пред-последние люди
farma_sohn — 25.09.2010Запись на сайте enadtochij.phronesis.ru.
Наконец досмотрел «Отдел» Архангельского. Гимн шестидесятникам обернулся у него фильмом ужасов с шестидесятником в главной роли. Самое страшное, конечно, – живой Эрих Соловьев, читающий свои частушки (или он именует это стихами?) Но и прочее не менее страшно, на деле. Последняя серия подводит неутешительный итог, резко отличаясь по тону от предыдущих семи ( а фраза в конце про «сделавших себя» звучит скорее куртуазным диссонансом). К сожалению, в глубину своего сюжета Архангельский не пошел. Уж если ты взялся рассказывать про некую группу людей, которую считаешь репрезентативной, так войди внутрь своего сюжета, не скользи по поверхности. Когда Мотрошилова просто говорит, что не читала романов Зиновьева (чему я не верю), а я вспоминаю описания Замошкина и ее лично («жирные ляжки супруги») из этих романов, и вообще то, как описывал этот круг Зиновьев в своих романах – я жду от того, кто рассказывает историю этих людей, чтобы он вошел в смысл случившегося раскола и поражения, перестал пускать исключительно розовые сладкие сопли и слюни и сообщил нечто существенное – не обязательно «житейское», но смысловое о про -изшедшем. Архангельский не сумел изготовить из своего предмета нечто большее, чем очередное гламурное повествование для глянца. Он наводил глянец на свой предмет 7 серий – и потому 8я смотрится не органично. Зиновьев описал тотальное фиаско этого мира «отделов» (ведь этот был не единственным таких местом) еще в середине 70х. Добавить за последующие годы к сказанному Зиновьевым новую главу, доказать ИНОЕ никто из его персонажей – и персонажей фильма Архангельского – так и не сумел.
Почти всех героев этого фильма я повстречал во второй половине 80х. Выглядели они уже тогда пыльными реликтами каких-то других времен. Абсолютно все, даже так много значивший для меня в моем философском становлении Мераб. Вообще, то, что люди, книги которых стали основой моего образования, почти что все оказались глупее того, что они когда-то написали, произвело на меня огромное впечатление, когда во второй половине 80х я попал в Москву, а они вылезли из своих укрытий на божий свет. Незадолго до смерти, летом 90го, Мераб, уже забросивший всякие собственно философские размышления и превратившийся в изначального софоса, оракула мудрости, сказал: моя жизнь осуществлена полностью, все свершилось. Боги его любили, и забрали к себе в тот же час, избавив от неприятного: жить после себя, в собственном небытии. Увы, остальным героям этого фильма боги такой судьбы не подарили. Они продолжили жить еще некоторое время – и это было, думаю, для них самое неприятное время их жизни. Не для всех. Кажется, Щедровицкий так ничего и не понял, ибо способ его страшной мысли не предполагал никакого «внутри себя». НУ, ему наказанием – его последователи- мыследеятели. Вообще «мыследеятели», затопившие в 90е все публичное пространство (и не схлынувшие по сей день) –и есть самый главный и самый неутешительный КОЛЛЕКТИВНЫЙ итог усилий тех людей (Путин, кстати, – самая главная эманация мыследельцев). Щедровитский просто наказан более всех прочих, именно этим, «полным осуществлением». Вообще осуществление надежд этих людей было наказанием им в той мере, в какой оно свершилось. Даже для Мераба. Впрочем, понял это лишь один проницательный Бибихин – зафиксировав в своей маленькой статейке- рецензии на лекции Мераба об античной философии.
Дело ведь сегодня даже не в Сталине. Дело вот в этих людях. Не обдумано ни их фиаско, ни то, как можно это фиаско превзойти, какие есть пути ПРО-ИСШЕСТВИЯ. Мы продолжаем быть (или не быть, если следовать мысли Мераба, озвученной в фильме Архангельского) в мире смерти их богов, их идеалов и жизненных установок. Никакого «после» не произошло, не пришло в мир. Сегодняшние «последние люди» продолжают размещать себя там, где распались в пыль герои фильма, нынешние судорожно мечтают вернуться в мир «отделов» пред-последних людей. Они, сегодняшние, – главный круг ада для тех, вчерашних. Это и значит: те, вчерашние, так и не пришли в бытие, не создали из себя события, которое своей полнотой исчерпывает само себя, уступая место прорастанию в бытие нового события. Можно ли винить в этом героев фильма? Да, если вину понимать в смысле древних софосов, в смысле Протагора и Гераклита. В «космическом смысле» свершения Дике. «Дьявол играет нами, когда мы мыслим не точно» – любил повторять поздний Мераб. Дьявол СЫГРАЛ ими, ибо они мыслили не точно. Что-то в самом ядерном существе их мысли оказалось бетоном без арматуры, ошибкой в исходных инженерных расчётах. Фундамент оказался слишком слабым – и не вынес веса того, что стали настраивать сверху. Готический собор не получился, и теперь те, кто хотят прийти ПОСЛЕ, застанут лишь груду обломков (или вавилонскую башню Борхеса?), не пригодных даже на камень для нового собора. Бессмертные, потерявшие речь, живут жалкой жизнью на берегу мутного ручья у подножия своего безумного здания – можно сказать и так.
Вот здесь – настоящая исходная точка для вопрошания об этих людях, работа собственного бытия, к которой Архангельский даже не подступился. Поэтому фильм этот – фильм о небытии. «Мы все когда-то были людьми» – как написала по этому поводу Надежда Мандельштам. Герои фильма пытались стать людьми, но становление не пришло в бытие, не создало собственной размерности ДЛЕНИЯ. Собственно, это вообще проблема русской истории, где дление как устойчивая размерность создается крайне редко и крайне неустойчиво. А если таки создается – то всегда к худшему. Слишком велики скорости и энергии частиц в русском реакторе. И что с этим делать – непонятно. Эти люди, увы, нам ответить на этот вопрос не помогут. И Архангельский не помог.
|
</> |