Почепское межевание

george_rooke — 28.08.2016 На самом деле все-таки Почепско-Ямпольское.
После Полтавы гетман, чтобы заиметь союзника при дворе Петра, подарил Меньшикову две волости - Почепскую и Ямпольскую. Проблема была в том, что там жили не только крепостные, но и дворовая прислуга (обладавшая согласно польскому праву определенной свободой), а так же и казаки (тоже обладавшие определенной свободой, и освобожденные от налогов). Как писалось в универсале: "Отдаем его княжой светлости место Почеп так с теми, которые до прежних гетманов и до мене належали маетностями, яко и с теми, которые до места Почепа принадлежат". Таким образом отдавались Меньшикову дворовые земли, а казаки Почепской сотни, жившие там же, оставались лично свободными. В этом Александра Данилыч увидел какое-то несоответствие, и попросил ему передать в собственность и казаков сотни тоже.
По идее тут должна была взбурлить кровь гетманская и старшинская, однако Скоропадский (как пишут украинские историки был вынужден, но давайте не лукавить, гетман вполне мог аппелировать к царю) легко отдал казаков Почепской сотни в такое же "послушание", каким обязаны были и крестьяне. В июне 1710 г. выдан был гетманский универсал об отдаче казаков "в державу и владение его княжой светлости" и об исключении их из "войсковой службы". Давайте подумаем. Что значит исключение с войсковой службы? А это значит, что были казаки свободными, а стали холопами. Причем не по Данилыча велению, по универсалу гетмана. Казаки были обложены денежным оброком наравне с крестьянами, с которыми вообще были сравнены в отбывании повинностей.
Присоединив казаков к крестьянам, Меншиков поручил Шидловскому ограничить Почепскую волость "столбами и концами", "ради всегдашней крепости" - то есть поставить пограничные пункты и заставы для ловли беглых - широко жил князюшка, ничего не скажешь.
Спустя несколько лет, Меншиков опять стал просить Скоропадского – отдать ему еще и Храповскую волость, как смежную с Почепской, и опять Скоропадский должен был исполнить просьбу всесильного князя. Отдана была ему и Храповская волость, после чего в Почепской волости стало до 6000 одних крестьянских дворов – но и этим не удовлетворился Меншиков; захотелось ему спрямить границы Почепской волости, и он просил Скоропадского разрешить ему сменять некоторые почепские земли на стародубские, чтобы сделать свою волость круглее.
Кому как, а мне это напоминает блаженные 90-е) Отжим собственности происходил тогда примерно по такой же схеме. Другой вопрос, что гетман упорно не обращался к царю. И вывод здесь может быть только один - значит хотел использовать Данилыча в своих интересах. Ибо - как ни странно - главным защитником гетманьства в тот период был... царь Петр I.
Ну а Данилыч, видя, что давить на гетмана можно, использовал принцип: "Это наша корова, и мы ее доим". Доил по полной.
Но тут со волостей пошли жалобщики и к гетману, и в Петербург, и Скоропадский.... испугался. Ибо если гетман спокойно торгует своими вольностями - то почему царь вообще не может их забрать? И решил он сделать на проблеме Почепа профит. В Москву полетела малява: "И на ту замену просил его княжая светлость у мене комиссаров; по якому требованию посылал я комиссаров, Василия Велецкого и Петра Валкевича, а его княжая светлость прислал от себе комиссарами Алексея Чогликова Ямборского да Богдана Родионова, почепского коменданта, которые с обоих сторон комиссары когда приехали на земли стародубские, смежные с почепскими тогда не равной замены смежных грунтов, но гораздо большую часть полку стародубовского угодий до Почепа востребовали. И так видячи мои комиссары их, комендантов, неслушное требование, жадной замены не чинили и ничего им подлуг их предложения не уступивши, прочь с комиссии разъехались. И от того времени почепские коменданты начали самовольно соседственным смежных сотен обывателем, разные чрез межу чинити обиды: поля позаезжали, на пашнях людских слободы поосажовали, лесы и бортные ухожья попустошили, мельницы иные поотнимали, а с иных, которые до берега почепского плотиною приписаны, берут оклады немалые, чего в Малороссии не водится..."
В общем гетьман, заварив всю кашу, решил Данилыча сделать крайним. Вариантов у Скоропадского особо и не было. Петр, залез во всю эту кашу, и немного охренел от наглости Данилыча и от поведения гетмана. По сути деятельность этих двух товарищей грозила нестабильностью в Левобережье, а это царю на фиг не сдалось. Два предыдущих межевщика были схваче­ны и признались, что они с ведома Меншикова «межева­ли несправедливо и покрыли его захваты». «Припертый к стене» Александр Данилович писал царю: «Ни в чем по тому делу оправдаться не могу, но во всем у вашего Величества всенижайше слезно прошу милостивейшего прощения». Именно поэтому в 1719 году выходит царский указ: "Просил нас, великого государя князь Ижерский... что пожалован он в Малой России местом Почепом со обыватели в нем... но на принадлежащих до того места землях поселились некоторые люди из козаков и туда из Почепа выходят жить, отчего он принужден немалую нести обиду; того ради (просил) дабы мы повелели место Почеп со всеми приналежитостми розмежовать, так как учинена тамо была межа от созд. мира в 7146 г., межевщиками столником Григорием Пушкиным и друг.... И мы, великий государь, повелели... вышепомянутое место Почеп со всеми к оному принадлежащими землями и угодиями, ради свободного и спокойного владения, обмежевать со всех околичных стран, как от великороссийских, так и от малороссийских наших городов и мест, против того как в тех местах межи и признаки учинены были во время чиненного там прежде сего межования, 7146 г.... И для того межевания повелели мы отправить ныне к тебе, подданному нашему гетману... нарочно межевщика дьяка Ивана Лосева, которому то межование велено учинить обще с приданным от тебя из малорос. народу кого знатного, по тем межевым книгам помянутого 7146 г., по самой истинной и сущей справедливости, кроме земель служилых козаков, которых служилых козаков и их козацкие земли, им же межевщикам описать именно. И тебе бы гетману... отправить с тем нашим посланным межевщиком в Почеп от себя знаючого межевое дело и тамошние месца знатного и верного человека и велеть ему обще земли и поселения к Почепу принадлежащие, которые отданы и подлежат во владение князю Ал. Дан., рассмотря и освидетельствовав подлинно, обмежовать и вновь границы и признаки пристойные учинить, как изстари тамо по прежднему межованию граниче учинено было безъобходно. И всему тому учинить им межовие обстоятелние книги, которые межовие так же и служилых козаков и земель их описние книги, надлежит как посланному от нас межевщику, так и от тебя... к нему приданного, закрепить своими руками и привезть оние тому межевщику в С.-Пб, в коллегию иностранных дел..."
То есть из Москвы был послан независимый землемер-кадастровик, Данилыч, сказавшийся больным, получил до кучи еще и знаменитой дубинкой, и дело вернулось к состоянию на июль 1709 года - то есть все приобритения Данилыча были вернуты в гетманское владение, однако это не конец истории. Данилычу удалось подкупить землемера Лосева, и в результате тот прирезал к наделу Меньшикова примерно верст 150, были добавлены Бакланская и Мглинская сотни. "Была нам объявлена монаршая грамота присланная в прошлом 1719 г. ясневельможному гетману, относительно обмежевания почепских грунтов. Но дяк Лосев пренебрегая таковое грамотное изображене и не ограничаючи самого Почеповского уезду по старим пределам, когда без всякого допросу, не слухавши признания наших старожилов и многих писем стародавних, обмежовал сотню Бакланскую з уездом и принял часть Стародубовской сотне, тогда передом с присудствующими собе полковником Ларионовым, подполковником Сухаревым и друг., змишлений, а не праведный составивши свой чертеж и не чинячи розделу от Почепа з сотнею Мглинскою, здавна от лядзкой державы до стародубовского присуду и владения принадлежащого, замежовал всю оную к Почепову и отписал, будто з уездом нашим поселена отдавна на земли почеповской, а не на стародубовской."
Надо отметить, что у Данилыча характер хапуги сопрягался с талантом предпринимателя. И этого у него не отнимешь. Меншиков не довольствовался традиционным денежным оброком и доставкой во дворцы всякой снеди. Жажда наживы толкала его на путь предпринимательства. Одним из первых среди помещиков он создает в своих имениях промыслы по переработке сельскохозяйственного сырья и полезных ископаемых. Выгоднее продавать не хлеб, а изготовленное из него вино, и Меншиков спешит создать винокуренные промыслы, чтобы поставлять вино в царские кабаки. Застройка Петербурга требовала огромного количества разнообразных строительных материалов – Меншиков организовывает в окрестностях столицы кирпичное производство и распиловку леса. В Ямбургском уезде он владел хрустальным заводом. Оконное стекло, посуда, зеркала, хрусталь шли на нужды собственного дворца и загородной резиденции, но часть продукции поступала на рынок. Откровенно предпринимательскими были соляные промыслы, купленные князем в Тотемском уезде за сорок тысяч рублей, а также рыбные промыслы на Волге и в Поморье.
Он выступил инициатором открытия шелковой мануфактуры, вовлек в дело еще двух вельмож – Апраксина и Шафирова, причем, как явствует из письма Меншикова к Макарову, светлейший в этом случае стремился не столько извлечь прибыль, сколько угодить царю: ему, Меншикову, известно, что Петр, «будучи в Париже, изволил смотреть всяких мануфактур, между которыми изволил видеть и шпалеры, и при том изволил говорить, дабы и у нас такая работа как наискорее завелась, и у нас еще ничего в зачине не бывало, понеже ни инструментов, ни шерсти, ни красильщиков нет». Меншиков упросил Макарова, находившегося вместе с царем в Париже, закупить необходимые инструменты.
В Москве он скупал лавки, харчевни, погреба, торговые места, с тем чтобы все это на выгодных условиях сдавать в оброк мелким торговцам и промысловикам. За границу Меншиков продавал традиционные товары русского экспорта. Его агенты скупали пеньку, воск, сало, кожи и отправляли их в Петербург и Архангельск для продажи английским и голландским купцам.
Таким образом, Данилыч не был обыкновенным рантье-рентосборщиком, он реально был деловым человеком Нового Времени.
Весной 1720 г. князь Меньшиков сам отправился на Украину. Офи­циальная цель поездки состояла в вы­полнении повеления царя. Но светлейший спешил на Украину терпя дорожные лишения, не только ради комплектования кавалерийских и драгунских полков. Заодно он намеревался уговорить гетмана Скоропадского закрыть почепское дело. Светлейший, кроме того, рассчитывал на месте получить ис­черпывающую информацию о намерениях противной стороны, чтобы своевременно парировать ее выпады.
Компромисс, однако, не был достигнут. Более того, свет­лейшему стало известно о поездке в Петербург новых чело­битчиков. Вслед за ними Меншиков отправляет письмо своему приятелю адмиралу Апраксину с просьбой «напрасным клеветам» челобитчиков не верить. В то же время он хлопотал перед Апраксиным, чтобы дьяку Лосеву, прибытие которого вскоре ожидалось в Петербурге, была оказана всякая милость и призрение.
Не надеясь на эффективность заклинаний, чтобы жалобам челобитчиков не придавали веры, Меншиков сам решил прибыть в Петербург. У царя он на этот счет испрашивает разре­шено, причем необходимость поездки в столицу он мотивировал необходимостью «о расположении на квартиры полков вашему величеству донести изустно, ибо чрез письмо так обстоятельно невозможно объявить».
Сомневаясь в том, что этот аргумент будет принят Петром, Меншиков обратился к услугам Макарова, чтобы тот изволил «его величеству почаще докучать» о своем вызове в Петер­бург. Меншиков был настолько уверен в удовлетворении царем своей просьбы, что распорядился о расстановке подвод на пути следования в столицу. Но ни личные просьбы, ни «докуки» кабинет-секретаря не помогли — царь не счел целе­сообразным приезд Меншикова в Петербург.
А скоропадский, почуяв слабину Данилыча, дожимал. В челобитной парю, поданной в декабре 1720 г., гетман писал о «фальшивом» межевании, которым был нанесен «всему Стародубскому полку убыток», так как более тысячи казаков, а вместе с ними поля и сенокосные угодья, мельницы и бортевые леса были приписаны к владе­ниям князя.
На Украину был отправлен новый межевщик — полковник Скорняков-Писарев, брат обер-секретаря Сената, клеврета Меншикова. Скорняков-Писарев оказал Меншикову такую же услугу, как и Лосев, подтвердив итоги первого межевания.
Меншиков готов был торжествовать победу. В новой чело­битной царю он напустился на гетмана Скоропадского, кото­рый якобы устно соглашался уступить ему, князю, спорные земли, а теперь их не отдает. Если верить челобитчику, то захваченные им земли и закрепощенные казаки с давних вре­мен находились в ведомстве почепской ратуши.
Между тем начался третий этап почепского дела. На Украину отправили нового межевщика, а два предыдущих были схвачены для дознания. Лосев тут же признался, что он с ведома Меншикова межевал несправедливо и покрыл его захваты. Припертый к стене Меншиков должен был при­знать свою вину. Царю он писал: «Ни в чем по тому делу оп­равдаться не могу, но во всем у вашего величества всени­жайше слезно прошу милостивейшего прощения». Терпение Петра находилось на грани истощения. Вероятно, к этому времени относятся вещие его слова, сказанные Екатерине: «Ей, Меншиков в беззаконии зачат, и во гресех родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы».
Меншиков устоял и на этот раз. Мардефельд доносил прус­скому королю в феврале 1723 г.: «Князь Меншиков, который от страха и в ожидании исхода дела совсем осунулся и даже заболел, сумел опять скинуть петлю со своей шеи. Говорят, что он получил полное помилование впредь, пока сатана его снова не искусит».
Почепское дело все же стоило Меншикову потерь. Петр обязал его расстаться с тем, что ему не принадлежало: вер­нуть казакам захваченные земли, а также оброчные деньги. Кредит светлейшего пошатнулся, и ему пришлось оставить пост президента Военной коллегии, который был вручен князю Аниките Ивановичу Репнину, В почепском деле, как и в деле с подрядами, суровым наказаниям подверглись ис­полнители воли князя — межевщики Лосев и Скорняков-Писарев.
По концовке этого дела существует исторический анекдот: На заседание следственной комиссии, происходившее в при­сутствии царя, явился с повинной Меншиков, «Э, брат,— ска­зал царь, ознакомившись с ее содержанием,— и того ты напи­сать не умел, и стал оную чернить», Один из младших по чину членов комиссии сказал своим товарищам: «Пойдемте, братцы, нам делать здесь нечего».
— Куда? — спросил Петр.
— Домой, ибо что нам остается здесь делать, когда ты сам научаешь вора, как ему ответствовать. Так ты один и суди его, как изволишь, а мы лишние.
Другой член комиссии поддержал своего коллегу, заявив­шего царю, что первый вельможа в государстве должен пока­зывать образцы «в верном хранении законов и в безпорочной к тебе и отечеству службе». Нарушитель их недостоин ми­лостей. Царь, рыслушав мнение членов комиссии, обратил их внимание на крупные заслуги князя. Приговор Петра был та­ким: «Он мне и впредь нужен, и может еще сугубо заслужить оное».

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив