Поздравляю победителя!

diak-kuraev — 11.02.2017 Уже несколько лет реализуется проект АВС. Это конкурс студенческих и аспирантских работ. Одна из номинаций - за 5-страничное эссе на не-школьные темы. Реализуется при участи питерского ФинЭка и немножко моем.

В 2016-м победителем стала вот эта работа:


Воеводин А.Ф.
Аспирантура ЮФУ.

ТЕМА. «Где для меня проходит граница между публичным и приватным? Куда не должен входить "кесарь"?»

«Отдавайте Богу Божье, а кесарю - кесарево» (от Матфея 22.21).
Над этими словами задумывались не только экзегеты древности, но и, пожалуй, каждый современный человек. А как иначе? Ведь как истинный учитель Господь дал нам заповедь чуть не договоренной, как бы не завершенной, подобно тому, как подвел к Адаму безымянных животных, давая ему право самому увидеть суть и «завершить» их создание, дав им имена (Быт 2.19-20). Сначала, кажется, что всё предельно просто – «Бога бойся, царя чти» (Пет 2.17) ; Итак, отдавайте всякому должное: кому по́дать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь. Казалось бы – всё понятно – Богу Поклонение, или, как сказал мудрейший из людей «свое сердце» (Притч 23.26) царю – подать (3Цар 9.15) и «подчеркнутое уважение» .Но при ближайшем рассмотрении все становится чуть сложнее, чем кажется: как «бог» старается обличить себя административной властью, и требовать не только «сердце», но и некоей административно-нравственной власти и даже финансовой ; так и «кесарь» не ограничивается «оброком», но постоянно претендует и на «сердце» и даже на «священство» . Где для меня проходит граница между публичным и приватным? Куда не должен входить "кесарь"? (Мф. 22,21.)
Например, папа Геласий (492-496) пишет Византийскому императору :«Вы имеете не только царское достоинство, но и, несомненно, «священническое» , а Илларион Киевский в своем обращении к князю Владимиру именует его «каганом», то есть - священником .

Так, где же грань, в таком случае, между кесаревым и Божьим? Вопрос усугубляется еще и тем, что, по сути, перед нами стоит выбор не между «свободой» и «рабством», не между «долженствованием» и «отсутствием долга», а между двумя обязательствами. Получается, что человек как бы ни распределил эти обязанности, и как бы ни решил этот вопрос, он все равно остается должен и кесареву божье и Богу кесарево . В таких условиях становятся не совсем понятными, а, говоря честнее, совсем непонятными слова о свободе, к которой призван человек (Гал 5.13). Да, широко известно толкование, которое говорит, что свобода христианина – это свобода от греха – и это, действительно ,так. Но только ли от греха может и должен быть свободен человек? Несомненно, вопрос этот стоит предельно жестко. Ведь человек, сотворенный свободным, буквально опутан обязательствами как социальными, так и моральными: мы все должны быть хорошими работниками, хорошими сыновьями и дочерьми, должны быть хорошими друзьями для наших товарищей, должны платить налоги, и должны быть гостеприимны. Если речь идет о религиозности, то мы непременно должны выполнять молитвенное правило, посещать литургию в Церкви … Список можно продолжать бесконечно и, что самое главное – каждый из этих долгов – бесспорный.

Но если мы настолько не свободны и в социуме и в религии ,и порой даже в собственных симпатиях: то какая разница между «богом» и «кесарем»?. Не является ли Бог тем же самым власть имущим ментором, который требует(!) , чтобы ты стал свободным от греха (а, по сути, быть свободным от чего бы то ни было по требованию – есть еще одна форма служения и подчинения), который требует от тебя молитв, словно монет, которыми ты платишь налог? Не является ли «кесарь» Богом, в чьих руках не только твое тело и социальное положение, но и душа. Ибо многое в нашей душе зависит и от полученного образования (сфера ответственности государства) и от средств массовой информации (тоже относящихся не к Богу, а к правителю страны). Цезарь властен и над нашими душами, потому как он дает (формирует) нам мысль (информационный повод). А по мудрому замечанию Антония Великого «мысль рождает слово, слово рождает дело, дело рождает привычку, привычка рождает Вечность» . Картина усугубляется еще и тем, что, по словам Евангелия, что та самая праведность, которую от нас и требует «бог» (от Матфея 7.21; от Иоанна 14.23) не достижима (см .притчу о «рабах неключимых» - от Луки 17.7-10 и еще Иак 2.10). Но, если так, то вся жизнь человека превращается в сизифов труд перед Богом , и тем более перед государством .

Классический ответ по поводу «неоплатности долга» перед Богом состоит в том, что «мы спасаемся, лишь его Милостью, и лишь на нее имеем надежду» . Это правда. Но на подсознательном уровне человек все равно приходит к, казалось бы, неразрешимой коллизии: «зачем трудиться и молиться, если праведность недостижима? Зачем молиться и трудиться, если спасаемся мы его милостью?» Ссылка на «Бог и намерения целует» звучит не очень убедительно – одно намерение проявить легко. Легко «собираться » быть хорошим, еще легче «хотеть» быть хорошим, и уж совсем ничего не стоит – намереваться сделать какое-то доброе дело. Слова о «синэргии» - совместном усилии Бога и человека звучат хорошо, но и они не являются ответом для возникшего недоумения: «я хочу спастись. Бог хочет меня спасти. Я даже кое- как молюсь и что-то делаю. Значит, я спасусь? Но этого может оказаться недостаточно? И даже если я буду непрестанно молиться, этого тоже «недостаточно»?» Да, спасение человека – всегда Таинство, «победа чина естества» Говоря о «достаточности» дел, - «список условий» который дан нам для спасения – предельно ясен и известен - содержится от в Евангелии от Матфея , глава 25 . Но вот, что интересно: наверное, почти каждый, если не каждый человек, хотя бы раз в своей жизни помог нуждающемуся: дал милостыню, находящемуся на паперти. «одел нагого» - кому-то что-то подарил от себя. Многие так же хоть раз в жизни составили компанию одиноким людям – тем самым как бы посетивши их «в темницах» собственного одиночества. Но если так – выходит, мы все спасены? Ведь, у нас всегда найдется что-нибудь, что мы бы могли «предъявить» по этим вопросам. А если наша вечная участь зависит от того не прошли ли мы мимо, не пропустили ли мы из виду хотя бы одного нуждающегося человека – тогда мы все погибли, ибо точно, кого-нибудь да просмотрели.


Итак, где же эта «мера» добра, которую мы должны сделать своему ближнему, чтобы «выполнить некий «план»? Вне всякого сомнения: «стандартные ответы» не снимают вопросов вопрошающего и, конечно, перед тем как ответить на вопрос «где грань между кесаревым и божьим» необходимо понять, что же все таки от нас хочет Бог? Как видно из вышесказанного – ответить на это не просто. Еще горше становится от того, что обещанная награда не осязаема и не и непредставляема: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил ,не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его.» (Кор 2.9). Мы, в сущности, не совсем представляем, к чему стремимся . Это важно. Ведь по слову Аквианта – мы не можем желать того, чего не знаем и не ведаем . От этого параллель с сизифовым трудом становится еще осязаемей и в своей кажущейся абсурдности достигает уровня кафкианского Замка , молиться же о том, чего на самом деле ты не желаешь и не хочешь – есть фарисейство и лицемерие . Выходит, что и молиться о Царствии Небесном по-настоящему имеют право только святейшие люди, находящиеся в стадии «сыновства» , «гностики» (знающие истину) как сказал бы Климент Александрийский , но не мы?

Выбраться из этой коллизии можно, на мой взгляд, только обратившись с свету Ветхого Завета и через его призму посмотрев на Новый (ведь «не нарушить я пришел Закон, но исполнить» от Матфея 5.17). «Сыне, даждь мне твое сердце» означает прежде всего – навык быть с Богом откровенным. «просить того, чего ты действительно хочешь, а не того, что , как тебе кажется ,ты должен просить ». Об этом же говорит и Августин блаженный и Антоний Сурожский , а так же, по сути, вся книга Псалтыри, самой характерной чертой которой является предельная искренность авторов: признание своей собственной правоты (псалом 34);и праведности, предстательство перед богом в намеренном отчаянии, срывающимся в ропот (псалом 87); и даже доходящее в своей искренности до прямых проклятий (знаменитый псалом 136). И если «проклятия» в псалмах принято перетолковывать как слова, обращенные к бесам , то ту неизбывную скорбь и даже упрек, который порой слышатся в псалтыри «для мертвецов ли творишь чудеса; удалил еси меня от искренних моих» - нельзя понять никак иначе как искренность «печалование» перед Богом. Исходя из этого, то что мы «должны» Богу является не столько «слепое послушание его закону» или «жертвенная любовь» , а именно умение быть с Ним откровенным , а значит, по сути мы не «должны» Ему ничего. «Кесарь» же, напротив стремится к максимально всеохватывающей власти над человеком . И в этом смысле – Бог и кесарь противоположены друг другу: Бог, имея полную власть над человеком – отказывается от нее и совершает подвиг кенозиса . Власть же стремится к обратному.

Отсюда следует ответ на главный вопрос данного эссе: - никакой дилеммы или неясности выбора между «боговым» и «кесаревым» быть не может, ибо требования этих двух субъектов – диаметрально противоположены: и если Кесарю и нужна от человека искренность, то это искренность подчинения , то есть то, от чего Христос в Евангелии подчеркнуто отказывается . Однако, необходимо так же подчеркнуть, что противоположность требований духовного и государственного – не означает их антагонизм. Быть «божьим» лишь отчасти означает быть противником кесаря. Христианин, во всем будучи «кесаревым» не может быть полностью, рабски предан государству. Ибо Христианин всегда знает, что есть Некто кто выше самого государя . В этом есть политическая ненадежность Христианства и одновременно – единственная точка соприкосновения (конфликтного!) между «христовым» и «царевым». По сути, вся история христианской церкви внутри государства (после миланского эдикта в 313 году) – это попытка максимально преодолеть этот конфликт , попытка сделать Бога инструментом Цезаря .

Это неизбежно, но насколько это приемлемо – каждый для себя решает сам. Этот выбор и есть грань между Божьим и кесаревым, публичным и приватным. Кесарь не должен претендовать на мою «искренность», ту «затворенную комнату», которую человек открывает только Богу, и в особых случаях – ближнему. Манипуляция человеческой психикой при помощи религиозных установок, искусственно подобранных под кесаря недопустима.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив