Приоритеты

dewarist — 31.10.2011 Несколько лет назад вышел мой «Гастарбайтер». Тогда щитами с информацией о романе была увешана вся Москва, что уже само по себе было беспрецедентным — литературу до тех пор на билбордах не рекламировали. В связи с этим вокруг меня и нового тогда издательства «Популярная литература» началась информационная вакханалия, и уже в очень, очень короткое время меня смертно достали журналисты всех возможных направлений и категорий.

Представьте себе: еще вчера ты спокойненько сидел в кабаке, попивал себе вискарь, бил морды (ну и сам иногда получал, чего скрывать) и вообще плевал на всех с высокой колокольни. И вдруг на тебя бросается куча бесноватых журналюг с камерами и диктофонами и начинает наперебой интересоваться твоим мнением буквально обо всем, включая проблемы социальной адаптации анальных карликов-альбиносов.

Жесткий такой экспириенс, надо сказать. Поначалу мне даже всерьез казалось, что мое мнение и вправду интересует всех без исключения. По любому поводу. Но, к счастью, у меня за плечами уже были 30 лет свинцового бэкграунда, поэтому мозги мои встали на место очень быстро и звездная болезнь практически обошла меня стороной. Не, ну врать не стану, случались и перекосы, но о них как-нибудь потом. К тому же все они случились в глубоко нетрезвом виде. В трезвом последние лет пять меня застать было сложно.

Но речь сейчас не о перекосах, а о девушке. Назовем девушку, к примеру, Лена, а работала она корреспондентом на одном из питерских каналов. Имя им, корреспондентам, легион. А по имени Лена — так и не один.

Она просто как-то позвонила мне и попросила о съемках. Готовили они какую-то передачу про понаехавших, и я в сферу их интересов вполне укладывался. На тот момент мне было уже совершенно безразлично, ибо журналисты лучших российских и импортных изданий мелькали перед моими глазами, как мошкара над затхлым прудом, поэтому я автоматически буркнул в трубу: «Ну приезжайте; угу, тогда-то и тогда-то» — и забыл о ее существовании. Потому очень удивился, когда через пару дней снова услышал ее голос: «Эдуард, нашу съемочную группу с камерами не пускают на вашу территорию!»

Твою мать, подумал я. Вот навязались на мою голову. «Ща выйду», — пробурчал я и потащился за шлагбаумы издательских бастионов, находившихся в неприлично охраняемом месте. Было плохо и тошно — двое суток перед этим я немилосердно бухал, меня мучил сушняк, и мне было очень глубоко насрать на все каналы в мире.

Я вышел за ворота, безразлично оглядел ряды припаркованных машин. Потом достал мобильный и набрал последний определившийся номер: разумеется, записывать себе контакты какой-то приблудной провинциальной корреспондентки мне попросту не пришло бы в голову.

В трубке воскликнуло: «Эдуард, я вас вижу! Я сейчас!», практически передо мной открылась задняя дверь наглухо убитой синей «девятки», она выпорхнула оттуда, и чуть смущенно тряхнула головой. С этого момента в моей жизни начался новый отсчет.

Увидев ее улыбку, я мгновенно превратился в полного дурака. Я влюбился так, как влюблялся до тех пор только единожды в жизни. Уже через несколько секунд за шлагбаумы выехал автомобиль гендиректора издательства с пропуском-вездеходом, чтоб загрузить в багажник и провезти на территорию все эти их камеры, светильники и прочую тряхомудию. Причем какую-то особо тяжелую хрень я неожиданным шварценеггером перегрузил собственноручно, даже не заметив ее веса.

И начались съемки. Непосредственность у нее была просто детская какая-то: «Эдуард, мне бы хотелось, чтоб вы приняли перед камерой какой-нибудь... ну, гастарбайтерский, что ли, образ. Не могли бы вы, к примеру, взять вот эту метлу и повозить ею по асфальту? А приготовить шашлык? А мы снимем! Как вам идея?»

Честное слово, на тот момент это была единственная в моей жизни подобная съемка. До этого никто особо не решался предлагать мне немножко покорчить из себя клоуна. Но тогда уже через полчаса на террасе издательства сами собой материализовались мангал, дрова, мясо, зелень, овощи. И даже этот, как его... разжигатель дров в пластиковой бутылке. Вы понимаете вообще? И я, как самый последний петрушка, херачил как подорванный этот гребаный шашлык, да еще и приговаривал: «О, да я с детства умею прекрасно готовить шашлык, нах! Да у нас в Каракумах все с детства умеют прекрасно готовить шашлык!» И плевать, что перед этим я готовил шашлык где-то в Подмосковье лет десять назад, да и то лишь потому, что остальные уже перепились вусмерть, а «у нас» в Каракумах так и вообще не был лет 20.

А та стройка? Чертова стройка на Лужнецкой набережной, немилосердно забивавшая наш микрофон диким грохотом отбойных молотков, и прочая, и... Короче, мешала ей работать. О, что вы, Леночка, какая мелочь! Гастарбайтер я или где? Я метнулся на эту стройку, и в пять секунд нашел прораба, и мгновенно вспомнил фарси, на котором до и после той минуты ни разу в жизни не сказал ни слова, и подобрал какие-то нужные фразы. Степенный таджик-прораб вышел на площадку, повел рукой, и все вокруг затихло.

В общем, помню все до мельчайших подробностей, благо их было немало. Два дня, что шла съемка материала, я будто смотрел на себя со стороны. И, честное слово, как же я себе не нравился! Да я морду себе был готов разбить! Но мой тщательно сработанный и выпестованный образ полуграмотного гопаря-гастарбайтера бесцеремонно оседлал меня, взнуздал и — понес, понес. Вы даже не представляете, какую пургу, перемежающуюся матерными междометиями, я ей тогда гнал и с каким глупым ухарским видом. Мои образцовые ролевые эскапады про «Достоевский есть графоманский высер» — на том фоне просто Нагорная проповедь о дефинициях русского языка. До сих пор иногда пересматриваю то видео и каждый раз выпадаю в суспензию. Понятия не имею, что такое тогда произошло, но из меня вылезли все комплексы разом, будто я беседовал с Ксюшей Собчак. Нервный сгусток заскорузлого, косноязычного, пьяного вокзального хамла с набитыми кулаками и в свитерке Burberry на голое туловище.

Ну какую нормальную девушку такое чучело могло заинтересовать?

Правильно. Не эту уж точно.

Съемки закончились, и она уехала в свой Питер. А я той же ночью надрался в лоскуты и написал ей разрывное письмо. Оно и посейчас лежит где-то в почте, но я боюсь в него даже заглядывать. Просто поверьте на слово.

На письмо она даже не ответила. Зато ответила на один из многочисленных моих звонков и милостиво изъявила готовность со мной поужинать. Надо ли уточнять, что я не мог упустить второго шанса произвести первое впечатление, и через несколько часов был уже в Питере. Трубку она в этот вечер больше не сняла.

Не нужно указателя, чтобы понять, что ты на пути к неприятностям, говорил Томми Дюар. Но никаких указателей я не замечал в упор. Я вынес голову своему питерскому другу, обладающему в этом городе почти неограниченными возможностями. Через короткое время я знал о ней практически все, а несколько риелторов бегали по Питеру в поисках подходящей квартиры. Да, я собрался переезжать в Питер. В свой самый нелюбимый город на Земле.

В ближайшие дни она позвонила сама и, по касательной извинившись, спросила, не собираюсь ли я к ним в ближайшее время. Я ответил, что как раз заказываю билеты. Она снова предложила поужинать. И даже время назначила.

Как только я вышел на унылый питерский перрон, она снова перестала снимать трубку. Но я знал адрес работы, откуда должен был ее забрать. Влюбленный по уши, растерянный и жалкий, до семи вечера я обтирал углы какого-то маленького бара на районе. В семь она не пришла, вместо нее пришла SMS с текстом «Задерживаюсь, неясно насколько». Увидев выражение моего лица, бармен молча потянулся за бутылкой.

В восемь часов ее тоже не было.

И в девять.

И в десять.

Я допил в крошечном баре последний виски, вышел на улицу и направился к ее зданию. Полученная по дороге SMS про «Все еще неясно, лучше не жди» вызвала у меня только кривую усмешку: теперь уже, не повидав Леночку, я покинул бы этот район только в пластиковом мешке. Поэтому я пошел — и прошел — в здание телеканала, и разместился там в холле, и стал ждать. Через некоторое время я знал по именам всех охранников и вяло откусывался от пары скучающих теток фасона «осенняя коллекция», представившихся фанатками известного журналиста Лобкова, который там работал. Гейзер моих эмоций сбавил амплитуду толчков, и перед самым ее появлением я сидел совсем уже выпотрошенный.

В полдвенадцатого она вышла и сказала, что сегодня пообщаться со мной не может — ну совсем никак. Но зато я имею возможность проводить ее до кафе на Невском, где сейчас снова соберутся ее коллеги, с которыми надо обсудить что-то по работе. Нет, она меня не динамила. Она все это время реально работала.

Я проводил. Потом стер ее номер, отправился на вокзал и уехал в Москву.

С тех пор прошла целая жизнь, и не одна. Девушка переехала в Москву, коротко подстриглась, выбелила волосы какой-то атомной, видимо, пергидролью и выглядит теперь совсем иначе. Да и я изменился, чего скрывать, и с корреспонденточками ее уровня уже даже практически и не пересекаюсь. Знаю только, что она по-прежнему работает и у нее по-прежнему нет времени. Она даже не поняла, что тогда произошло.

Я никогда еще не видел счастливой журналистки.

---

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив