Почему "кочетковцев" любят не все?
kalakazo — 04.02.2020 Вопрос от достопочтенного sixten_nystrem:" Уважаемый Дедулькин, последнее время какие-то страсти накаляются в Тверской епархии нездоровые. Некая группа "ревностных православных" смущает простых людей, вероятно вызывает на физический конфликт с т.н. "кочетковцами". Между тем "кочетковцы", как братство с самоназванием по имени лидера, входят в состав РПЦ МП, содержат одинаковое с РПЦ догматическое учение. Мы сейчас не говорим об организации общины, известно что в РПЦ имеют место разные варианты. Между тем я слышал, что некоторые члены РПЦ МП называют "кочетковцев" сектантами и даже "еретиками". Это очень серьезные обвинения. Вас читают многие члены тверских православных общин и я бы хотел узнать у них перед битвой с кочетковцами, какие именно преступления перед христианством они им вменяют и почему Господь Бог ни за что не разрешит кочетковцам войти в Царство Небесное?"
Ответ, (если можно сие назвать ответом) от Юрия Максимова, yurij_maximov,
будущего священника Георгия Максимова,
текст от 4 мая 2005 г.:
"Пасха с кочетковцами
Великим Постом 2000 года, незадолго до недели Торжества Православия, стало известно о снятии прещения с иерея Георгия Кочеткова. По благословению священноначалия, временно о. Георгию было определено сослужить в храмах патриаршего подворья в бывшем Высоко-Петровском монастыре и в храме преподобного Сергия Радонежского в Крапивенском переулке. Позднее в одной из своих проповедей о. Георгий, вспоминая о том, как настоятели данных приходов, мягко говоря, без энтузиазма отнеслись к выпавшему им послушанию, замечал на этот счет:
«По-человечески этих людей понять можно. Они испугались, что наша большая община “растворит” их приходы или общинки, то есть то, чем они так дорожат, то, что для них важнее всего, потому что это стадо — их стадо, а они — его пастыри. Только никто из них не подумал о том, что все стадо — Христово, и всегда должны быть Один Пастырь и одно стадо».
Не дерзну судить, о чем думали о. Иоанн (Экономцев) и о. Иоанн Вавилов, когда к ним в храмы приходило стадо кочетковцев вместе со своим пастырем, но хочу все же на этих страницах, как член одной из упомянутых «общинок», поделиться своими личными впечатлениями от знакомства с «самой интеллигентной православной общиной Москвы», упоминание о сектантском духе которой успело попасть даже в энциклопедии.
* * *
Все эти недели Великого Поста богослужения проходили в крохотном храме Толгской иконы Божией Матери, где с трудом могли уместиться 120 человек. Кочетковцы приходили в составе не менее 500 человек. В результате на улице, конечно же, оказывались по большей части наши прихожане, вытесненные нежданными гостями. Что было, мягко говоря, не вполне удобно. Мы теряли прихожан, приход таял на глазах. То, сколь дружно все это время кочетковцы не подавали на храм и ничего, даже свечей не покупали за ящиком, наводило на мысль, что делали они это из принципиальных соображений. Держались они обособленно, молитвы повторяли вслух за священником на русском языке. Но главное — экзальтированное выражение лиц «православной элиты» (одно из самоназваний кочетковцев). Их вид вызывал неприятие даже у тех из наших прихожан, кто до столь тесного знакомства относился к этой общине с некоторым сочувствием.
* * *
В Великий Четверг мы переехали в большой храм прп. Сергия Радонежского (в Высоко-Петровском монастыре). Как радостно и благодатно прошла служба без «гостей»! Одно только омрачало — мысль о том, каково же сейчас было приходу Крапивенского храма прп. Сергия, расположенного по соседству? Ведь если не к нам, то тогда гости должны были пойти к ним! Однако чуть позже я узнал, что и туда они не ходили. Мне попал в руки кочетковский журнал «Православная община», где напечатана проповедь о. Георгия, произнесенная в тот Великий Четверг, из которой следует, что он по каким-то причинам не дозволил своим чадам причащаться в этот день в московских храмах: «Сегодня нам с вами пришлось отказаться от Евхаристии как сакраментального таинства... Что это значит? Значит ли это, что мы останемся без полноты воспоминания Тайной вечери? Или что останемся без Чаши, без приобщения ко Христу в этот великий день? Нет, дорогие братья и сестры, это невозможно! Мы с вами сегодня должны и приобщаться и быть причастниками Тела и Крови Христа. Но, видимо, каким-то особым образом, ведомым лишь Ему Самому» [3]. Эти идеи о каком-то невидимом причастии напоминают практику дореволюционной беспоповской секты «согласие разиней» (которые, собравшись на молитву в день установления Евхаристии, в Великий Четверг, стояли, разиня рот, в ожидании, что причащать их будут ангелы [4]).
* * *
В Великую Субботу в нашем храме все падали от усталости с ног, готовя храм к предстоящему пасхальному богослужению. Ожидалось прибытие порядка двух тысяч «гостей». Позднее я специально интересовался у эконома — ни копейки община о. Георгия не дала на благоустройство храма к Пасхе и сам о. Георгий не выделил ни одного из своих чад для приведения храма в порядок.
Грядущая Пасха должна была стать апогеем нашего вынужденного гостеприимства. Так это и произошло. И по сию пору очевидцы той знаменательной ночи не могут спокойно вспоминать о ней...
Чтение «Деяний». Исповедь. В храме пока в основном наши прихожане. «Гости» появились в полночь. С армейской быстротой под сводами храма, в котором в разное время молились свт. Митрофаний Воронежский и свт. Лука (Войно-Ясенецкий), «православной элитой» был развернут «павелецкий вокзал». Тремя ровными рядами были выстланы матрасы и спальные мешки, стремительно заполнившиеся спящими. Ближе к алтарю были расставлены рядами также принесенные заранее раскладные стульчики, сидя на которых, слушала богослужение более стойкая часть «элиты».
Непосредственно же у солеи плотной стеной стали новокрещеные Кочетковым лица обоих полов, облаченные поверх одежды в белые одеяния с крестами, сшитые по фасону стихарей. Экстравагантный вид «белого братства» производил весьма сильное впечатление даже на людей с очень крепкой психикой. Позднее я узнал, что люди это не случайные. На них возлагалась серьезная миссия. Большая их часть приехала из регионов и в течение нескольких месяцев проходила «катехизацию» у о. Георгия. После крещения они должны были разъехаться по домам, дабы нести свет кочетковской веры в массы.
Когда диакон вышел совершать большое каждение и прошел в трапезную часть, где расположился «павелецкий вокзал», он столкнулся с дружным сопротивлением «элиты» — возмущенные кочетковцы зашикали на него и попытались прогнать, указывая, что своими действиями он может разбудить детей.
Крестный ход. Наши прихожане вышли с пением «Христос воскресе из мертвых». Кочетковцы остались. Когда крестный ход возвратился, «гости» стали организованно препятствовать возвращению в храм наших прихожан.
Великий вход. Окончилась Херувимская. Я вышел из храма, чтобы проверить, поставили ли в трапезной большой самовар на запивку для причастников. Проходя по гульбищу, я заметил лежащие прямо на камнях какие-то кульки или свертки. «Как странно, — подумалось мне, — бросить без присмотра вещи на улице...» Однако, приглядевшись, я вдруг понял, что это не просто свертки — это маленькие дети, оставленные спать «на воздухе».
Я спустился по длинной храмовой лестнице, высокие ступени которой помнили поступь Петра I. На улице бегали дети «элиты» уже отроческого возраста, громко оглашая территорию древнего монастыря отборным матом.
Я отдышался. Подобного кошмара, подумалось мне, наш монастырь не помнил года с 1812-го, когда в нем размещалась тысяча голов наполеоновской конницы, а на Святых Вратах вешали поджигателей.
В трапезной я встретил брата Ярослава, вышедшего раньше меня за подносами для антидора. Мы вместе вернулись в храм и стали пробиваться в четверик. Приближался евхаристический канон. Уставшее «белое братство» сидело на солее, спиной к алтарю. Наши прихожане позднее рассказывали, как какая-то девушка из спящих каждые полчаса вскакивала и кричала: «Уже причащают?» Узнав, что нет, ложилась снова.
Причащали из пяти чаш. Я стоял с платом. Через нас прошло человек двести. Никогда мне не доводилось видеть такого количества людей, не умевших причащаться. Подходя, почти никто не складывал на груди рук, некоторые начинали заговаривать со священником, другие не открывали рот, многие пытались принять Святые Дары не касаясь лжицы (видимо, из брезгливости), кто-то подходил по второму разу. Должно быть, это было одним из следствий практики «духовных причащений».
Еще во время причастия, не дожидаясь окончания Божественной Литургии, прямо в храме «элита» повытаскивала из рюкзаков батоны колбасы, хлеба, сыр, фрукты, термосы с чаем и кофе, а также необозримое количество прочих продуктов и напитков, которые под бодрыми руками уже причастившихся кочетковцев стремительно превращались в бутерброды, расползались по пластмассовым тарелкам, наполняли стаканчики.
Причастие затянулось. Большая часть чад отца Георгия, несмотря на неоднократные убеждения-предупреждения и командные выкрики «старост», хотели причаститься непременно из рук их «харизматического» учителя.
Завершение Литургии в храме, некогда обустраивавшемся при непосредственном участии свт. Филарета Московского, прошло под дружное чавканье выпускников Высшей Свято-Филаретовской школы.
Богослужение закончилось. Отцы отправились на праздничную трапезу. Отец диакон потребил Святые Дары и последовал за ними. Мы привели алтарь в порядок. Пора было уже и нам, закрыв храм, пойти разговеться, но любезные гости явно не собирались его покидать, хотя время открытия метро уже наступило. Мы ломали головы и не могли ничего придумать, пока наконец старейший из нас — Игорь — не вышел на солею и не воскликнул своим громоподобным голосом:
— Христос воскресе!
— Воистину воскресе! — инстинктивно ответили кочетковцы.
— А теперь, братья и сестры, — продолжил Игорь, — с помощью Божией освобождаем храм.
Это возымело действие. Мы закрыли храм и отправились в трапезную. Так завершилась первая (и, надеюсь, последняя) для меня Пасха с кочетковцами."
отсюда
|
</> |