Прадед

smolensky — 10.01.2025

Чтение воспоминаний Н.П.Гилярова-Платонова привело к парадоксальной ситуации: о своих далеких пращурах я теперь знаю чуть ли не больше, чем о прадеде. Да что о прадеде — даже о деде!

От прадеда Виталия Платоновича Смоленского осталось три фотографии и обрывочные сведения. Знаю, что родился он в 1880 году и один из всего семейства предпринял карьеру не духовную, но чиновничью. Нагуглилось, что в 1903 г. он служил почтово-телеграфным чиновником VI разряда Одинцовской телефонной станции в Москве. На фото с семьей невесты (датирую 1908 годом) он стоит справа. Можно различить петлицы: один просвет с одной звездой. Коллежский регистратор. Низший, 14-й гражданский чин в Табели о рангах.

Через год его жена Екатерина Александровна (на фото рядом) родит ему сына Глеба и тут же умрет. Второй его женой станет младшая сестра покойной Мария Александровна (на фото слева), которая родит ему еще шестерых. В какой-то момент они переедут в Тверь и станут жить в маленьком деревянном флигеле, то и дело подвергаясь «уплотнениям». Две других семейных фотографии я датирую 1924 и 1930 годами. Сам прадед примерно в 1930 и умер. Причины не знаю. Два его брата были расстреляны в Большой террор; еще один брат-священник каким-то чудом не пострадал и прожил долгую жизнь.

Разителен контраст между дореволюционной фотографией и двумя послереволюционными. Невозможно поверить, что мои прадед и прабабка могли питать к большевикам хоть какие-то положительные чувства. И тем не менее — детей они вырастили и выпустили в жизнь. Пятеро из семерых получили высшее образование (инженер, два врача, офицер, учительница). Еще один не вернулся с войны, а мой дед Юлиан Витальевич довольствовался скромной стезей радиотехника. К сожалению, он умер в 39 лет от сердечного приступа; маме было тогда десять лет, и отца она помнит не очень хорошо — а свою бабушку Марию Александровну вспоминает как женщину бессловесную, даже несколько забитую.

Дореволюционная фотография дразнит невысказанными тайнами. Что за семья была семья моей прабабки? Считается, что фамилия их была «Таировы» (не исключаю, впрочем, искажений в семейной передаче), а в советских анкетах на вопрос о соцпроисхождении Мария Александровна неизменно отвечала: «из мещан». Но мещане — категория широкая, да и из мещан ли? Отнюдь не мещанским духом веет от этой фотографии. От нее скорее веет чеховской пьесой. Уж не обедневшие ли перед нами дворяне? И чем был отъезд из Москвы в Тверь, уж не бегством ли? Не спасался ли мой прадед, контрреволюционный элемент «из бывших», перебираясь в провинцию?

Думаю, представители поколения моего деда знали ответы на многие из этих вопросов. Но до моего поколения ответы уже не дошли. Не потому, что моему поколению это было безразлично; напротив, я интересовался историей семьи, сколько себя помню, и часто приставал к старшим с расспросами. Полагаю, виной тому — извечный страх советского человека. Наверняка и прадед с прабабкой старались не рассказывать детям слишком много о прежней жизни — от греха, для их же пользы. Ко времени моего детства страх ослаб, остался в каких-то рудиментарных проявлениях, но тень этого страха маячила еще весьма зримо. Помню, например, что о предках из духовенства принято было говорить если не шепотом, то с некоторым смущенным смешком.

То поколение уже ни о чем не спросишь, и очень досадно, что никто не оставил никаких записей. Считали лишним, никому не интересным? Или тоже по привычке опасались, как бы чего не вышло? Контакты с представителями других ветвей рода потеряны. Энтузиастам вроде меня остаются поиски по интернету и гипотетическая возможность поработать в архивах; мой московский троюродный брат не оставляет надежд откопать что-нибудь новое о нашем прадеде. Но мы можем хотя бы прервать эту дурную традицию и гарантировать, что наши внуки и правнуки будут знать о нас. Я не год и не два уговаривал отца засесть за воспоминания и наконец уговорил. Он писал их два года, я редактировал; сейчас книга практически готова, осталось скомпоновать, дописать эпилог — и можно будет думать об издании.

Это очень важно. Без семейной памяти не будет памяти вообще никакой. И это еще в лучшем случае. В худшем же — то, что имеем сейчас. Симулякр вместо памяти. Тупые заклинания о славных победах (вариант: горьких обидах), к реальной истории никакого отношения не имеющие. Настоящая память все-таки предполагает знание. Его нельзя терять.

Оставить комментарий

Популярные посты:

commodus

Стратегии интернет-продвижения для бизнеса: эффективные инструменты цифрового маркетинга в 2025 году

val000

О пассивной роли сознания

mycruises

Ботанический сад МГУ им. М. В. Ломоносова «Аптекарский огород». Подснежники

jalla00

Erlkönig

ilya_stalker

возня бытовая

iam_krasnoyarsk

Второй взвод роты лейтенанта Минеева в боях на Петергофском шоссе

el_tolstyh

Бабы нарулили

matsam

Звонок

avderin

Правильная рубаха

• Архив