Pop's tragedy

diak-kuraev — 13.02.2014 Ночь закрыла своими черными крыльями все вокруг: небо, устланное непроходимыми для света ночных светил тучами, землю, которая едва ли не была по- библейски безвидна и пуста, маленький сельский дом с темными окнами, спальню и старую кровать, в которой ворочался, будучи не в силах уснуть, шестидесятилетний мужчина. Его жена давно спала сном праведницы, тихо и мерно похрапывая. Мужчина, несмотря на глубокую ночь, сверлил невидящими глазами потолок и досадовал на собственное неблагополучие нынешней ночи.

Нарушив тишину легким скрипом досок и поиском комнатных тапочек, бедный обитатель темной комнаты поднялся, не спеша, с постели и, хрустнув больными коленными суставами, тихо прошел на кухню, сняв по пути с вешалки длинную черную одежду. Накинув ее себе на плечи, он застегнулся, включил свет- тень от длинного одеяния заняла собой половину маленькой кухни,- сунул руку в карман и вынул запечатанное письмо. Разорвав конверт, он сел на табурет у стола и стал читать казенную бумагу с большой печатью.

"Настоятелю Введенского храма протоиерею Анатолию. Вам надлежит в недельный срок вернуть задолженности по епархиальному налогу за прошлый год и три квартальных периода текущего года. В противном случае на вас будет наложено дисциплинарное взыскание. Советуем впредь не допускать ошибок в отчетности и платежах. Епископ Евгений."

Печать внизу текста представляла собой изображение перекрестия архиерейских рук с благословляющими перстами. Отец Анатолий,- наш полунощник,- бросил подслеповатый взгляд на нее и ему вдруг показалось, что, доселе изображенные под расхожим углом, руки в поручах изменили свое положение на евангельское, от Матфея 18:28, схождение, пришедшееся на его шею. "Отдаждь ми, имже (ми) еси должен!"- едва ли не услышал он страшный голос и, ощутив спазм в горле, мысленно поблагодарил почтальона Свету, которая отдала злосчастное письмо в руки ему, а не супруге. Расстраивать матушку в очередной раз священнику не хотелось.

Он несколько минут задумчиво созерцал епархиальный указ, затем взял ручку, несколько листов бумаги и стал писать ответное письмо.

"Ваше преосвященство! Мною было получено Ваше письмо с предостережением от ошибок, которые я стал, по-Вашему, часто совершать. Точно такие же слова мне доводилось слышать от Вашего предшественника, митрополита Феодорита, который двадцать лет назад определил меня на служение в районном центре, где я верой и правдой служил Богу, людям, Матери- Церкви в течении девятнадцати лет. Девять месяцев назад Вы отрешили меня от должности настоятеля Крестовоздвиженского храма и послали в это село, где я и пребываю ныне. Вы требуете с меня выплату епархиального взноса по задолженности даже за прошлый год, хотя я не виноват в том, что прежний настоятель, которого я сменил, этого взноса не платил. Как я понимаю, это моя последняя ошибка?

Я помню, как Вы стали священником. Я присутствовал на соборном богослужении и подпевал "Аксиос", когда Вас рукополагал митрополит. Я видел Ваши сияющие глаза, я радовался вместе с Вами и вспоминал Ваших покойных родителей, с которыми был очень дружен еще с семинарской скамьи. Скажите, была ли моя радость ошибкой?

Я помню, когда Вы, семнадцатилетний юноша, только что лишившийся матери, посещали наш храм, сопровождая архиерея в качестве иподиакона. Вы тогда еще мне говорили, что владыка- Ваш духовный отец и Вы многим ему обязаны. А потом Вы и еще один мальчик подошли ко мне в углу алтаря и просили, если это можно назвать просьбой, денег за только что совершенную, не без вашей помощи, торжественную службу, обещая мне, что в нужную минуту замолвите перед митрополитом словечко за меня, пастыря доброго, как Вы сказали тогда, лукаво перемигиваясь со своим товарищем. И я уступил. Скажите, была ли это с моей стороны ошибка?

Помню Вашего отца, иерея Константина, Царство ему Небесное, который так и не дожил до дня Вашего рождения. Вам всегда рассказывали, что он умер от сердечной недостаточности. А хотите правду узнать? Он умер из- за передозировки алкоголя, которым злоупотреблял, как только узнал о Вашем зачатии. И я ничем не мог ему помочь: он закрылся от всего мира, от жены, от родителей, от друзей... Он напивался каждый день до помрачения, а, тогда еще архиепископ, Феодорит смотрел на это равнодушно, предпочитая не мешать ему сводить счеты с жизнью. Скажите, было ли ошибкой мое бессилие?

Я помню Вашу маму, Ксению Кирилловну. Да и как я мог ее не помнить? Такой писаной красавицы не всякому человеку дано увидеть даже! Все ребята, с первого по четвертый курс, учащиеся в семинарии, были тайно влюблены в нее. А посчастливилось лишь Косте, лучшему моему другу, завоевать ее расположение. Помню их свадьбу, венчание в церкви, потом иерейскую хиротонию Вашего отца. Помню, как радовались мы, когда попали с ним служить в кафедральный собор. Мы, я и Зина, моя жена, души не чаяли в Ваших родителях. Разве это было моей ошибкой, скажите?

И помню я, ах, лучше бы выжечь эту память каленым железом из моей головы, как, в один из июньских дней Ваша мама, Ксения Кирилловна, стояла перед соборным Распятием и плакала беззвучно, а я, неловкий и незадачливый, все тщился утешить ее и выяснить причину слез. Мы вышли с нею из храма, присели на скамью во дворе и она мне поведала то, о чем я даже вспоминаю с внутренней болью. Она мне сказала: "Я беременная, Толик!" Я дурашливо улыбнулся и был готов петь и вопить от счастья, что, наконец- то, спустя более двух лет после бесплодной попытки зачать ребенка, Господь смилостивился над Костей и Ксюшей, но мама Ваша меня резко оборвала: "Толя, ты же знаешь, Костя бесплодный. Ребенок не от мужа."

Я обомлел. Я был сражен наповал. Я не мог говорить, только во все глаза смотрел на Ксению и ждал, что она скажет. И вот она, сделав усилие над собой, продолжила: "Ребенок от него,- и кивнула в сторону канцелярии,- я три месяца работаю в епархиальном центре, ты знаешь. Так вот, он как то подзывает меня к себе и говорит: Ксюшенька, почему ты, удивительной красоты женщина, носишь такие простые платья? Нет, твой батюшка определенно тебя не ценит. Да что это такое- Бог дал ему красавицу- жену, а он даже о самом необходимом для нее не печется! Пойди к нашей швее, у нее на столе лежит отрез материи на платье- это мой тебе подарок. Пошив за мой счет. Иди же!

Ну я и пошла. Мерки с меня сняли и скоро платье было готово. Мне было так неловко, но швея наша мастерица что надо, повела меня в примерочную с зеркалом и задернула шторы. Платье такое, Толик, Зине твоей никогда не носить, поверь. И это хорошо! Вышла я из примерочной, думаю, покажусь швее, а там владыка стоит. "Какая красота!"- только и сказал. Я смутилась. "Можно я старое свое надену, я это еще не готова носить",- отпросилась я и поспешно задернула шторину. Едва сняла его, чувствую, руки скользят по мне. Вздрогнула я, а крикнуть не могу- язык и губы от страха онемели. А он одной рукой мне рот зажал, а другой трусики на мне рвет. Пыталась я было сопротивляться, так он еще крепче сжал меня в объятиях своих, сам же на ухо шепчет: "Что ты, девочка, ведь я же так, как тебя, ни одну женщину еще не любил! Да что твой муж, недостоин он тебя. Ты рождена царицей быть, владычицей!"
Одолел он меня. Плакала я и в тот день, и в следующий, а он делал вид, что ничего не произошло. На третий вызовет меня к себе, стол у него накрыт в кабинете, тут и деликатесы, тут и вино дорогое. Только не нужно мне ничего, сама не своя хожу, оправдания придумать не могу своему бессилию и позору. А он говорит: "Ты что молчишь? Я ведь понимаю, о чем ты думаешь. Тебе перед твоим мужем ответ держать нужно и ты в смятении оттого. А ты и не говори ему ничего. Недостоин он тебя. Моя ты по праву",- тут он снова взял меня, плачущую, я и не сопротивлялась почти. Потом уже сама приходила, едва только позовет. Живу, как в пьяном сне, ни на одну минуту сама со своей совестью остаться не могу. И... понесла я. Второй месяц пошел. И знаешь, что я придумала? Сделаю я аборт".

Я слушал этот рассказ, не веря своим ушам, слезам милой рассказчицы и тому обвинению, которое, расскажи мне кто- нибудь другой, а не Ксения, повергло бы меня в ярость. Я был растерян, деморализован. От слова "аборт" я вздрогнул и стал отговаривать Вашу маму от такого шага, в тоже время пойти и рассказать это кому- нибудь из опытных священников было немыслимо. Я плакал вместе с Ксюшей, думал о Косте и все еще не мог поверить в страшное обвинение, только что слышанное мною. Потом я сказал Вашей маме:
"Сказать Константину или нет- твое дело, но... не дели с мужем более ложе. По канонам это недопустимо. Он, если дорожит священством, не должен быть с тобой".
Ваша мама посмотрела на меня с таким удивлением и в то же время с такой внутренней ненавистью, что мне стало не по себе. "По канонам?",- вскрикнула она и смерила меня уничижительным взглядом. Вскочив, она побежала от меня прочь и это ее бегство продлилось до самой смерти. Тот, кого Вы считали отцом, умер через пять месяцев, причину его смерти я выше Вам назвал. Отпевал отца Константина сам архиерей, много говорил хороших слов о покойном. Потом родились Вы и мама, выйдя из декретного отпуска, продолжала дальше работать в епархии, пока ее преждевременная смерть не отмерила предел ее земной жизни. Так вот, владыка, отговаривая ее от аборта, допускал ли я ошибку, скажите мне?

Ваша мама избегала меня до того момента, пока не почувствовала приближение кончины. Она, умирающая, написала мне письмо, написала своей рукой, в чем Вы можете удостовериться, где просила меня рассказать Вам, кто Ваш настоящий отец, так как сама на это никогда бы не решилась. И я к своему письму прикладываю оригинал ее предсмертного прошения, написанного ее рукой, чтобы Вы могли узнать почерк той, кто была Вам матерью и поверить мне. Я же больше добавить к написанному ничего не могу- боюсь совершить очередную ошибку.

Вашего преосвященства смиренный молитвенник протоиерей Анатолий."


Священник вложил в конверт два письма, одно, написанное на белоснежном листе бумаги, другое- пожелтевшее от времени, написанное на тетрадном листе в клеточку и наклеил почтовую марку. Конверт он опустил в карман подрясника, который повесил на вешалку в прохожей и вернулся в постель к жене. Зинаида, вздрогнув, проснулась и сказала мужу: "Толя, ноги у тебя такие холодные! Ты где был?" Но отец Анатолий ничего не ответил ей, а через минуту засопел и крепко уснул.

-----------------------------------------------------------------------------------------------

Через два дня случилось старому владыке умереть. Митрополит Феодорит, в свое время передавший святительский престол своему преемнику и духовному сыну епископу Евгению, находясь на заслуженном покое, доживал свои дни в большом архиерейском особняке, пока в один из осенних дней ангел смерти не взглянул на него глазами молодого епископа и его преосвященная душа не рассталась с бренным семидесятишестилетним телом в результате обширного инфаркта.

На погребении присутствовало шесть епископов соседних областей, духовенство епархии, военные, градоначальник и благочестивые миряне. Прямо против отца Анатолия стоял епископ Евгений и делал вид, что не замечает старого протоиерея. Ведь посмотри он на священника, иначе, как досадной ошибкой, это назвать было бы невозможно".
http://3axap-kap-kap.livejournal.com/6960.html


***

Рассказ художественный, но бывший митрополит омский Феодосий тут прям как живой...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив