Про женскую силу и про волю
ludmilapsyholog — 03.01.2012 Очень много вопросов: а как же женщины? Все эти Гераклы-Лоэнгрины-Зигфирды-Иван-Царевичи и прочие джедаи -- они ж мужики. Что же делать нашей сестре, так и сидеть без подвигов?Тут несколько соображений
Во-первых, женщины-богатырши встречаются в сказках и легендах, Марья-Моревна и ее сестры и скачут, и рубят не хуже мужчин. Но надо признать, что они -- в меньшинстве и воспринимаются скорее как исключение, достойное восхищения, чем как правило.
Вообще, сказка к "кондовому" феминизму, пытающемуся отмести различия между мужским и женским, вовсе не склонна. Могучие (в смысле силы и владения оружием) женщины в ней воспринимаются как "не вполне женщины". Они чаще всего одиноки и бездетны, хотя и прекрасны собой (образы типа Артемиды или валькирий). Они часто отличаются, скажем так, нелюбовью к противоположному полу (амазонки). А если даже жаждут женского счастья, бывают им обделены, ибо, с точки зрения мифа и сказки, в них слишком много от мужчины и мало от женщины, не хватает "женского ума", под которым имеется в виду прежде всего то, что современные психологи называют "психологическим интеллектом": эмпатия, способность разбираться в людях, развитая интуиция в общении и отношениях. Поэтому непобедимая Брунхильд при всей ее красоте и отваге оказывается неспособна отличить "не того мужчину", и остается с разбитым сердцем. А сказочные и мифологические героини, не столь искусные в битве на мечах, обычно узнают "своего" мужчину, будь он хоть соколом (девушка из "Финиста"), хоть оленем (Анджела), хоть монстром (Белл или Настенька из "Аленького цветочка"), хоть в облике старого нищего (Пенелопа). И наградой им бывает женское счастье.
Вообще, если говорить не о богинях, а о героинях с, так сказать, человеческой биографией, бесстрашные воительницы часто бывают сиротами, у них нет отца и они вынуждены сами защищать себя и быть андрогином, "мужчиной и женщиной в одном флаконе". Встретив мужчину, который способен защитить, они бы и рады "сдать вахту" и отдать ему свое сердце, но если женская часть сильно повреждена, им не везет, как несчастной Брунхильд. А другим удается, как, например, Эовин, встретив Фарамира, "вдруг" теряет интерес к воинской доблести, которым жила до этого всю жизнь, и начинает заниматься целительством -- занятием очень женским. Но у нее все же были старший брат и дядя, так что она имела больше возможностей сохраниться.
Вообще, женские инициационные практики были иными, чем мужские. Они готовили прежде всего к продолжению рода, то есть к терпению, выносливости и той самой компетентности в отношениях. Василиса, попав к Бабе-Яге, должна победить терпением, стойкостью и "найти подход" к воротам с черепами, к черному коту, к самой вредной бабуле (потом свекровь зайкой покажется :)) и т. д. А красивая история про Спящую красавицу отражает гораздо менее живописную инициационную практику, когда девушку, с наступлением первой менструации (капля крови на снегу) уводили с глаз долой, оставляли в крохотном шалашике, откуда она не смела выйти, ей нельзя было ни с кем разговаривать, нельзя было касаться земли и воды, чтобы не осквернить их (отсюда башня в сказках), и можете себе представить, что пахла бедняжка в результате совсем не розами:(
Не думаю, кстати, что девушки воспринимали такие обряды как несправедливость, потому что практики мужские предусматривали тоже очень суровые испытания и считалось нормой, что какой-то процент мальчиков в процессе погибает. Мифологическое сознание не патриархально в нашем понимании, оно основано на единстве и различии мужского и женского, двух мощных, но разных сил, ни одна из которых не "выше" другой, и ни одна из которых не может существовать без другой, которые друг друга и притягивают, и боятся, и находятся в вечном танце-борьбы-слияния. Те, кто выходит из этих отношений, становятся маргиналами, либо уважаемыми (шаманы, жрицы) либо отвергаемыми (бродяги, колдуньи). Для всех остальных героев жизненная реализация не считается полной без нахождения супруга и рождения детей.
Собственно женская сила проявляется в преданности и стойкости (три пары железных башмаков износить, или, как Герда, босиком на Северный полюс), в мудрости, под которой имеется в виду нестандартный взгляд на мир, способность видеть напрямую суть вещей, минуя логические силлогизмы (все и всякие мудрые девы и жены, об которых ломаются цари, отцы и драконы, да вспомнить хоть Гермиону), в магии, охранительной и помогающей (если это положительная героиня) или вредящей (если злая колдунья), и в той самой способности к общению, интуиции, дару обезоруживать самых злобных соперников доверием, сочувствием, неожиданной помощью, а еще совершенно сносящим у противников и случайных встречных крышу сочетанием бесстрашия и робости. Типа при виде мыши визжит, а на дракона выходит без доспехов.
Впрочем, про женскую силу в сказке и мифе сказано лучше и больше в книжке "Бегущая с волками" Клариссы Эстес, очень советую, кто не читал.
А я, чтобы вы не расстраивались, здесь помещу другой текст из тех же предисловий -- про волю. Воля -- это как раз общечеловеческое, тут мужчины и женщины равны, и героев обоего пола встречается достаточно. Что-то перекликается с темой силы, но это про другое.
Сказки о воле
«Ты маму с папой слушаешься?» — спрашивают ребенка пришедшие в гости взрослые. Вроде бы просто глупый вопрос. Да уж больно с завидным упорством его повторяют. Перевести его можно примерно так: «Ты вполне хороший ребенок? Ты правильно живешь? Слушаться — самое главное, и самое лучшее, что ты можешь делать». Счастье для человечества, что подобные дяди и тети — не единственный для ребенка источник сведений об устройстве мира.
Вот, например, сказка совершено не разделяет их мнения об однозначной ценности послушания. Подумайте сами, что было бы, если бы все сказочные герои беспрекословно слушались своих родителей? Сказал папенька «не езжай, сынок, я за тебя боюсь» — он и не поехал. Велено было «не заглядывать в комнату» — он и не заглядывал. Замечательный ребенок, мечта родителей! Правда, все жар-птицы остались бы тогда не пойманы, все сокровища не найдены, все чудовища не побеждены, а все красавицы так и зачахли бы старыми девами в своих тридевятых царствах...
«На самом деле — говорит сказка ребенку — все самое интересное в жизни только и начинается с момента непослушания, с первого самостоятельного решения поступить по зову собственного сердца, а не так, как велят или советуют. Опасно, конечно, кто спорит, и страшно, и ошибок, скорее всего, наделаешь немало, но ведь без этого и вообще никакой сказки не будет! Не рассказывать же о том, как Иван-царевич папу с мамой слушался! Мы рождаемся и растем, чтобы когда-нибудь перестать слушаться. Именно ради этого»
Многие ученые-исследователи сказок народов мира, считают, что в основе большинства сказок и преданий лежит древний обряд инициации — перехода из детского состояния во взрослое. Этот обряд был знаком всем древним культурам и был важнейшим событием в жизни человека, равным по значению рождению и смерти. Собственно, инициация и понималась как смерть ребенка и рождение совсем другого человека — взрослого. Обряд обычно проходил в отдаленном, глухом месте, в лесу, например, и включал в себя тяжелые, иногда жестокие испытания. Помогал пройти его человек, наделенный особым знанием — шаман или старейшина. Важной частью обряда было общение с духами предков в образах животных. После прохождения инициации юноша или девушка меняли полностью свой облик: раскраску, одежду, прическу. Им присваивалось новое имя. Теперь они могли принимать участие во всех взрослых делах и вступать в брак. В самом деле, в сказке многое напоминает о древнем обряде. Герой — всегда молодой, даже юный человек. Он отправляется в лес или другое незнакомое, опасное место. Ему помогают наставник-мудрец и волшебные животные. Его ждут опасные испытания, а часто — и временная смерть (или заключение в колодце, пещере, тюрьме – местах, похожих на могилу). Когда он возвращается в родные места, его никто не узнает, и сам он выдает себя за другого, называется иным именем. Наконец, в конце всех приключений, он находит свою невесту (или жениха) и все заканчивается свадьбой.
В наши дни обряда инициации нет. Никто не может толком сказать, когда ребенок превращается во взрослого. Это породило немало проблем, прежде всего – пресловутый «переходный возраст». Во многом его трудности связаны именно с неопределенным, двойственным положением подростков и юношей в современном мире. От них ждут взрослой сознательности, но контролируют, как детей; упрекают в несамостоятельности, при этом постоянно подчеркивая их зависимость. Каждый решает вопрос о том, взрослый ли перед ним человек, по-разному, исходя из своих соображений. И никто толком не знает, как он может свою взрослость доказать. Все это очень трудно и нервно и для самих подростков, и для всех окружающих. Тяжело жить без инициации! Но взрослеть-то все равно приходится. Пусть без плясок у костра и нанесения шрамов на щеки, пусть постепенно, не в один день, но каждому предстоит взять на себя ответственность за свою жизнь, начать принимать решения и поступать по собственной воле — то есть стать взрослым. И сказки, как и тысячи лет назад, выполняют свою работу, заранее и терпеливо готовя ребенка к этому переходу. Взрослым не станешь просто потому, что вымахал выше родителей, предупреждают они. Это труд, это путь. Со своей взрослой самостоятельностью надо научиться управляться, ее придется отстаивать. Только тогда сказка — твоя жизнь — состоится, только тогда ты станешь ее героем.
Жизнь человека в современном мире сложна, у него множество ролей, много сфер реализации. И потому совершать рывок взросления ему приходится не однажды и отнюдь не только в юности. Каждое преодоление кризиса, решение трудной задачи, начало нового дела или новых отношений — тоже своего рода инициация, и ее надо уметь пройти. Тем важнее освоить заботливо предлагаемый сказкой «путеводитель» в тридевятое царство – в мир изменений и превращений, откуда ты вернешься совсем другим человеком.
* * *
Вопрос первый и главный: в чем залог успеха? Что позволяет герою сказки совершить опасное путешествие, выполнить практически невыполнимое задание, победить заведомо более сильного противника да еще и вернуться живым-здоровым домой? Богатырская стать? Сила? Знатность? Ум? Да нет. Часто как раз самый слабый, самый невзрачный, самый неуверенный в себе – аутсайдер, как сказали бы сегодня -- оказывается «тем самым» героем, сделавшим то, что не удалось остальным. Его главная особенность — воля, стремление, твердая приверженность цели. Настоящий герой подобен выпущенной стреле. Он решает отправиться в путь, и его не удержишь ни угрозами, ни мольбами. Он не остановится, что бы ни пришлось встретить на этом пути: разбойников, драконов, ураган, кабак, гору золота или даже спящую красавицу-принцессу (возле принцессы можно задержаться — но лишь на время, не забывая о конечной цели путешествия). Тот же, кто сворачивает, отвлекается, забывает, куда шел, отступает перед трудностями или уступает соблазну — тот не герой, а так… персонаж второго плана.
Интересно, что подлинный герой к «как бы» героям на удивление терпим, совершенно их не осуждает и даже помогает по мере возможности. Ведь они – братья, не чужие друг другу. Так и в душе человека начало, рвущееся вперед, к росту, к самореализации соседствует по-братски с желанием отступить, отдохнуть, пожить тихо-спокойно, расслабиться. Старшие братья умны, благоразумны, не лезут на рожон, посмеиваются над младшим «дурачком». Ну, а какой нормальный человек, берясь за трудное, рискованное дело, круто меняя свою жизнь, не слышал в собственной душе этих то увещевающих, то насмешливых голосов: «Куда ты лезешь? Зачем тебе это? Ты что, умней других?»
К счастью, мы не всегда к этим голосам прислушиваемся. И хотя бы раз в жизни чувство неудержимого стремления к цели познал, наверное, каждый. Ощущение себя летящей стрелой — одно из самых сильных и важных переживаний в жизни человека. Не случайно в сказках герой очень часто летает: на спине волшебной птицы, с помощью крылатых сандалий, волшебного корабля или ковра. Все эти сказочные образы — не про грядущие победы самолетостроения. Они про возможность полета, которая есть в каждом человеке.
Впрочем, полет вовсе не означает легкости в достижении цели. Птицу-то порой приходится собственным мясом кормить. Сказка сообщает об этом буднично, без надрыва: отрезал кусок собственного бедра и дал. Птице понравилось. Никаких охов и причитаний про муки, про жертву, про кровь… (Не так ли в жизни? Чем больше разговоров про муки творчества и тяжкий путь к созданию шедевра, тем больше сомнений у слушателей: а стоил ли того результат? Тот, кто действительно летел и долетел, про муки обычно не вспоминает, и шрамы зевакам не демонстрирует.) Бывает и так, что взлететь можно, только схватившись, как пушкинский Руслан, за бороду самого лютого врага. Приятным такой полет не назовешь, но разве редко в жизни мы делаем рывок в своем развитии не от хорошей жизни, а в борьбе с обстоятельствами или с темными силами внутри собственной души?
Да и сам полет нужно еще заслужить. Добровольно никакая птица не прилетит и спину не подставит. За ней надо пробираться сквозь непролазные темные дебри, или карабкаться на невероятно высокое дерево, на крутую скалу. Или вот еще яркий сказочный образ: карабкаться на стеклянную гору. Тоже чувство, знакомое каждому, кто стремился к труднодостижимой цели. Шаг вперед делаешь — на три назад отъезжаешь. Эта безжалостная арифметика не оставляет шансов. На силе мышц подняться на стеклянную гору невозможно. Ни руками не удержишься, ни зубами не уцепишься. Тут нужна другая сила — сила души -- воля. Прекрасный полет будет наградой тому, кто не отказался лезть ползком. С категоричным разделением на «рожденных ползать» и «рожденных летать» сказка не согласна. Человек рожден только для одного: выбирать свой путь и двигаться по нему. Способ передвижения может меняться.
Вверх взлетают (идут, ползут, карабкаются), только стремясь к высокой цели. В сказках никогда героем не движет стремление к богатству, к славе, к власти. Он пускается в путь ради исцеления родителя, спасения любимой или брата (сестры), а то и ради счастья всех людей (японская сказка о мальчике Кэндзо) или даже спасения мира (Фродо из «Властелина колец»). И после всех побед и успехов герой часто прячется в роли низкого по положению человека: нищего, свинопаса, слуги. И сам обычно не делает ничего для получения полагающихся ему почестей и наград. Не ради них старался.
Есть сказки и о том, чем заканчивается неукротимое стремление к целям совсем другого толка. Самая известная — о рыбаке и золотой рыбке (индийский вариант этой сказки — о мышке, захотевшей стать женой раджи). Старуху из сказки Пушкина трудно упрекнуть в недостаточном упорстве. Ее тоже не остановишь в стремлении к цели. Казалось бы, вот уж кто проявляет свою волю, делает, что хочет. Но если вдуматься, воли-то никой у старухи нет. Она раба собственной алчности и жажды власти, ее страсть тащит ее, как хозяин собаку на поводке. Прямиком к разбитому корыту. В современном мире человека, который готов пожертвовать ради тех же страстей дружбой, семьей, убеждениями, призванием, тоже ожидает какое-нибудь корыто, возможно, даже позолоченное, последняя модель от известного дизайнера. А бывает и просто облачко пыли, как в индийской сказке про мышь и раджу. Цели целям рознь, учит сказка. Есть такие, что нужно идти до конца. А есть такие, что главное — вовремя остановиться.
Тех, кто готов отказаться от цели, свернуть с пути, сказка тоже предупреждает. «Лишь один раз свернул он с дороги, и с тех пор все тянутся перед ним глухие окольные тропы». И сказка о том же: сначала старшие братья задерживаются в придорожной таверне отдохнуть, потом начинают тратить отцовские деньги, потом начинают беспробудно пить… Очень реалистичная подробность: в сказках, как и в жизни, несостоявшиеся герои, свернувшие с дороги внутреннего роста, очень часто становятся пьяницами.
Дальше – больше. Возвращается с победой младший «неразумный» брат, и тут во всей полноте осознают «негерои», что потеряли, с каким итогом остались. Это знание трудно переносить, оно жжет и мучит, рождает ненависть – к кому? Себя ненавидеть как-то странно. Значит – его, героя, сделавшего то, что не смогли они. Чем больше он им помогает, тем сильнее его ненавидят, и в конце концов, как и многие люди в реальной жизни, решают засунуть источник недовольства собой в глубокий темный колодец. Авось, никогда не вылезет. Можно будет жить и радоваться и даже самому почти поверить, что именно ты добыл жар-птицу и победил чудовище. Некоторые идут дальше и совершают настоящее преступление: младшего брата убивают, да еще и разрубают на куски. Но в сказке, как и в жизни, избавиться от истины не так-то просто. Она из колодца вылезет, и даже разрубленная — срастется, политая мертвой водой, а потом живой. Явится однажды среди бела дня и назовет вещи своими именами.
Вот такой страшный путь: от минутной слабости – до убийства брата. И не в том дело, что «героизма» не хватило. Были бы старшие братья просто недостаточно сильны и удачливы – ну и что? Порадовались бы за младшего, а то и помогли по возможности. Такие сказки тоже есть, в них одному брату везет, другому нет, одному удается победить врага, другого приходится самого выручать, но они остаются дружны, спасают друг друга, делят и беду, и победу. Путь вниз начинается тогда, когда человек самого себя обманывает, не признает своей слабости, ненавидит тех, кто сильнее и тем самым навсегда отрезает себе возможность тоже стать сильным.
В сказках, как и в жизни, герой, наделенный волей, далеко не всегда нравится окружающим. Сказочные родители, как и реальные, сердятся за непослушание. Интересно, что в сказках своеволие ребенка обычно вызывает гнев отца, а не матери. Матери героев повздыхают, поплачут, да и отпустят любимого сына в дальний путь, снабдив лепешкой и благословением, а то и перед отцом словечко за него замолвят. Очень часто именно мать в своем младшеньком и слабеньком заранее распознает героя и возлагает на него больше надежд, чем на старших, сильных и статных. Она же потом первая и узнает вернувшегося с подвигов сына, будь он в облике хоть нищего, хоть свинопаса. Не узнает мать — поможет невеста. Юные красавицы тоже всегда на стороне героя, выручают советом, делом, хранят верность, готовы искать суженого в самых дальних царствах-государствах и похоже, совсем не в обиде на него за вторжение в их спальню и жизнь или за похищение из их дома всяческих волшебных диковинок. Старушки, волшебницы, красавицы, феи, Баба-Яга, волшебные змеи и птицы — все эти женские персонажи однозначно поддерживают героя: научают, одаривают, спасают.
А вот отцы, особенно наделенные властью, те не на шутку нервничают, сталкиваясь со своеволием детей. Прежде всего — дочерей. Тут уж им совсем разум отказывает, порой в буквальном смысле, как королю Лиру. Власть и свободная воля — всегда в противостоянии. Непослушание, собственное мнение, даже просто собственный способ выражать свои чувства («Люблю тебя как соль») кажутся королю изменой, предательством, вызовом. И потому – в темницу ее, непокорную, в башню, в изгнание.
Значит ли это, что воля свойственна больше женщинам, чем мужчинам? Да нет, ведь сам герой может быть любого пола. У сказки своя логика. Женское начало — начало самой жизни, непредсказуемой, своенравной, меняющейся, из этого начала происходит стремление расти, развиваться заложенное в каждом человеке. Мужское начало — начало порядка, разума, закона. Оно стремится к понятности, предсказуемости, определенности. Однако, стремясь установить разумные границы и пределы для всего вокруг, забывает порой ограничить самое себя. Борясь со своенравием дочери или сына, сказочный царь ведет себя как самый настоящий самодур, своенравнее некуда. Это вообще частый мотив в сказках — ослепший (обезумевший, заболевший) царь, которому помогает упорный сын или любящая дочь. Разум, «царь» во внутреннем мире человека, могуч, но не всесилен, предупреждает сказка. Он может ослепнуть или занемочь, его можно обмануть, ввести в заблуждение, и тогда спасти могут только любовь и добрая воля.
Воля – вот «тайное оружие» героя, обеспечивающее победу. При этом воля не всегда даже толком знает, что именно нужно делать. У нее нет ясного плана, она не «куда», а скорее «откуда», от несогласия смириться, сдаться, или от страстного желания помочь, спасти. А что именно будет и как сложится — неизвестно, порой путь к цели бывает самым неожиданным. «Сосредоточьтесь и вложите в это действие всю вашу силу и энергию» — советует ученикам мудрец из дзэнской притчи. Парадокс в том, что когда все силы собраны, задача порой оказывается поразительно легкой, вроде бы и не требующей этих сил. Находится помощь, подворачивается случай, разрешается недоразумение. Но кто знает, что было бы, если не собрать всех сил? В японской сказке о Кэндзо ему преграждают путь страшные псы. Он не сможет с ними справиться, это очевидно, силы слишком неравны. Но вдруг выясняется, что драться и не надо — достаточно просто продолжать идти вперед. Псы преследуют только отступающих. Сколько людей так и не достигли своей цели лишь потому, что слишком верили очевидному? А сколько великих свершений всего лишь за миг до того, как состоялись, любому здравомыслящему наблюдателю со стороны представились бы абсолютно невозможными? Иногда все решает только один маленький шаг вперед. Или даже просто отказ сделать шаг назад.
«Делай, что должно, и будь, чему быть» — это древнее изречение точно выражает суть дела. Мы всего лишь люди: многого не знаем, не можем всего предугадать и учесть. Но если воля героя непреклонна, а цель благородна, в конце концов все будет, как надо. Молоко собьется в масло, могучие руки появятся прямо из облака, враги сгинут, погубленные собственной злобой, а на дровах, сложенных для казни, расцветут розы.
А если не расцветут? В жизни-то палач нередко оказывается проворнее, а злодей – искуснее. Что ж, если бы и не расцвели, разве менее была бы права Элиза, в молчании плетущая из крапивы рубашки, разве другие чувства вызывала бы эта – и подобные ей -- истории, разве ради «хэппи-энда» их повторяют и слушают столько лет? «Если бы даже в силу особой немилости судьбы… воля была бы совершенно не в состоянии достигнуть своей цели; если бы при всех стараниях она ничего не добилась и оставалась одна только добрая воля (конечно, не просто как желание, а как применение всех средств, поскольку они в нашей власти), то все же она сверкала бы подобно драгоценному камню сама по себе, как нечто такое, что имеет в самом себе свою полную ценность». Это слова философа Иммануила Канта. Не про сказки, а про жизнь.
* * *
Что же это такое — воля человека, его готовность и стремление самому определять свой путь? «Камень — не камень, зверек -- не зверек, величиной всего с ячменное зернышко. Легко разгрызает на части камни, стекло и даже железо». Это чудо невероятное – их древней еврейской сказки про волшебный Шамир, с помощью которого был построен Храм. И что интересно — шамир этот любой камень разгрызает вмиг, лишь коснувшись, а человек может его в своей мягкой, теплой ладони нести. Так и воля: ее сила неизмерима, а источник силы – всего лишь слабый человек. С одной стороны, есть она у каждого, с другой — обрести ее очень непросто. С одной стороны, все к ней стремятся и признают ценность, с другой — опасаются ее, а то и вовсе хотят избавиться. С одной стороны, не знает толком куда идет, с другой — всегда приходит, куда надо.
|
</> |