Почему в СССР охраняли все "черные пятна" В.Высоцкого.

ua_katarsis — 26.07.2025 Продолжаю цитировать книгу "Другой Владимир Высоцкий - Федор Раззаков" (предыдущая часть). Беззубость советской пропаганды в отношении плохо скрываемой антикоммунистической направленности В.Высоцкого сложно объяснить профнепригодностью. Объяснение только одно.Учитывая, что за идеологию отвечал Суслов, а за идеологическую безопасность и контрразведку,его земляк Андропов, это была сознательная тактика на "разжижение" советского гранита Я приводил в качестве примера соседнюю "европейскую Краину", с просьбой найти хоть 1 юмористический выпуск с 2014г от "95 квартала", "Дизель шоу" хоть одной шутки или двусмысленности в адрес "святого майдана". Их нет, и не будет, по очевидным причинам.
Что автор, Раззаков, не доработал. Такую же беззубость КГБ демонстрировал со всеми диссидентами. Так, с упоминаемым в книге Сахаровым. Единственный "компромат", который я читал на А.Сахарова, это была небольшая заметка в книге историка Н.Н.Яковлева на одну "Люсю Б", которая любила крутить романы с женатыми мужчинами, разбивая им семьи (кто не понял-это была Елена Боннер, ставшая 2 женой академика). Для сравнения-анекдоты, ходившие про Брежнева, его немощь, в СССР ходили очень широко, никем не пресекаясь. И только после 1991 мы узнали,что "едва-едва" ходил сам Андропов.
Сам Владимир Высоцкий, как человек, не представлял из себя ничего хорошего. Алкоголик, ставший наркоманом. Изменял всем женам, и даже любовницам. Рассорился со всеми друзьями. К зрителю относился по-хамски, со своими халтурными "концертами" и пьяными выходками на сцене "таганки". Но советский обыватель был свято уверен, что "Володька из наших, он за народ страдает". Что помогало продвигать через его "творчество" антисоветские нарративы практически открыто.
ну и хроническое желание Раззакова причислять к "русской партии" предателя Солженицына, недалекого актера Шукшина, зачитывавшийся "белогвардейщиной", раздражает,особенно сейчас. Когда итоги этого "возврата к корням" воочию видны.

По поводу антирусских настроений, сквозивших во многих песнях Высоцкого, упомянем еще об одном факте: о том, что большинство отрицательных персонажей в них носили сплошь русские фамилии: Сережка Фомин (этого героя из одноименной песни «отмазал» от фронта папа-профессор), начальник Березкин из «Все ушли на фронт» (этот сделал себе самострел, чтобы «откосить» от передовой, но в итоге был отдан под трибунал), соглядатай из КГБ Никодим из «Перед выездом в загранку…» (этот филер признается, что у него «папа — русский, сам я — русский, даже не судим»), управдом Борисов из песни «Про черта» (единственная его характеристика — запойный), Саня Соколов из «Зарисовки о Ленинграде» (этот скандалист получил по морде и удостоился от автора резюме: «ну и, значит, правильно, что дали») и т. д.
Конечно, разного рода скандалистов, трусов и предателей среди русских было много, однако и в рядах евреев (к которым Высоцкий, как мы помним, тоже наполовину принадлежал) их тоже было немало, о чем бард наверняка знал. В годы войны даже шутка такая была: «Евреи штурмом овладели городом Ташкентом». Но одно дело знать, и совсем другое — вслух об этом говорить, а тем более петь. Выставлять евреев в качестве отрицательных героев в советском искусстве было категорически запрещено. Это было такое табу, которое даже не обсуждалось. Но в случае с Высоцким дело было вовсе не в трусости. Он просто понимал, что любой выпад против своей единокровной второй половины может навсегда похоронить его карьеру как в песне, так и в театре и кинематографе. С русскими такой проблемы не возникало.
