Про красоту

inkogniton — 29.06.2017 Я читаю всё, что вы мне сказали обо мне и о моём виде и нахожусь, честно говоря, в некотором недоумении. Не то чтобы я не считала себя красивой, но я никогда не считала себя красавицей. Есть несколько человек в моей жизни, которые постоянно повторяли мне о том, что я красавица. Первая -- моя бабушка. Она говорила, что я невероятно похожа на её маму, мою прабабушку.

Моя прабабушка была действительно необыкновенно красива. Необыкновенно. И столь же своенравна. Она росла в религиозной семье, дочь раввина, её учили, что слово отца -- закон. Когда подошло время, ей нашли хорошего жениха. Отец был доволен, родители жениха тоже -- ещё бы, такая партия. Прабабушке он совсем не нравился и она совершенно не желала выходить за него замуж и жить с ним всю жизнь. Она просила, уговаривала, она умоляла. Ничего не помогало. Когда пришло время, она надела свадебное платье и пошла под хупу, словно на виселицу. Я не знаю точно всех подробностей, но знаю точно одно -- свадьбы не состоялось, она ушла прямо из-под хупы. Отец был сердит. Сердит так, как не был сердит никогда. Он запер её на чердаке и она семь лет сидела на чердаке. Но и это было не всё. Отец постановил: раз не захотела как у людей, то будет не как у людей до конца. Захочет замуж выйти -- пожалуйста, но только либо за разведённого, либо за вдовца и, как минимум, с двумя детьми. Мой прадедушка был вдовцом с двумя детьми. Моя прабабушка любила его так, как вообще могла любить эта сдержанная, властная, гордая и своенравная женщина. Она родила ему ещё двоих детей -- девочку (мою бабушку) и мальчика. Мальчик погиб во время войны, с бабушкой же она жила до самой своей смерти. Она вставала в пять утра, убирала дом, готовила еду, стирала, гладила. Она помогала с уроками моей маме и её сестре. Она выучила русский уже будучи достаточно взрослой, но говорила всё равно плохо. Она до конца жизни была своенравной красавицей. Даже в старости.

Красота, кажется, передаётся у нас по женской линии. Прабабушку я видела только на фотографиях, а с бабушкой провела много времени в детстве, отрочестве и в ранней юности. Бабушка даже в старости была очень красивой. А уж от фотографий военного и послевоенного периодов, где она молодая, уверенная, такая же своенравная, как и её мать -- глаз не оторвать. Невысокая, но статная, идеально прямая спина, натянутая словно струна, накрашенные сердечком губы -- как тогда было модно; шёлковое платье, идеально подогнанное по фигуре. У неё тогда было одно такое платье. Но она носила его так, будто у неё таких целый шкаф. Не одежда красит человека, а человек одежду, -- смеялась она, -- одежда не может быть красивее тебя. Одежда призвана оттенить твою красоту; ты и твоя одежда должны сливаться в одно целое -- если каждый из вас сам по себе, ничего путного не будет. У неё был исключительный вкус. И была она невероятной модницей. Казалось будто небрежно достаёт вещи из шкафа -- первые попавшиеся, не глядя. Но эти первые попавшиеся, оказавшись на ней, начинали играть словно слаженный квартет. Она критически смотрела несколько секунд в зеркало, поправляла волосы, красила губы, выбирала обувь. Всё ходила рядом с парами, смотрела, что-то будто бурчала. После выбирала пару и она становилась финальным аккордом, той самой тоникой. Больше бабушка в зеркала не смотрелась -- и времени на работе не было, да и ни к чему это: если у тебя появилась нужда ещё раз посмотреться, значит что-то не то на тебе, значит что-то беспокоит. Значит не соединилась ты со своим нарядом в единое целое, значит не ты его несёшь, а он тебя. Самое главное -- спина. Держи спину прямо, плечи разверни, голову подними, улыбайся и тогда тебе ничего не страшно. Это твоё главное орудие. Она держала спину прямо, она могла бы ходить с вазой на голове. Она улыбалась. Её любили коллеги, но ещё больше -- её любили пациенты. Дети ждали утренних обходов и висли на ней стайками. А уж как её уважали и ценили коллеги, то отдельный рассказ.

Расскажу два эпизода. Иногда работников больницы возили на какие-нибудь экскурсии, развлечения и тому подобное. Ехали все всегда в автобусе и по дороге, как водится, травили анекдоты. Некоторые из этих анекдотов были, так называемые, еврейские. Бабушка промолчала в первый раз, а во второй тихо, но твёрдо сказала: я вас очень прошу не рассказывать при мне этих анекдотов, иначе мне придётся ехать отдельно. Коллеги разом замолчали, стушевались и больше никто и никогда не рассказывал при ней этих анекдотов. Можно было бы подумать, что это всё потому, что была она главным врачом и её опасались или ещё что. Но нет. И об этом второй эпизод. Когда она уже работала на половину ставки и ушла с должности главврача, поехала она забирать мою тётю к себе -- рожать.

Тётя -- второй человек, неизменно говорящий, что я красавица. Своенравная и с характером, но красавица -- вся в прабабушку.

Тётя моя человек упрямый и своенравный, как и все женщины в нашей семье, и не соглашалась рожать в местной больнице. Так и сказала: рожать буду только у мамы, и всё тут. Моя мама, человек относительно мягкий (относительно остальных женских представителей нашей семьи), всегда говорит -- ты и она (тётя): вы два стальных кулака, одетых в бархат. Вроде мягкие и на всё согласны и на вид можно что угодно предложить. Но коли вы говорите нет, вас с места не сдвинешь -- это такое окончательное нет, окончательнее которого не бывает никогда. И это правда -- я очень редко говорю нет; я говорю: я подумаю, посмотрим, будет видно. Но если я уже говорю нет, то это -- нет. Так вот, назад к истории. Поехали они на поезде из города, где жила тётя, в город, где жила и работала бабушка. Езды чуть меньше суток, но через несколько областей. И тут вдруг моей тёте стало плохо. Они доехали до ближайшей станции и сошли с поезда. Бабушка помчалась в диспетчерскую: звоните в мой город, вот в эту больницу, скажите чтобы прислали мне санитарный самолёт. Да кто вы такая? Вы что, Брежнев? Или секретарь горкома какой? -- рассмеялись ей в лицо. Я не Брежнев, не секретарь, я сказала кто я, -- тихо и с достоинством парировала бабушка. Да не пришлют они самолёт, это же через две области, понимаете? Не пришлют! -- они уже не смеялись, но всё ещё не были готовы звонить. Позвоните, пожалуйста, -- тихо повторила бабушка, -- скажите моё имя и скажите, что мне срочно нужен санитарный самолёт. Диспетчера усмехнулись и позвонили, ожидая услышать ровно то, что говорили ей до этого. Они говорили несколько минут, положили трубку, посмотрели на неё удивлённо и тихо сообщили: самолёт высылают, ждите. Большое спасибо, -- облегчённо выдохнула бабушка, -- вот и хорошо.

Бабушка всегда старалась хорошо выглядеть. Со стороны, она не прикладывала к этому никаких усилий, никто и никогда не видел как она делает маски, как ухаживает за лицом, за волосами. Волосы! У неё была огромная, иссиня-чёрная, густая копна вьющихся и изумительных волос. Бабушка считала, что дедушка не должен этого знать и видеть. Но он, конечно, знал. Как-то раз, ранней весной, дедушка купил огурцы. Огурцы были дорогими, но очень хотелось свежих и хрустящих молодых огурцов. Чтобы съел, и во рту весна. В тот день к ним должны были прийти гости. Дедушка всё ещё был на работе, а бабушка решила сделать маску из огурцов-- чтобы предстать во всей красе. Она нарезала огурец на тонкие ломтики, положила их на лицо и села, расслабившись. Но тут вдруг, раньше чем она того ожидала, раздался звук ключа в двери -- дедушка вернулся с работы. Она немедленно смахнула огурцы в блюдце и поставила его в холодильник. Дедушка, вернувшись, достал блюдце из холодильника и съел все огурцы. Бабушка облегчённо вздохнула: не заметил. Однако, когда пришли гости, дедушка, усмехнувшись, рассказал: сегодня я ел самые лучшие огурцы в жизни, огурцы с лица моей жены! Бабушка смутилась, однако рассмеялась и нисколько не обиделась.

Бабушка говорила: во сколько начнёшь за собой ухаживать, такой и будешь. Столько, сколько захочешь. Она была невероятно красивой.

И тут, конечно, следует рассказать об одной из самых красивых женщин, которых я знаю -- моей маме. Статная, прямая, небольшого роста, но стройная словно точёная статуэтка. Своенравная и упрямая (и всегда удивляется -- откуда в тебе столько упрямства? я вот -- совсем не такая!). На фотографии, где мама молодая, я могу смотреть до бесконечности. Она всегда улыбается, даже если только глазами. И смотрит хитро. И спину держит. Когда пришло время меня рожать, маме было совсем не до этого. У неё была защита, у неё был учёный совет, презентации, демонстрации и прочее. Но мне приспичило родиться. И мама отложила защиту, отложила советы, презентации и демонстрации. Всё было перенесено на месяц. Через две недели мама надела свою лучшую юбку, а через месяц эта юбка стала ей даже немного велика. Мама оставила меня на бабушку и папу и пошла защищаться. После защиты был банкет. Слушайте, -- обратился к ней один из оппонентов, -- а злые языки говорили, что вы месяц назад ребёнка родили. Вот же сплетники! -- рассмеялся неловко и быстро добавил, -- вы прекрасно выглядите, не обращайте внимания на сплетни. Чего это сплетни? -- рассмеялась мама и кокетливо пригладила юбку, -- я действительно родила, действительно месяц назад. Оппонент отошёл и в тот вечер всё смотрел на неё из противоположного угла.

Я никогда не считала себя красавицей, никогда. Я смотрела на фотографии прабабушки, бабушки и молодой мамы и понимала -- вот это, это действительно самые настоящие красавицы! А я -- я так, просто так. И всё таяла, когда бабушка гладила меня по голове -- боже мой, она действительно не понимает. Улыбайся, майн хайсл, держи спину. Ты -- красавица. Прямо как моя мама. Может даже лучше. Улыбайся и держи спину -- это самое важное. Всё остальное -- пустяки.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив