ПОПАДАНЕЦ

lisa_dv — 11.03.2017 Очередная порция американщины, на сей раз фантастической.
Ненормативная лексика - от kot_dv)))
Краткое содержание: молодой чернокожий рэпер из Бронкса наших дней внезапно попадает в Алабаму, на рабовладельческую плантацию середины XIX века, незадолго до Гражданской войны Севера и Юга...
Использованы тексты песен: 2Pac — «The Streetz R Deathrow», спиричуэл « Let My People Go»

Предупреждение: насилие, драки, публичная порка, ГГ матом не ругается, он на нём разговаривает)))



Growing up as an inner city brotha
where every other had a pops and a motha
I was tha product of a heated lover
Nobody knew how deep it screwed me
and since my pops never knew me
my family didn't know what ta do with me
was I somebody they despise
curious look in they eyes
as if they wonder if i'm dead or alive
poor momma can't control me
quit tryin' ta save my soul, I wanna roll with my homies
a ticken timebomb

* * *
Кей Фирс Дог, неполных девятнадцати лет от роду, вмазался и отъехал очень далеко от родной берлоги на Элтон-авеню в Южном Бронксе.

И очень надолго.

Но он же не знал, что всё так паскудно получится!

Бабку надо было слушать, вот что. Чёрная карга вечно пилила Кея за то, что он, мол, связался с какими-то подонками и в прошлом году забросил школу, не закончив выпускной класс. Но оладушки она жарила зашибенские. И при ней Кей хоть как-то держался: нюхал втихаря и травкой баловался, но не ширялся. А бабка вдруг взяла и померла. Старушенции-подружайки, такие же дряхлые, как она, помогли Кею её похоронить, даже поминальное собрание устроили в той методистской церкви, куда бабка ходила каждое воскресенье… так вот, когда вся эта возня закончилась, Кей пошёл вразнос.

Гулянки, тёлки, трава, спиртяга рекой, Тупак гонял свои телеги во всю мощь колонок с сабвуфами, выставленных в окно, чтоб во всём квартале было слышно. И вот однажды белый порох — не самой высшей пробы, но и не шибко отстойный — поплыл у него по вене, взорвавшись в мозгу так, что Кей враз улетел.

Когда он с усилием разлепил припухшие веки, перед ним всё покачивалось, словно он плыл на пароме до Статен-Айленда, а во рту будто кошки насрали. Он пошарил вокруг себя в поисках шоколадной цыпочки, как-бишь-её-там, что гулеванила с ним всю неделю после бабкиных похорон.


Миранда. Вот как её звали. Миранда.

Девки вообще липли к Кею, потому как он был крепким, весёлым и щедрым на бабло и утехи. Вот и Миранда эта пристала к нему так, что не отдерёшь. Но вместо её упругого бедра Кей нащупал рядом с собой чьи-то обтянутые тряпьём кости и рывком вскинул голову, уже не заботясь о том, что она кружится и болит, подлюга.

Он находился уже не в своей берлоге на Элтон-авеню, пусть обшарпанной и загаженной, но с теликом во всю стену и видом из окна на автостоянку с рекламными щитами, заляпанными граффити. Он лежал, опираясь на локти, в каком-то сарае, на груде вонючих лохмотьев, голый, как праотец наш Адам. Собственно, он и отрубился-то голышом, потому что его хер старательно и безуспешно атаковала Миранда, пытаясь раскрутить на трах. Но белый порох к тому времени уже уронил Кею всё, что могло бы встать.

В щели между досками проникал лунный свет, позволявший увидеть, что сарай битком набит народом, спящим вповалку на полу. Кто-то бормотал во сне, кто-то глухо стонал и вскрикивал, кто-то храпел, кто-то — Кей обалдело повернулся — глубоким негромким голосом выводил монотонную мелодию колыбельной. Молодая девка с каким-то тюрбаном на голове прижимала к груди завёрнутого в одеяло ребёнка и заунывно напевала, раскачиваясь из стороны в сторону. Она, очевидно, поймала на себе изумлённый взгляд Кея и вскинула голову — блеснули белки огромных глаз.

— Что за херня?! — выдохнул Кей и медленно, морщась, сел. Придержал рукой явно съехавшую крышу и под взглядом чёрной девчонки с дитём торопливо прикрылся лохмотьями, на которых валялся.

Тощий чувак, похрапывавший рядом с ним, тоже зашевелился и сел. Он и вправду выглядел, как скелетина, обтянутая тёмной кожей. Его всклокоченные волосы торчали курчавой шапкой надо лбом. Пацан пацаном, гораздо младше Кея, и тоже почти голый.

Кей откашлялся и выдавил, облизнув сухие, как наждачка, губы:

— Я спросил, что за херня тут творится, браток? Это мы где вообще, а?

Парень молчал и таращился на него глазами-плошками — в точности как та цыпа с дитём в углу.

— Ты что, кореш, глухой? — раздражённо бросил Кей, и тогда тот разлепил пухлые губы и разразился потоком слов, две трети из которых были Кею непонятны. Да какое там две трети — девять десятых!

Кей махнул рукой на этого недоумка и кое-как поднялся сперва на карачки, а потом на подгибавшиеся, трясущиеся ноги. Ещё раз осмотрелся и длинно присвистнул. Вся орава, храпевшая на полу, набилась в сарай от стены до стены, как сардины в банку.

— Мать твою… — выдохнул Кей, машинально оборачивая вокруг бёдер обрывок одеяла. Почесал одну босую ногу об другую — блохи тут прыгали, что ли? — и собрался было направиться к двери, смутно вырисовывавшейся в углу сарая. Но тут тощий пацан цепко ухватил его за руку своей горячей лапкой. И опять что-то застрекотал, вращая глазищами.

— Чего цапаешь? — отмахнулся Кей и двинулся к двери, переступая через валявшихся на пути, как поленья, людей. Он по-прежнему ни хрена не понимал, но надеялся, что выйдет наружу и сообразит, какая тут за задница приключилась. Может, Большое Яблоко накрыло ураганом, как Новый Орлеан, а он, валяясь в отрубе, всё проспал? И теперь очухался в каком-нибудь говенном лагере для беженцев?

Он дёрнул на себя дверь сарая и офигел вторично: она была заперта снаружи!

— Эй! — возмущённо заорал Кей, пнув её с размаху. — Какого хера?!

Кто-то снова ухватил его за локоть, и Кей свирепо повернулся. Оказалось, чёрный заморыш приволокся за ним — кто его звал, спрашивается? — и теперь пытался оттащить его от двери, продолжая умоляюще что-то лопотать. Вот олух-то!

Кей небрежно оттолкнул его и ещё раз что было силы потряс чёртову дверь. Та неожиданно распахнулась, и он едва не налетел на двух каких-то громил, возникших на порог. Белых громил в допотопных, похожих на ковбойские, одёжках и шляпах, низко надвинутых на лоб.

Один из них брезгливо поймал Кея за плечо и просверлил насквозь тяжёлым угрюмым взглядом. От него разило потом, ядрёным табачищем и сивухой, а также гнилыми зубами. Он злобно что-то прогавкал — и Кей его даже понял, хоть и долдонил тот на каком-то странном диалекте.

— Ступай на своё место, черномазый, — вот что он сказал.

Едва прикрытое тряпкой бедро Кея вдруг обожгла резкая боль, и он машинально за него схватился, выпучив глаза — совсем как испуганно запричитавший позади него чумазый заморыш.

Вошедший козлина ударил Кея! Ударил хлыстом!

Ни одна сучара на свете не смела безнаказанно бить Кея Фирса Дога. Он не был таким уж накачанным и здоровенным, как некоторые бугаи в их квартале, но зато крепким, как сыромятный ремень, и прошёл хорошую школу уличных драк. Изловчившись, он вырвал хлыст из рук опешившего мудлона, размахнулся и полоснул его этим же хлыстом прямо по бородатой роже. Мудлон взвыл и отскочил. Второй козлина попытался схватить Кея за плечо, но тот, снова извернувшись ужом, двинул его коленом в пах. Когда же громила с воем согнулся пополам, он тем же коленом врезал ему в подбородок, а сложенными в замок руками огрел по толстому загривку. Козлина завалился набок, хрипло вопя что-то невнятное.

Тяжело дыша, Кей победоносно оглянулся… и ахнул, разинув рот.

Кажется, все люди, что находились позади него в сарае, поднялись на ноги. Их там было никак не меньше сотни, все чернокожие, и все пялились на Кея — в полной тишине, широко распахнутыми, блестевшими в темноте глазами.

А костлявый оборвыш, который притащился за ним к двери, теперь вообще стоял на коленях, молитвенно сложив руки перед собой, будто в церкви.

— Ебанулись вы все тут, что ли? — ошарашенно прошептал Кей, но до конца развернуть это резонное предположение не сумел. Козлина, которого он полоснул хлыстом, подобрался сзади и саданул его по башке чем-то вроде полена. За секунду до этого глянув через плечо, Кей ещё успел заметить это полено и рефлекторно дёрнулся в сторону. Но было уже поздно. В глазах у него вспыхнуло как минимум полмиллиона звёзд, и он снова отключился.

И очень надолго.

* * *
can't nobody fade me
packin' a 380
and fiendin' for my Mercedes
suckers scatter
but it don't matter i'm a cool shot
punks drop from all tha buckshots tha fools got
i'm tired of being a nice guy
i've been poor all my life, but don't know quite why
so they label me a lunatic
could care less
death or success
is what I quest
cause i'm fearless
now tha streetz R Deathrow

* * *
Очухавшись вторично, Кей чувствовал себя гораздо хуже, чем в первый раз. По правде говоря, так погано ему было только однажды, когда его подстрелили два года назад засранцы из «Королей Бронкса». Он тогда валялся в больнице Святой Терезы, отходя от наркоза. Вот и сейчас башка у него не просто трещала — ему казалось, что удар поленом расколол её на куски. Но когда Кей вскинул руку, чтобы её ощупать, на его запястье звякнуло железо.

Наручники? Он что, в участке?

Эх, если бы! Кей никогда и вообразить не мог, что возмечтает о родном девяносто шестом полицейском участке! Его запястья и лодыжки плотно охватывали кандалы! Настоящие музейные кандалы, огромные и блестящие, а вовсе не какие-то там пиздилявочные наручники! И вокруг пояса тоже обвивалась толстенная цепь, пришпандоренная к кольцу в стене сарая.

Кей сперва потерял дар речи, потом обрёл и заорал во всю глотку, вскакивая с грязной соломы, устилавшей пол, и потрясая загромыхавшими кандалами:

— Да вы охуели, суки драные! Гондоны штопаные!

Он, впрочем, сам не знал, кому это адресовал, потому что сарай был совершенно пуст. Словно чернокожая толпа, не так давно находившаяся здесь, ему приглючилась. Он торчал на цепи один, как сторожевая шавка, а снаружи, из-а плотно запертой двери, доносился гул и непонятные размеренные выкрики. Да что же это за хрень такая!

Чья-то рука нерешительно потрогала его за плечо, и он мгновенно развернулся, сжав кулаки. Перед ним стоял давешний чёрный заморыш, который под бешеным взглядом Кея отскочил назад и даже заслонил свою замурзанную физию локтем. Одет он был так же, как вчера, то есть раздет, не считая грязной тряпицы на бёдрах.

Кей только сейчас отметил, что стояла уже не ночь, а день: полосы света, попадавшие в сарай, были очень яркими.

— Не ссы, дурак, не трону, — сквозь зубы процедил он и тут же догадался, что этот курёнок опять его не понимает: так растерянно тот захлопал ресницами. — Мы где? Какого… что тут такое вообще? — громко и раздельно спросил он, успокаивающе протянув к заморышу руку, на которой снова брякнули кандалы. Тяжеленные, падлы, забодаешься таскать.

— Туточки торги, — заикаясь, промямлил пацан, продолжая таращиться на Кея, как на привидение. Говорил он так неразборчиво, словно рот у него был набит кашей, да ещё и слова растягивал. — Хозяин Джордж помер, вот нас всех и продают. Новому хозяину только усадьбу надобно, негров у него своих полно. Аукцион туточки. А ты кто? Ты чей?

Глаза его светились любопытством.

— Я сам свой, — отрезал Кей и потряс гудящей головой, отстранённо удивляясь тому, как это она ещё не отвалилась. После объяснений заморыша всё стало совсем запутанным. — Какой ещё аукцион? Где, мать твою? Где помер этот ваш хозяин Джордж, в рот ему дышло?

Парень попятился к стене и пробормотал ещё неразборчивей:

— Усадьба «Розовый куст», округ Чамберс, Алабама.

Срань Господня!

До такого трындеца Кей ещё ни разу не укуривался. Яростно рыкнув, он сгрёб мальчишку за костлявое горячее плечо — тот только пискнул — и впечатал в стену.

— Гонишь! То есть врёшь, сучонок!

Окончание в комментах.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив