Про Женьку, Анну Марковну и крутые повороты судьбы... Окончание.

kuzulka — 05.03.2010 В следующий раз Женька объявилась лет через семь, про десять - это я промахнулась. Дело было в конце сентября 96-го, я к тому моменту уже почти осталась без работы - наша контора тихо накрывалась медным тазом благодаря  склонности шефа к затяжному злоупотреблению крепким алкоголем, зарплаты мы давно не встречали. Я все свое время проводила в попытках вытрясти долги из клиентов, найти новую работу, да еще подрабатывала извозом по вечерам, к вещему негодованию моей маменьки. И при том, что я к депрессиям и приступам отчаяния не склонна вовсе, мысль о том, что жизнь не удалась, посещала меня с пугающей регулярностью.

И тут мне опять позвонила Женька. Накануне я приволоклась домой далеко заполночь, в полном бессилии, и поклялась всем домочадцам, что любого, кто меня разбудит утром, ждут десять казней Египетских. Телефонный звонок раздался в половине девятого утра, а моя комната была самой ближней к телефону. Ну я встала и сомнамбулкой побрела. Это оказалась Женька. Дрожащим голосом, я так сразу и представила ее полные слез глаза и  дрожащие губы, она попросила меня прийти к ней прямо сейчас - у нее умерла бабушка. Я сказала, что сейчас буду, и, пока умывалась, одевалась и глотала кофе, мучительно пыталась сообразить, о какой бабушке идет речь. И только когда я уже привязывала к ногам кроссовки, до меня дошло - Анна Марковна. Поэтому, пока я брела до Женькиного дома, я мучительно пыталась сообразить, сколько же Анне Марковне было лет.

Дверь мне открыл вздрюченного вида мужик, которого тоже явно только что вынули из постели. Вместо "здрасти" он сказал: "Какое счастье, что ты пришла. Я все сделаю, только займи Женю!" Оказалось, что это Женин "близкий друг" - так она его впоследствии охарактеризовала. Ему она позвонила первому, как только выперла Аньку в школу и обнаружила страшное. Пока она Аньку собирала и кормила завтраком, она еще вскользь подумала, что бабушка - так она уже давно называла Анну Марковну - что-то не встает, но решила, что все не железные, и поспать лишние полчасика в субботу не грех. Но когда Анька ушла (она ездила в школу за несколько остановок на троллейбусе, поэтому выкатывалась из дома около восьми), Женька подумала, что бабушку уже можно разбудить - ей не терпелось обсудить с той последние свои рабочие новости. Только открыв дверь в комнату Анны Марковны, она сразу все поняла и кинулась зволнить Сергею, а потом, как только он приехал, мне.

Сергей вызвал Скорую, чтобы врач констатировал факт смерти, и мы все отправились курить на лестницу. Закурив, Женька, которая до этого только тряслась и всхлипывала, вдруг разрыдалась. "Господи, бабушка в квартире курить не разрешала! Что же теперь с нами будет..." Сергей слегка встряхнул ее и строго велел взять себя в руки.

Скорая приехала на удивление быстро, врач без разговоров выписала требующуся стравку, потом посмотрела на Женьку и спросила: "Внучка?" В ответ Женька зарыдала с новой силой. Кстати, что меня всегда поражало в ней - это умение красиво рыдать. У нее не распухал нос, лицо не покрывалось красными пятнами, только глаза краснели, но не скажу, что это ее сильно портило. Доктор молча закатала Женькин рукав, пристроила ей к руке манжетку тонометра, покачала головой и предложила: "Укольчик?" Мы с Сергем хором высказались, что не помешает. Докторица набрала в шприц чего-то из двух ампулок и сообщив нам, что это - чтобы давление чуть-чуть снизить и общеуспокаивающее, воткнула иглу Женьке в плечо. Та, по-моему, и не заметила.

После отъезда Скорой, Сергей позвонил по оставленному доктором телефону и вызвал труповозку, причем честно сказал диспетчеру, что заплатит, если они приедут быстро. Видимо, я посмотрела на него с каким-то особенным удивлением, потому что положив трубку, он объяснил - Анька из школы придет, хорошо бы до ее прихода. А потом стал звонить в школу, объяснять кому-то ситуацию и просить задержать Аньку после уроков под любым предлогом. "Не надо ребенку всего этого, - мрачно сказал он, - отправить бы ее к родне пока, да далеко, и она маленькая еще, а везти ее некому." Зная примерное местоположение Женькиной родни, у меня хватило ума не вызваться в провожатые Аньке.

Труповозка приехала часа через три.  За это время Женька несколько раз впадала в ступор, потом приходила в себя, плакала, опять впадала в ступор. Пока выносили тело, я увела ее курить на площадку перед чердаком - чтобы она этого тоже не видела. Потом за нами поднялся Сергей и сказал, что уже можно идти домой. Он, оказывается, пол успел вымыть , как он сам объяснил, за покойником положено вымыть пол холодной водой. У меня тогда еще не было богатого похоронного опыта, поэтому я поверила ему на слово. Усадив нас за стол и налив нам по очередной чашке кофе - страшно представить, сколько кофе мы тогда пили - он стал рассуждать, метнуться ему прямо сейчас в похоронную контору, или сперва привезти Аньку из школы. Женька включилась на минутку и велела сначала Аньку, так что он сгреб свою куртку и убежал.

Я пыталась отвлечь Женьку разговорами на бытовые темы - раньше это не нее действовало, и узнала, что все эти годы они жили, как у Христа за пазухой. Она работала, постепенно подрастая в должности, и доросла уже до заместителя главного бухгалтера вполне приличной и солидной конторы, Анька училась на одни пятерки, Анна Марковна приглядывала за Анькой в полглаза, поскольку та получилась девушка здравомыслящая и самостоятельная с раннего детства, и руководила Женькой.

Слушая Женькины рассказы об их чудесной жизни, прерываемые рыданиями, я вдруг поняла, что Женька - совершенно несамостоятельная личность, нуждающаяся в постоянном внешнем руководстве, и с ужасом подумала, что как бы мне не пришлось взять руководящую функцию на себя. К счастью, когда Сергей привез Аньку, я через несколько минут поняла, что не придется - есть кому перехватить знамя по имени Евгения, выпавшее из рук Анны Марковны.

Когда Анька только вошла, я сразу поразилась, какой интересный получился ребенок. От своей матери она унаследовала только черные брови и ресницы. Все осталььное - рост, очень светлые волосы, ярко-голубые глаза, и вообще всю эту совершенно скандинавскую ледяную красоту она получила от папаши - удивительно, как некоторые дочери бывают похожи на своих отцов и при этом красивы именно девочковой красотой. А когда ребенок заговорил, мне пришла в голову мысль, что генетика - все-таки некоторым образом лженаука, потом что я услышала интонации Анны Марковны.

"Анечка, горе-то какое, деточка моя" !- зарыдала с новой силой Женька, сжимая дочь в объятиях. На что ребенок строго ей ответил: "Мама, ты что, забыла - бабушка давно обещала, что скоро умрет! Она говорила, что все старенькие умирают. Она мне все про это рассказала, и письмо тебе оставила", - с этими словами Анька вывернулась из материнских рук и отправилась в кладовку, откуда вернулась с довольно объемистым конвертом. Я содержания этого письма дословно, естетственно, уж не помню, но начиналось оно со слов: "Евгения, возьми себя в руки и прекрати рыдать!" Несмотря на общий трагизм момента, я чуть не заржала, представив, как же хорошо Анна Марковна изучила свою подопечную. Письмо было последней волей усопшей - на нескольких листах убористым старушачьим почерком было изложено, как и где хоронить, во что одеть, в какой церкви заказать отпевание, и примерным планом, как жить дальше - Анна Марковна, добрый ангел, даже с того света пыталась оберегать своих девочек. Кроме того, в конверте оказалось свидетельство о смерти Ольги Марковны - видимо, сестры,  - паспорт на могилу и еще один конверт, на котором было написано, что его следует вскрыть на сороковой день. Пока Женька читала письмо, опять же рыдая чуть не над каждым словом, Сергей с Анькой завесили зеркало и собрались идти в похоронную контору. Но тут я встряла с предлоением, что Женьке бы лучше пойти с ним, а Аньке - посидеть дома со мной, потому как похоронная контора - вовсе не то место, которое девятилетняя девочка должна посетить в плане ознакомительной эккурсии.

Женька кое как оделась, припудрила лицо, собрала в сумочку документы и деньги - Анька контролировала каждый ее шаг, даже напомнила переобуться в туфли из тапок - и они ушли. Анька достала из холодильника кастрюльку с супом, поставила на плиту и спросила: "А вы и есть та тетя Аня, про которую бабуля рассказывала?" Я призналась, что скорее всего я и есть. "Маму жалко, - сказал ребенок, - бабушке на небе будет хорошо, она мне обещала. А вот мама у нас - совсем беспомощная, как дитя. Придется теперь мне о ней заботиться!" По тому, как это было сказано, я поняла - позаботится, причем лучшим образом.

Женька с Сергеем вернулись быстро - и в церкви договорились, и в похоронной конторе очереди не оказалось. Анька усадила мать за стол, поставила перед той тарелку с супом и строго сказала, что надо поесть, а потом полежать. Женька безропотно взяла ложку и начала хлебать суп, а я решила, что мне самое время покинуть сцену - у меня дома тоже такая здравомыслящая одна сидела. Сергей записал мне на каком-то огрызке время отпевания и название церкви - можно подумать, Владимирских Соборов у нас пять штук. Я сразу сказала, что в крематорий я не поеду, а на отпевание приду. На том и порешили.

Отпевание было красивое. Впрочем, кому я это рассказываю, все люди взрослые, хоть раз, да присутсововали на этой церемонии. Женька стояла, вцепившись в мою руку, Сергей - чуть в сторонке. А больше никого и не было - только местные, церковные старушки. Аньку Сергей брать на отпевание запретил - он здраво рассудил, что незачем той видеть мертвую бабушку, пусть помнит ее живой. Я с ним согласилась, а Женька подчинилась воле большинства. Поэтому Анька с утра пошла в школу и обещала сидеть на продленке до тех пор, пока Сергей за ней не приедет. После отпевания мы с Женькой пошли домой, а Сергей повез гроб в крематорий. Честно говоря, я страшно радовалась, что у Женьки есть такой приличный и вменяемый мужик - сами понимаете, не было бы его, все бы это пришлось делать мне... Дома Женька выпила рюмку водкуи, и внезапно уснула прямо за столом - видимо, сказалось напряжение последних дней. Поэтому каогда Сергей привез Аньку, я тут же ретировалась.

На девятый день мне позвонил Сергей и сказал, что поминок толком не получилось, потому что он Женьку так и не разбудил, а просто переложил на диван, так что вечером, если я не занята, они хотят помянуть Анну Марковну как положено. Я пошла. Женька уже слегка пришла в себя, она весь вечер рассказывала о том, как они с бабушкой и Анькой ездили летом к ее родителям, как бабушка записывала Аньку в дефицитную спецшколу, как они дачу снимали, как она бабушку с Анькой в дом отдыха отправила и чуть не умерла от скуки за месяц без них. Это были настоящие воспоминания внучки о бабушке.

Кстати, Женькины родители приехали на сороковой день, раньше билетов не смогли достать. Я как раз только нашла новую работу, поэтому пришла с небольшим опозданием, народ уже успел по паре рюмок выпить. Судя по Женькиному напряженному виду, ее родители только что узнали о существовании Сергея, причем сами родители выглядели вполне нормально - эка невидаль, узнать, что дочь, которой чутка за тридцать, не отказывает себе в небольших человеческих радостях. Кстати, мне этот Сергей вполне даже нравился. Женька сказала, когда мы с ней вышни покурить, что она замуж за него не пойдет, потому что не любит его так сильно и безумно, как любила Вадика, и что на Вадике она обожглась на всю жизнь, никого теперь близко подпустить не может - боится. Я с ней спорить не стала, но про себя подумала, что "поживем - увидим".

К концу наших тихих посиделок, Анька вдруг вспомнила про конверт, который надо было открыть на сороковой день. В конверте оказалось завещание, согласно которому квартира отходила Аньке, а Женька назначалась опекуном имущества до Анькиного совершеннолетия. Там еще что-то было про сбережения, но меня удивила фраза "Никакие мои родственники претендовать на имущество, перечисленное в завещании, не могут". Я тут же спросила Женьку, какие родственники имеются в виду, на что она мне ответила, что понятия не имеет ни о каких родственниках, за те годы, что она прожила с Анной Марковной, никто никогда не появлялся, да и сама она никого не упоминала. А лет ей, оказывается, было 89...

Когда я уходила домой, Женька сказала, что в их фирму вроде как нужен кадровик, так что она разузнает и позвонит мне.

В следующий раз Женька позвонила мне в декабре 98-го, под новый год. У меня опять накрывалась работа - фирма, в которой я работала, оказалась на грани разорения после августовского кризиса, - бабушка лежала уже давно и было непонятно, встанет она или уже нет, и сама я была уже точно на  грани срыва. Более неподходящий момент было трудно выбрать, но я уже привыкла к Женьконому исключительному мастерству по этой части. Оказалось, что вчера объявился сын Анны Марковны, который все эти годы жил буквально по соседству - на Васильевском острове и с "мамашей своей придурочной" отношений не поддерживал. Но на квартиру теперь претендует и грозиться выселить Женьку с дочкой по суду. И тут я поняла, что у меня нет сейчас ни времени, ни сил решать Женькины проблемы. И сбагрила ее своей бывшей коллеге по адвокатской конторе, которая как раз весьма ловко расправлялась с делами о спорном наследстве, и всегда в пользу своего клиента. Кроме того - простите меня за цинизм - я подумала, что мне Женька не заплатит...

Больше я Женьку никогда не видела и не слышала.
Хотя, по-моему, она вполне могла бы позвонить мне последний раз и доложить, как решился вопрос с квартирой.
Зато мне позвонила коллега - уже в январе, когда мы похоронили бабушку и тихо приходили в себя от обрушившихся на нас испытаний. И сказала, что ей удалось объяснить сыну Анны Марковны, что ловить тому нечего - отнять квартиру у ребенка, да еще полученную им на законных основаниях, да еще прописанного и проживающего в этой квартире с рождения - задача практически невыполнимая. А учитывая, что на стороне ребенка выступает она, в смысле - коллега - так и вовсе гиблое дело. Мужик побрызгал слюной, потопал ногами и угомонился. У дамы этой был несомненный талант рассказчика, я просто в красках представила пожилого мужика апоплексического склада, вопящего и топающего ногами. Она порекомендовала Женьке поменять квартиру, на что та ей ответила, что как раз этим они и занимались, когда объявился сын. Кстати, ни датой смерти матери, ни местом, где она похоронена, он не поинтересовался.

Напоследок коллега сказала мне, что знакомая моя - это она о Женьке  - в высшей мере инфантильная особа, совершенно неспособная к принятию решений, хорошо, что она так удачно замужем и что у нее такая умная, не по годам развитая дочь - дочь с мужем и руководят этой малохольной в четыре руки. Я только уточнила имя мужа. Оказалось, Сергей. В общем, за Женьку я спокойна, она в хороших руках.

Искать Женьку, чтобы узнать, как сложилась ее дальнейшая жизнь, я не стала - я даже фамилии ее не знаю, как это ни смешно. И вообще, меньше знаешь - лучше спишь.

Хэппи энд.

А я, пожалуй, рукоделием займусь.
Мне свитер надо довязать, йубочку дошить...
Теперь ваша очередь мне историйки рассказывать :)))

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив