Про адовые интервью и вообще

leonwolf — 08.11.2012

Примечание. Этот пост надиктован, а также исполнен горечи.
И я долго-долго думал, и все-таки решил его поставить под замок.

Я не знаю, сколько в моей жизни было всяких интервью, больших и маленьких, про бизнес и про политику - точно сотни, возможно и тысячи. И, вроде, я вполне привык к ним и научился, и понимаю, как надо сотрудничать с журналистом, чтобы в итоге получалось интересно и хорошо; подход очень простой - рассказываешь все как есть, а где видишь, что собеседник чего-то не понимает, там разъясняешь детали. Но в последнее время мне мои собственные интервью часто не нравятся. При этом никаких формальных претензий нет: все слова переданы журналистами верно, с литературной точки зрения все четко, но при этом общее впечатление от текста остается неприятное, как будто прикоснулся к чему-то склизкому.

Два характерных примера последнего времени (список далеко не исчерпывающий, я взял эти два примера для иллюстрации как наиболее свежие) – интервью с молодым московским журналистом Ильей Азаром для «Ленты.ru» и интервью с немолодым московским журналистом Алексеем Поликовским для «Новой газеты». Интервьюеры были разные, а общее неприятное ощущение после беседы было одинаковым. Ну а когда что-то у меня не получается, или что-то мне не нравится, я начинаю рефлексировать вслух. Вот в этом посте я и попробую (прежде всего для себя самого) сформулировать и объяснить, почему у меня остался неприятный осадок после этих интервью, и чем мне не понравились получившиеся тексты.

Журналисты, которые меня хорошо знают, знакомы с моей манерой отвечать на вопросы. Как правило, я стараюсь сказать больше, чем у меня спрашивают, не просто ответить на вопрос, но аргументировать и объяснить свою позицию. Я говорю не с читателем, я говорю с человеком, который сидит напротив меня, пытаюсь сделать свои ответы максимально понятными именно для него. Мне важно, чтобы собеседник понял общий смысл сказанного и смог передать его читателям, а не записал дословно мои слова. Для достижения этого результата я не жалею времени и прикладываю максимум усилий к тому, чтобы у интервьюера в голове сложился правильный образ того, о чем я говорю ("правильный" - не в смысле "единственно верный", "правильный" - в смысле "тот же самый, что и у меня"). Не хочу никого учить жить, но мне всегда казалось, что задача журналиста заключается именно в том, чтобы правильно воспринять взгляд собеседника на тот или иной вопрос, пропустить этот взгляд через себя, переработать и выложить его на бумагу так, чтобы читателям все стало понятно. То есть, выступить в роли посредника между своим собеседником и мночисленными читателями, к каждому из которых нельзя обратиться напрямую. Может быть, я не прав, но лично для меня одним из критериев журналистского профессионализма является способность правильно понять своего собеседника, даже если он не очень четко излагает свои мысли, и посмотреть на мир его глазами, даже если их взгляды не совпадают.

Мне кажется, именно этот момент и сломался во многих интервью последнего времени; журналист просто не хочет впускать в свою голову тот образ, который я пытаюсь передать. Почему? Видимо, потому, что на встречу он приходит со своим, заранее подготовленным образом, и в лучшем случае пытается подогнать мои слова под свой состоявшийся образ, а в худшем – навязать свой образ мне. 

То, о чем я говорю, очень хорошо видно в беседе с Алексеем Поликовским. За кадром публикации на сайте "Новой" остался большой кусок его монолога, в котором он пытался мне объяснить, что я не вправе называть себя гуманитарием, поскольку это слово является однокоренным слову «гуманист», а мои мысли (про малые города etc) гуманистичными не являются. Вот через призму этого личного отношения он и отфильтровал все то из сказанного мной, что не улеглось в его картину мира. Ведь перед пассажем об алкашах в малых городах я очень долго объяснял Поликовскому принципиальность своего подхода, который заключается в том, что помогать надо тем, кто готов сам себе помогать. Этот подход - "раздавать удочки, но не рыбу" - очень важен для меня, его я пропагандировал во время встреч с избирателями в ходе своей предвыборной кампании четыре года тому назад, он был пронесен через все годы депутатской работы. В мире слишком много людей, у которых слишком много проблем, поэтому для того, чтобы наши усилия были хоть сколько-то результативными, мы вынуждены их ранжировать. Как? Мой ответ - выбирать те задачи, где есть больше шансов добиться результатов, то есть те,  где объект приложения усилий соинвестирует свои время, силы и ресурсы. Сотрудники моей депутатской приемной пытаются, в соответствии с данными мной установками, тратить минимум времени и сил (в пределах, допускаемых законодательством) на обращения избирателям, которые ждут, что мы все сделаем за них, но с утроенным рвением мы помогаем тем гражданам, которые сами попытались что-то сделать, но на определенном этапе столкнулись с некими трудностями. Все это я очень подробно расжевал - и все это интервьюер старательно проигнорировал. Думаю, именно потому, что такая позиция никак не ложилась в образ «людоеда-дарвиниста».

Все бы ничего, но в итоге получается, что крайне важные для меня части диалога выпадают совсем, поскольку они невыгодны журналисту; остальные же части он не пытается переработать, а просто доводит до аудитории механическое, дословное воспроизведение нашей беседы, исполняя функцию пресловутого диктофона на ножках.

Примерно такая же фигня была и с интервью Илье Азару. По большому счету, мне вообще не стоило соглашаться на эту беседу, поскольку у нас было очень мало времени, но я-то хотел как лучше. (Сам дурак, конечно). Дело было так: Илья прилетел в Екатеринбург по своим делам на самолете, который садился в Кольцово в 12.10, а я улетал этим же самолетом в 13.00. Таким образом, мы пересеклись в аэропорту буквально на 20 минут, и на бегу я пытался как можно более коротко и экспрессивно донести основные моменты, касающиеся выборов в КС оппозиции. Результат тот же самый: вместо изложения моих мыслей - расшифровка прямой речи, со всеми образами, метафорами и идиомами, направленными на данного конкретного собеседника в контексте данной конкретной беседы, чтобы в этой спешке что-то донести. Эта прямая речь и вываливается на ничего не подозревающего читателя (хотя он-то взаимодействует со мной удобно развалившись перед монитором, а не в баре аэропорта, посекундно глядя на часы), да плюс еще, опять же, многочисленные купюры тех мест, которые не вписываются в картину мира, заранее построенную журналистом. (Например, ушел большой и важный кусок о том, почему ни в коем случае нельзя вести полемику с кремлевскими блогерами - а ведь именно с этого вопроса и возникла сама договоренность об интервью с Азаром). 

***

К чему приводит работа журналистов, которым не интересен собеседник, которые только подгоняют его под наперед известные ответы? К тому, что эти журналисты, думая, что отображают реальность, начинают активно участвовать в ее формировании. Больной пример для меня – это история с экспертным советом при правительстве РФ. Удивительно, но это был первый случай (надеюсь, что и последний!) в моей жизни, когда в своей политической карьере я принял решение не по своей воле, а под давлением некоего сообщества. До этого момента и власть, и правоохранительные органы, и прочие внешние силы неоднократно пытались склонить меня к тем или иным действиям, но каждый раз мне удавалось устоять и продолжать гнуть свою линию. Иной раз это давление было очень сильным - я помню, например, как было неприятно на беседах в администрации губернатора перед митингом 10 апреля 2010 года или на допросах в полиции по делу Суровикина. Однако первым и единственным, кому удалось меня сломать, оказалось замечательное либеральное московское журналистское сообщество.

Когда меня, без моего ведома, включили в состав этого экспертного совета, для меня это было неожиданностью, и я был не очень приятно этим удивлен - но тем не менее, я не собирался отказываться и выходить из него. Я писал об этом ранее, и сейчас повторю мысль о том, что, по моему мнению, если эксперта о чем-то спрашивают и просят дать экспертную оценку, то он не должен отказываться (естественно, если при этом отношения выстроены таким образом, что эксперт может сохранять свою объективность и компетентность; проще всего это происходит, если работа не оплачивается). Если я смогу поспособствовать улучшению качества электронных госуслуг, и готов потратить на это какое-то время, то я не вижу причин, почему мне не стоит этим заниматься. Эта моя (как мне кажется, вполне простая и понятная) позиция вызвала адский всплеск не только непонимания и недоумения, но и агрессии со стороны определенной части медиа-тусовки. Дело же было в самом начале августа - и поднялся крик о том, что один и тот же человек не может состоять в экспертном совете при правительстве РФ и организовывать выборы в КС оппозиции. (Сейчас вот думаю: а разве не наоборот? Разве это не прибавляет весомости выборам, что их организатор признается экспертом в своей теме в том числе и оппонентами?). 

Так или иначе, через несколько часов я написал заявление о выходе из экспертного совета и покинул его. Я отказался от участия в совете, поскольку увидел, что эта история начинает явно угрожать гораздо более важному делу, которым я был занят – выборам в КС. Пришлось расставлять приоритеты. Выборы в КС я расценивал и расцениваю как один из важнейших, если не самый важный проект в своей жизни. Было ясно, что успех этой истории во многом зависел от отношения к ней медиа-сообщества, поэтому я понимал, что ссориться с журналистской тусовкой мне никак нельзя. Именно поэтому я сделал то, что тогда мне казалось (и сейчас кажется) совершенно неправильным в политическом плане, поддавшись внешним факторам. И это прямой и конкретный пример того, как журналисты, замечательные, неравнодушные, с активной гражданской позицией, и, наверняка, явно того не желая и не отдавая в том себе отчет, поучаствовали в управлении ходом событий, а не в их описании.

Так или иначе, свои подходы к интервью я менять не собираюсь: к счастью, политикой я не занимаюсь, избираться никуда не собираюсь, и планирую и в дальнейшем наслаждаться свободой высказывать свое мнение в такой форме, в какой это удобно мне. Подходы очень простые. Во-первых, согласившись на интервью, я потом уже никогда не запрещаю его публиковать, даже если мне не очень нравится, как прошла беседа. Во-вторых, я никогда не требую предварительного согласования интервью перед публикацией, хотя обычно предлагаю показать мне текст, чтобы не допустить очевидных ляпов - но, если текст мне присылают, никогда ничего не правлю по существу. (Например, если бы Алексей Поликовский показал мне получившееся интервью до его выхода в печать, то в тексте удалось бы избежать нелепых, бессмысленных словосочетаний типа «программный администратор» - кто-нибудь знает, кто такой "программный администратор"?). Наконец, в-третьих, я всегда стараюсь помочь журналисту разобраться в том вопросе, о котором я говорю. Мне кажется, это правильные подходы, а те локальные сбои, которые имели место - это все-таки именно исключения, а не правило. 

Оставить комментарий

Популярные посты:

kauflen

Конструктивные и функциональные отличия кухонных смесителей

nathalie-zh

Со Старым Новым Годом!

masterok

Извиняйся и плати: президент Азербайджана без суда и следствия винит Россию в

aptekarskiy

Цветут хищные растения

imgsrc_ru

Фото от redseagull: О, посмотри какие небеса....

coffee_mood

Кофе в Питере

vikond65

Carthago delenda est?

dymontiger

WTF: что тут происходит? (23.01.25)

kotvsapogah1

Дуализм и трагедия...

• Ранее
• Архив