Прелести одиночества, Катя, в возможности примирения. Любое
pristalnaya — 29.01.2012 Прелести одиночества, Катя, в возможности примирения. Любое выяснение отношений с прошлым и настоящим, со всем этим внутренним кинематографом, возможно лишь тогда, когда все отойдут в сторону. Не в партер, не за рампу, нет. Когда они совсем выйдут из зала, унося с собой пустые стаканы от попкорна и лимонада.Изнурительная необходимость «соответствовать» стоит в прямой зависимости от чужой оптики. И тут никогда не угадаешь. Лучший вид на этот свет, как мне представляется – это вид с того света. Внутри кадра, Катя, никогда не рассмотреть всех деталей. Это как будто ты едешь в собственном автомобиле и по картинке за стеклом пытаешься составить представление о местности. Одиночество даёт возможность (как минимум) протереть зеркала заднего вида или (как максимум) просто выйти из машины и оглядеться.
Мы никогда не будем более взрослыми, чем сейчас. Когда мне было пятнадцать, я всё понимала о мире. Я смотрела на свою двадцатилетнюю соседку и думала, насколько она взрослее, что дали ей эти пять лет? В двадцать я всё понимала о мире. Я смотрела на тридцатилетних, сравнивала, полагала их взрослыми. Думала: ну уж тут-то разница колоссальная. В тридцать я всё понимала о мире… и так далее, Катя, и так далее…
Что касается возраста, сравнить себя не с кем. Да и глупое это занятие.
Что по-настоящему важно, так это взять себя в союзники. Быть с собой заодно. Это не так просто, как кажется. Всегда найдётся кто-то, кто способен подселить тебе чувство вины, чувство стыда, чувство неуверенности, перетянуть на свою сторону. Беги. На дайся!
Зима во Львове, Катя…
Этому городу всё идёт. Я люблю его самой трепетной из любовей, со всей его прогрессивностью и ксенофобией, новаторством и консерватизмом. Город-парадокс. Я гуляю по заснеженной брусчатке и размышляю о том, что здесь около ста действующих храмов разных конфессий, Катя, но почти не представлены ведущие мировые бренды; полсотни фестивалей ежегодно, но ни одного гей-клуба. В лучших залах мира рукоплещут львовским гениям, в то время как местные бабушки продают творог и петрушку прямо с тротуара позади Оперного театра. И эта самобытность, эта странная экстравагантность и нелепость одновременно, делают город тем, чем он есть.
Ты знаешь, что первый в мире воздушный шар с автоматической горелкой был запущен во Львове? Через девять месяцев после Монгольфье (у тех горючим ещё была солома). Когда я узнаю такие вещи, Катя, мне хочется плакать, как в дешёвой мелодраме, просто от избытка чувств.
Избыток чувств, Катя, это то, что я ценю в людях много больше прикладных знаний. Всё прекрасное в мире обязано своим появлением, в первую очередь, избытку чувств. Той сверх-настройке, которую можно использовать для творчества, для подвига, для полёта. Я не хочу сказать, что не приемлю иного, Катя. Мне тоже нравятся вещи, где есть возможность думать и анализировать, наблюдать и оценивать, сравнивать и структурировать. Этим занимаешься либо по необходимости, либо по автоматически встроенной в тебя схеме. Так функционирует сознание. И от этого тоже получаешь удовольствие, и результат, и пользу, и даже красоту.
А потом вдруг замечаешь, как у твоей любви седеют ресницы. И перехватывает горло одновременно от тоски и нежности.
Но от нежности больше, неизмеримо больше…