, по большому счоту, оказалось не за кого. И не за что. Разве за себя и свою обиду. В этом, собственно, и заключон кондовый смысл непрестанных сетований на «несправедливость» если не миро-, то страноустройства. Или – There's the Rub (в этом-то и загвоздка, Шекспир, «Гамлет»).
Тут фокус вот в чём, может быть: известный межстульчиковый философ Бердяев вывел в 1915 году в «Душе России» формулу о её, души, «загадочной антиномичности» (казнить-нельзя-помиловать) и «загадочной противоречивости», содрав при этом «загадочность» у Фридриха Нитше, из «Потустороннего», с «загадками, которые задаёт… природа немецкой души».
Ба-а-тюшки светы! Что творится, Господя-а! Вор у вора дубинку скрал.
***
Впрочем, что там делить? Не устаю повторять – русские и немцы две стороны одной доски, и когда удастся эту доску вывернуть лентой Мёбиуса, мир сотрясётся восторгом конечности.
Любопытно другое, именно – загадочность русской души «в целом» не сводится ли к «загадочности» души именно и только мелкого буржуа, бюргера, бывшего интеллигента, служащего «почтовой конторы» без конных троек и телеграфных проводов, навеки обиженного безымянно вознесёнными эксплуататорами? Ведь когда Нитше говорит о «загадочности немецкой души», он именно эту страту германцев имеет в виду, именно эту – «системообразующую».
И что такое русская мелкая буржуазия как не мещанство? По-немецки – бюргерство. До февраля 1917-го мещанство распевало: «мы ждём перемен!» (анахронизмом: "как" в 1980-е). В феврале изумилось, что перемены настали его именем. Но в октябре всё снова перевернулось, и мещанина пустили в расход и в переделку, стали обижать «мурлом» и проч., а с тем и растить нового мещанина, «правильного», по-новому «благочестивого».
Арифметическое морализаторство Лейбница наросло новейшими «интригалами» (см. позднесоветское кино про мальчика-робота «Приключения Электроника»). И всё-то благочестие, оказалось, сводится к «благосостоянию» (советского народа), благосостояние – к лицемерию, из яблока лицемерия пополз наружу червяк гедонизма: «будем как боги, чтобы ни хрена не делать и до хрена иметь».
Прибавлю: и чтоб никто не обижал, и чтоб… Слышу, слышу шепоток, шепоточек…
- Пересыпь меня, Господи, жолтым песком, Прикрой меня толстым хрящом. Тот песок желтый не сосчитать, так и меня, рабы Божьей Мелкой буржуазии, никогда и ничем не взять: ни колдуну, ни колдунице, ни чернецу, ни чернице, ни царю, ни царице, ни сотнику, ни судье. Будь, оберег Божий, при мне, Божьей рабе Мелкой буржуазии. Во имя Отца и Сына и Святого Духа аминь…
…
Теперь – притча, бывшая в употреблении, как и положено.
***
Жила звезда, и думала, что она говно в проруби с чистой водой.
На этом можно было бы (и нужно) прикончить. Однако не всякий сведущ в трансцендентальном, потому повторю – с начала и по слогам:
Жи-ла звез-да и ду-ма-ла.
Остальное и есть, собственно, трансцендентальное*. Ненужное.
* Справка: трансцендентальное – выходящее за границы чувственного опыта, лежащее за пределами такового опыта, недоступное познанию.