Про мою карьеру

ilfasidoroff — 20.11.2020 Cерия первая и, конечно же, не завершенная

В 17 лет я умышленно завалила вступительный экзамен в ВУЗ после того как прослушала ответ по Истории СССР предыдущей абитуриентки, которой приемная комиссия дружно поставила пять, и решила: “Ну вот не хватало мне еще с такими учиться в одной группе”. Подошла крупным шагом к комиссии, сказала, что не знаю ответа на свой билет, получила неуд и вышла на улицу.

Мама сильно расстроилась, перестала со мной разговаривать, посадила под домашний арест. Три дня спустя я умудрилась сбежать в лагерь комсомольского актива и работала там вожатой до конца лета. В то время я была, между прочим, “известным на раёне” пионерско-комсомольским активистом, а к первому сентября меня аж приняли в пед. коллектив одной из средних школ, тоже на должность вожатой. В той школе я кстати училась с первого по третий класс; в год моего выпуска ее директором был муж моей третьей “первой” учительницы, которая по старой памяти слишком хорошо ко мне относилась и жалела мою бедную маму.

Что я вытворяла за год работы в школе “страшной вожатой” и как трепала нервы маме и принявшему на себя ответственность за мое поведение директору, мне рассказывать стыдно. В июне он отправил меня “с глаз долой” — на длинную смену в пионерлагерь, но сам наведывался туда частенько по ночам в непотребном виде и приставал ко мне, как банный лист. Однажды так пристал, что потащил обратно в город работать на избирательном участке. Мы с ним шли под проливным дождем ночью из лагеря по направлению к шоссе, пять километров по лесу пешком, и орали песни на два голоса. Орали неплохо так — обоих бог не обидел слухом.

На рассвете, охрипшая и простуженная, я добралась до дому, там никого не оказалось. Мама с бабушкой уехали в Загорск. День я провалялась с больным горлом и температурой, затем два дня работала на избирательном участке. По окончании работы директор посадил меня за свой огромный директорский стол, продиктовал прекрасную характеристику и уволил, вручив солидную пачку денег: зарплату, премиальные и отпускные.

В институт я на сей раз поступила и в течение пяти лет каждый летний сезон ударно работала то в стройотряде, то в пионерлагере. Училась отлично, стипендию мне платили всегда повышенную — пятьдесят рублей, в день получки я их безоговорочно отдавала маме. Почему? Наверное, из-за комплекса вины, плюс проснулась сознательность: мама ж одна меня воспитывала, и хотя работала в министерстве на теплой должности, зарплата ее была невысокой. Однако частенько и виновато я маму просила вернуть мне стипендию: надо было же ездить на что-то по фестивалям, концертам и слетам. В иные долги не влезала, ибо каталась по студенческому билету в общих вагонах. Заработанные летом деньги казались огромными суммами, которые я тоже радостно отдавала маме. Тратились они, чаще всего, на меня.

До защиты диплома профессора двух кафедр сулили мне зеленую дорогу в аспирантуру, да деканша такого “безобразия” не допустила. Она меня терпеть не могла и всяко-всяко отыгрывалась за свои странные отношения с одной преподавательницей, которая крайне неровно ко мне дышала. Невзирая на мой красный диплом и попытки вмешательства других преподов, деканша торжественно вручила мне направление на пост сельского учителя немецкого в Липецкую область.

Я скоропостижно вышла замуж в надежде, что это позволит мне получить открепление по месту распределения. Свадьбу сыграли в начале августа, а потом я отправилась в Липецк. Открепления мне не дали. Я разругалась с Липецким Зам. Министра Просвещения и вернулась в родной город.

Через тройной блат с участием полковника МВД (любовника двоюродной сестры) меня устроили воспитателем в школу-интернат для слабоумных детей алкоголиков и тунеядцев. Денег платили немеряно, плюс дали в нагрузку вести у дебилов — с десяток часов немецкого, три — английского, и я стала “богатеньким Буратино”, вернее, молодым специалистом на полторы ставки. Через месяц-другой стала еще богаче: приходилось то и дело работать за себя и “за того парня”, вернее, за напарницу Светку, забеременевшую ни с того ни с сего. Бедняга аж в интернат перестала ходить, все на больничном сидела, лечила токсикоз. В феврале организм двух ставок не выдержал — меня отправили в больницу на скорой. Два месяца я на работе не появлялась. В марте официально развелась с первым мужем.

Мама напрягла свои связи — к началу нового учебного года меня приняли на работу преподавателем университетской кафедры иностранных языков. Денег платили куда меньше, чем в школе: учителя в ту пору рулили, преподаватели университетов — фигвам (разве что те, кто в приемных комиссиях наживался на взятках). Семинаров и лекций я вела самую малость — в основном занималась “наукой”, сдавала кандидатские, писала диссертации. Себе и другим. Чтоб “подзаработать”, ясень пень: будучи уже “немолодой” да еще “разведенкой”, я испытывала потребность в денежных средствах, чтоб завлекать мужчин.

На занятия по подготовке к кандидатскому минимуму ходила с Гейбом — работать на кафедру нас приняли одновременно. “Дружить” начали. Нашли общий “калым” — какой-то местный богатенький кооператив доверил нам переводить толстый учебник по работе с персональным компьютером системы “Макинтош”.

Переводом занимались вместе, дружно — у меня дома. Когда нам заплатили рублей эдак пятьсот или, может, даже семьсот (точно не помню, но по тем временам — сумасшедшие деньги, в любом случае), мы их отложили в “общий бюджет”. Одновременно оказались в “лагере оппозиции”, которому не благоволила марийка-зав.кафедрой и ее “элита”. Благодаря их стараниям наши места в ленинградской аспирантуре были нагло предложены другим соискателям. От обиды мы плюнули на “науку” и продолжали вдвоем “подрабатывать” — то переводами, то репетиторством. Уволились из универа, оставив себе там по нескольку часов “для стажу”, учредили “ИТД” (был такой термин в конце перестройки, расшифровывался как “Индивидуально-Трудовая Деятельность) и поженились. Гейб переводил странноватые религиозные тексты с немецкого для инвалида Максима, иногда давал уроки; я вела интенсивы по английскому дома и везде, куда только ни звали, и переводила тоже — компьютерные пособия, в основном.

К зиме 91-го у нас накопилась приличная сумма, но недостаточная для жилья, отдельного от родителей или от друзей, к которым мы таскались ночевать, прихватив собаку Виньку. Банальный жилищный вопрос сильно портил всем нам отношения и требовал решения проблемы любыми средствами, вплоть до очередного развода. Спасая семью, собрались за рубеж — не насовсем, лишь на заработки для покупки-аренды отдельной квартиры. Хотя, если честно, Россия сильно поднадоела куриными лапами (приличного мяса в доступе не было), к февралю 92-го даже наши “приличные суммы” прокормить нас уже не могли. Визы в Англию получили мы туристические, использовав приглашения от друзей, денег на самолет не хватило.

Продали, что смогли, заняли там, где нам сподобились одолжить, собрали рюкзаки — и поехали в Англию... автостопом. Остальное, как говорится, — история.

---

Дорогой sergofan_prok, этот текст, написанный не сегодня, а лет 12 назад, публикуется сегодня впервые и в честь твоего ДР. Обещала в подарок тебе кусок своей “мемуарной прозы”, но обещания не сдержала, потому как у меня сейчас много работы, да и сплю тоже много, уж извини. Не знаю, могу ли я этот текст назвать прозой, но он таки автобиографический. Почему-то я самодовольно решила, что он тебе может понравиться. Будь здоров. Любви тебе с Марушкой и вечной молодости. В общем, мои искренние...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив