Про американские сексуальные скандалы
artyom_ferrier — 03.12.2017Как известно, Штаты охватила волна изобличений во всякого рода харассменте. И не спадает.
То есть, всплывает некая дамочка, уже предпенсионного возраста, и внезапно вспоминает, как некий ныне успешный мужчина, из шоубиза, из политики, лет тридцать назад то ли «харассил» её в гнусной форме, хватая за задницу, отпуская скабрёзные шуточки, мацая за сиськи и всякое такое, то ли аж снасильничал. Ну или хотя бы — принудил к половой связи, используя свой статус. Скажем, он был продюсер, она была начинающая актриса, и ей пришлось ему отдаться, чтобы он помог ей сделать карьеру. То же — с политиками и какими-то девочками из их команды.
Ну, оставим в стороне тот факт, что начинающая актриса, чтобы сделать карьеру, отдастся не только что продюсеру, но и всем жеребцам в его конюшне. Потому как — любовь к искусству. Ну и сниматься в кино — в её разумении всё-таки лучше, чем до конца дней работать официанткой в придорожной кафешке и сосать малознакомым дальнобоям за подброс до плеча.
Но что меня поражает — так это поведение жертв. То есть, тех парней, которым шьют тот харассмент. Они начинают мямлить, каяться, если и защищаться — то очень неуклюже. Хотя, казалось бы, линия защиты — очень простая. И лучшая защита — это нападение.
Ну вот я, чисто гипотетически, могу представить, что становлюсь публичной фигурой (так-то я влиятельная, но не очень публичная, теневая даже фигура) и вдруг вынырнет какая-нибудь сокурсница по филфаку, четвертьвековой давности, и начинает предъявлять, что я её тогда захарассил.
Я говорю: «чисто гипотетически», потому что, вообще-то, старался никогда не связываться ни с дурами, ни со стервами. Все девчонки, с которыми у меня что-то было — они приличные девчонки. И мне, честно сказать, ни во студенчестве, ни позже, не было особой необходимости к кому-то грязно приставать, чтобы получить piece of ass. Мне было достаточно подбросить вверх яблочко и разнести его в брызги «вертушкой» (уширо-маваши-гери). Девчонкам это нравилось. Это намекало, что в койке я тоже кое на что способен. Тут я не рисуюсь, не бахвалюсь, но я действительно был (и остаюсь) довольно видным парнем, которому без надобности к кому-то приставать, назойливо и уныло, а уж тем более насиловать.
Тем не менее, вот допустим, объявилась некая леди, которая уверяет, что я её грязно домогался двадцать лет назад, а то и даже изнасиловал. Что, конечно, очень маловероятно, хотя порою на молодёжных вечеринках просыпаешься, вообще не помня, что было накануне, и если рядом лежит что-то голое — то слава богу, если барышня (потому что я стрейт), но имени её ты можешь и не помнить, оставив в стороне такие детали, как обстоятельства, при которых вы оказались голые в одной постели.
Что я буду делать в ответ на такие предъявы? Каяться и просить прощения у сборища каких-то охреневших феминисток за то, что я парень? Ага, щаз.
Я скажу, что здесь достоверно известно только одно. А именно, что эта барышня считает, что подверглась двадцать лет назад опасной сексуальной агрессии. Со стороны человека, похожего на меня, а быть может, даже специально загримированного под меня. Тут уж я не могу судить. Равно как — и был ли вообще факт такой половой агрессии.
Но вот барышня считает, что был. И что
посягательство было тяжким. Откуда возникает вопрос: так почему же
она не сообщила об этом в компетентные органы тогда же, двадцать
лет назад? Она должна была это сделать. Это не её личное дело,
сообщать или не сообщать. Это её долг перед обществом — известить
полицию о том, что на свободе гуляет опасный сексуальный маньяк,
который прободееет поломает ещё много девичьих
психик и судеб, если его не изловить.
Получается, все эти двадцать лет — сей особе было глубочайшим образом наплевать на других невинных девушек, будущих жертв этого чудовища. Сама как-то вырвалась из его похотливых лап — а другие пропади пропадом. Поразительная чёрствость, немыслимо эгоистическое равнодушие. И ведь даже ни капельки стыда не испытывает за своё такое аморальное и антиобщественное поведение.
Что ж, если говорить об Америке, то я, конечно, не могу знать нюансов законодательства каждого штата. Но такие составы, как недонесение о тяжком преступлении, укрывательство его — должны быть. Именно по этой причине: преступник — опасен для общества в целом, он может повредить кому-то ещё, снова и снова.
Но если говорить о юридической стороне дела, то за двадцать-то лет по таким составам должен был истечь срок давности привлечения к ответственности. Впрочем, и доказать факт какого-то преступного сексуального посягательства, спустя двадцать лет, - тоже проблематично.
Поэтому единственный факт, который реально имеется в наличии после её обвинительного заявления — это то, что двадцать лет назад она подверглась половому насилию (или думала, что подверглась) — и все эти двадцать лет молчала, не обращалась в полицию, наплевав на то, что мерзавец гуляет на свободе и, возможно, харассит других девиц.
Почему этот факт имеется? Потому, что она сама в этом призналась, добровольно и с песней. Её за язык никто не тянул. Если не считать, что она просто психическая, которая на ходу выдумывает себе те или иные фантазии, то получается, что она двадцать лет покрывала опасного преступника.
Здесь, конечно, вопрос не столько юридический, сколько моральный - но я бы смог разложить его так, чтобы меня это не затрагивало вовсе (поскольку никому не известно, правду она говорит или врёт), а у возможных внезапно выныривающих обвинительниц отпало всякое желание выставлять себя многолетними «покрывательницами» насильника.
Если же какой-то шелкопёр начнёт напрямую приставать с распросами, было у меня с ней что-то или не было, то ответ будет один: «Порядочные люди - такие вещи не обсуждают с посторонними. Но, боюсь, вам не понять, как ведут себя порядочные люди».
Ну, примерно такую позицию я занял бы.
А эти амерские медиамагнаты, суперпродюсеры и политики — ей-богу, какие-то тютики. Они совершенно по-обывательски себя ведут. Им задают вопрос, в чём-то обвиняя — они начинают отвечать на него, отмазываясь.
Реальные люди на такие вопросы отвечают только одно: «Ты кто такой, чтобы вообще меня спрашивать, тем более — о постельных делах? Ты, часом, не охуел, животное?» (И это отвечается коллективно всей озаботившейся общественности; да срать на её эротическую прыщавую озабоченность; много чести - перед этим стадом отчитываться).
Дальше возможно: «Но вот эта дамочка всё-таки говорит, что вы её снасильничали... где-то в прошлом веке».
Ответ: «Очень плохо с её стороны, что кто-то её снасильничал, а она на него не заявила, что молчала столько лет, покрывая мерзавца. Ещё вопросы?»
«Так это были вы или не вы, который её — того?»
«Повторяю ответ: ты охуел, животное, меня о моих постельных делах расспрашивать, что у меня с кем было, а с кем не было?»
Ну, как-то вот так.
|
</> |