Вообще бедой советской пропаганды было то, что она предпочитала многие острые проблемы обходить молчанием. Этим, собственно, и пользовалась оппозиция, которая в этом отношении была куда более изощренной. Но если бы, к примеру, в СМИ развернулась дискуссия на тему аллюзий в песнях того же Высоцкого, то это могло бы расколоть армию поклонников барда и разоблачить его как искусного манипулятора. Но этого сделано не было, что сыграло только на руку барду. Поэтому даже в своем письме руководителю отдела агитации и пропаганды ЦК В. Степакову (23 июня) певец, что называется, «ломал дурочку»: напирал на то, что он благонамеренный исполнитель, исполняющий песни не только «о штрафниках, как о единственных защитниках Родины, но и о подлинных героях войны — о павших бойцах, о подводниках и летчиках». Ни словом не обмолвившись о том, что многие из этих песен аллюзивные и имеют двойной смысл: та же «подводная» песня «Спасите наши души!», например, являлась манифестом «задыхающейся» либеральной интеллигенции.
Власть не стала разоблачать эту позицию, поскольку такова была ее стратегия: уходить от острых проблем в сторону, дабы, не дай бог, не взорвать общество острой дискуссией на политическую тему. Вот почему все официальные нападки на того же Высоцкого (как и на большинство других оппозиционеров) будут похожи на комариные укусы: вроде чешется, но не больно. Более того: эти комариные укусы позднее позволят оппозиции выдавать их за фронтовые раны, что будет им служить неплохим средством обольщения западного истеблишмента. Например, про Высоцкого на Западе будет до конца его жизни (и даже после смерти) ходить «утка», что он был… узником ГУЛАГа. Это была чисто манипулятивная ложь, которая ставила целью «набить цену» барду. Разоблачить эту «утку» можно было легко, но этого никто делать не собирался: ни сами оппозиционеры, ни советские компетентные органы, которые имели все возможности через подконтрольные им СМИ (в том числе и на Западе) рассказать о подлинной биографии барда.
Да что там говорить, если ни в СССР, ни на Западе тот же КГБ ни словом не обмолвился о «художествах» Высоцкого: ни о его хроническом алкоголизме, ни о наркомании. По меркам того времени подобные пороки (особенно последний) считались позорными и могли бы отвратить от певца миллионы его поклонников. А если бы к этому еще добавились рассказы о том, как певец, будучи женатым человеком и являясь отцом двух детей, вел беспорядочную половую жизнь (например, одномоментно жил сразу стремя женщинами: со своей женой, а также с артисткой своего театра Татьяной Иваненко, да еще соблазнил и звезду французского экрана Марину Влади), то у Высоцкого могли возникнуть серьезные проблемы с его популярностью среди определенной части населения. Но советская пропаганда, не жалевшая других известных артистов и публикуя о них весьма нелицеприятные статьи в центральной прессе, в случае с Высоцким как в рот воды набрала: ни одного из его многочисленных «грехов» перед широкой публикой разоблачено не было. Что только утвердило его во мнении, что с этой властью можно вести себя весьма дерзко.
...вернемся к статье «О чем поет Высоцкий».
Выбрав в качестве мишени Высоцкого (чуть позже и Александра Галича, о котором речь еще пойдет впереди), державники ставили целью лишь приструнить певцов, а в их лице и советских западников, для которых оба этих исполнителя с недавних пор стали кумирами. То есть по-настоящему «наезжать» на Высоцкого никто не собирался. И он об этом узнал практически сразу от своего приятеля Игоря Кохановского, который тогда же сообщил ему, что никаких оргвыводов статья за собой не повлечет; один его знакомый, работавший в «Советской России», по секрету рассказал, что Высоцкого велено «только припугнуть». Бард был необходим режиму как весьма талантливый манипулятор-аллюзионист, с которым всегда можно договориться (на почве его чрезмерной внушаемости, вызванной его алкоголизмом).
Как покажет уже ближайшее будущее, бард прекрасно был осведомлен о своей неприкосновенности, поэтому уже спустя месяц после «наезда» в «Совраске» (на съемках фильма «Хозяин тайги» в Красноярском крае) рождает на свет две свои протестные «нетлен-ки»: песни «Охота на волков» и «Банька по-белому». Обе являли собой душераздирающие вещи. Так, в первой песне повествовалось о том, как безжалостная власть охотится на волков, загоняя их в пространство между флажками (под волками, естественно, подразумевались либералы-интеллигенты), но один волк, от лица которого и ведется рассказ, все-таки находит в себе силы вырваться за флажки, после чего «остались ни с чем егеря».
...Кстати, в дураках оставил «егерей» и Юрий Любимов. Тем же летом 1968 года дёржавники предприняли попытку не только снять его с режиссерства в «Таганке», но и выгнать из партии. Но обе попытки провалились. Причем поначалу все шло для державников как нельзя лучше: Любимова исключили из КПСС и должны были лишить «прописки» в «Таганке». Но либералы во власти быстро вернули ситуацию в исходную позицию: режиссеру вернули партбилет и оставили в театре. А все потому, что «таганский кружок» до зарезу был необходим либералам как легальный «кружок» системной оппозиции. Разгони его, и тут же встала бы проблема о создании нового «кружка», куда надо будет заманивать разбежавшихся, как тараканы в разные стороны, оппозиционеров. На такое расточительство советская верхушка, двигавшаяся в русле мелкобуржуазной конвергенции, пойти не могла. В итоге Любимов отделался… выговором по партийной линии.
На основе этих событий Высоцкий родил на свет песню «Еще не вечер». И опять это было произведение с подтекстом: речь в нем шла о морских пиратах, однако люди сведущие прекрасно поняли ее второй, и основной, смысл. Речь в песне шла о корсаре (пиратское судно), под которым ясно угадывалась «Таганка» (она, как и корсар из песни, «рыскала в море» уже четыре года).
Вообще это было удачное сравнение — «Таганки» с пиратским судном. Ее коллектив и в самом деле пиратствовал в советской культуре, разрушая ее символы. Именно разрушал, а не реформировал, поскольку в основе личных чувств к советской власти многих таганковцев (особенно у ведущих актеров) лежала ненависть. Как верно написал сам Высоцкий:
…Удача — миф, но эту веру сами Мы создали, поднявши черный флаг!
Флаг у таганковцев и в самом деле был черный, как контрапункт советскому красному флагу. А прикрывали этих пиратов такие же пираты во власти, которые помогали «Таганке» безбоязненно бороздить просторы советского океана. По словам того же Высоцкого: «Ведь океан-то с нами заодно».
В песне «Банька по-белому» речь шла о любимой «игрушке» либералов: теме сталинских репрессий. Главный герой песни — невинно осужденный то ли коммунист-сталинец, то ли троцкист — с подлинным надрывом живописует свои лагерные мытарства. По сути, это была первая антисталинская песня Высоцкого, который, начав свое поэтическое творчество со стихов во славу отошедшего в мир иной вождя, спустя полтора десятка лет родил на свет произведение диаметрально противоположное — про «наследие мрачных времен».
обе песни Высоцкий написал вдали от Москвы — на съемках фильма «Хозяин тайги». В нем бард сыграл главного отрицательного героя — бригадира сплавщиков Рябого, человека с уголовными замашками, этакого «таежного диктатора». Отметим, что в основу фильма была положена повесть Бориса Можаева «Власть тайги», которая впервые была опубликована в 1955 году. По словам писателя, в ней «исследовались причины и природа неписаных законов насилия и власти на самом низу, в среде сплавщиков». За экранизацию повести в начале 60-х дважды брались на «Мосфильме» разные режиссеры, но всякий раз против выступало Госкино.
Наконец в третий раз, в 1968-м, либералам удалось запустить фильм в производство. Правда, под другим (смягченным) названием — «Хозяин тайги». Снимать ленту должен был либерал из разряда молодых радикалов — Андрей Смирнов. Сын известного писателя-фронтовика из державного лагеря, он прославился тем, что пошел «супротив» отца (как и Высоцкий) — снял в 67-м антисоветскую короткометражку «Ангел», которая была немедленно положена на полку. Однако из кинематографа его не выкинули, оставив в штате главной киностудии страны. Более того, доверили снимать «Хозяина тайги». Но руководство Госкино это дело быстро пресекло. Как заявил его зампред В. Баскаков: «Дозволить снимать такой сценарий Смирнову — это одно и то же, что посадить ребенка с коробкой спичек на пороховую бочку». Как покажет будущее, это была пророческая реплика. Когда в конце 80-х именно этого «ребенка со спичками» изберут в руководители Союза кинематографистов СССР, Союз будет элементарно взорван, как пороховая бочка.
Именно во время съемок в «Хозяине тайги» Высоцкого застала новость о вводе войск Варшавского Договора в Чехословакию (21 августа). Как напишет много позже сам Высоцкий: «…Прага сердце нам не разорвала». Сердце, может быть, действительно не разорвала, однако лишний заряд ненависти к советскому режиму наверняка добавила. Ведь в либеральной среде те реформы, которые проходили в ЧССР («пражская весна»), всячески приветствовались, и, более того, у советских либералов даже теплилась надежда, что они все-таки станут стимулом для кремлевского руководства энергично пойти по этим же стопам. Однако ввод войск эти надежды начисто перечеркнул. Поэтому ненависть к данному событию у либерал-интеллигентов советского розлива была колоссальная. Диссиденты даже провели немногочисленный (всего 7 человек) митинг на Красной площади, а поэт Евгений Евтушенко отбил гневную телеграмму самому Брежневу. Потом, по его словам, стал готовиться к аресту. Но никто за ним не пришел, точно как в том анекдоте: Джон-неуловимый потому неуловим, что никому был не нужен. Вот и поэта никто трогать не собирался, поскольку кто же его тронет, если даже в кресле шефа КГБ сидел друг всех советских либералов Юрий Андропов?
Но вернемся к Высоцкому и его отношению к чехословацким событиям. На этой почве у него случился серьезный конфликте собственным отцом, который, как мы помним, был законопослушным евреем из другого поколения — додиссидентского. Тем более, заметим, что во время войны он эту самую Чехословакию освобождал, за что был объявлен почетным гражданином города Кладно. Вот как вспоминал о том конфликте уже хорошо известный нам П. Леонидов:
«Мы вместе с ним (с Высоцким. — Ф. Р.) орали на Семена, его отца, моего дядю, когда советские танки подмяли Прагу. Семен, сияя глупыми синими глазами, сказал: «Верно! Надо было еще заодно и в Румынию войти!», и мы с Вовой заорали наперебой, а Семен сделался белый — в генеральском доме были тонкие перегородки — и начал шептать: «Тише, ради Бога, тише!» А на войне этот еврей ничего не боялся, а его родной брат, артиллерист противотанковый Алексей, вообще был героем…»
Здесь позволю себе возразить мемуаристу. Быть евреем и вслух поддерживать ввод советских войск в Чехословакию в те годы было не меньшим подвигом, чем в одиночку останавливать фашистскую танковую колонну. Так что Семен Владимирович как был героем на фронте, так и в мирной жизни продолжал им оставаться.
Высоцкий еще в молодости начал «взбрыкивать» против его опеки, результатом чего стало то, что он бросил МИСИ, куда его устроил именно отец. После этого Семен Владимирович чуть ли не полгода не разговаривал с сыном. Потом, в 60-е, началось пьянство Высоцкого, которое вновь ударило в первую очередь по отцу, в еврейском роду которого никто этим недугом не страдал. Затем не меньшие треволнения свалились на голову родителя Высоцкого в связи с песенным творчеством сына, которое многими расценивалось как антисоветское. На этой почве у Семена Владимировича летом 68-го впервые в жизни разболелось сердце (об этом пишет в своих дневниках В. Золотухин).
Этой боли было от чего появиться, поскольку бывший офицер Советской Армии Семен Владимирович Высоцкий всю свою жизнь был горячим патриотом своей страны, тем самым советским евреем, который видел в советской власти больше хорошего, чем плохого. Однако его сын относился уже к другому поколению советских евреев — антисоветскому. И это было тем непреодолимым барьером, который пролег между отцом и сыном. Причем барьер этот с каждым годом рос, только укрепляя непонимание между двумя родными людьми. В иные периоды всегда лояльному к власти Семену Владимировичу было просто стыдно за своего сына перед окружающими.
С каких-то пор такое же непонимание стало возникать у Высоцкого и с родной матерью. Причем разногласия с ней базировались не на идеологической основе, а на бытовой: мать также не могла смириться с тем, что ее сын пьет и, бросив жену и двух детей, связал свою жизнь с иностранкой.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив