Почему им можно, а нам нельзя?



Что подкупает в работе Мишель Гельфанд -- это доходчивость изложения. С самых первых фраз нам дают понять, насколько непростое и продолжительное дело этот кросскультурный анализ и до какой степени он далёк от традиционных баечек на тему "немцы пунктуальны и практичны, японцы учтивы и загадочны, а руританцы и данирейцы -- (подставить своё)". В восемнадцатом веке даже составлялись специальные таблицы сравнения разных народов в труде, в войне, в любви и даже в алкогольном опьянении. А если припомнить более поздние времена, сколько копий сломали вокруг предложения Рут Бенедикт разделить культуры по "эмоциональному" признаку: на культуры вины и культуры стыда. В последнее время часто обсуждаются идеи Хофстеде и Холла, например, культуры высокого контекста, где "важно не то, что конкретно сказано, а кем сказано, как сказано" и культуры низкого контекста, где говорят именно то, что говорят, важна не интонация, не авторство, не то, что было между строк, а факты. Ещё Хофстеде и Холл предлагали разделять культуры по половому признаку. Мужские культуры -- это где признаются истинно мужские ценности: успех, твёрдость и уверенность, гордость, высокие достижения, владычество, а в женских культурах и ценности женские, как-то: сотрудничество, семейственность, забота, сохранение и сбережение. Это ещё в 1882 году Мэтью Арнольд, поэт и критик, поделил страны Европы на мужские и женские. Например, Италия и Ирландия - женские страны, мягкие, очаровывающие, но увы - никакой способности к самоуправлению. Поэтому женские страны обязаны из соображений благоразумия обязаны лечь под мужественные страны прирождённых господ. Например, под Великобританию. Когда я это прочитала, сразу вспомнилось "вечно-бабье в русской душе" у Бердяева.
Но вернёмся к Гельфанд и её делению культур на жёсткие [tight], то есть отличающиеся сильными социальными нормами и низкой терпимостью к отклонениям от них, и свободные [loose], в свобю очередь со слабыми социальными нормами и высокой степенью вседозволенности. Социальные нормы, между прочим, мы начинаем впитывать очень рано.
В одном из новаторских исследований ученые убедились в том, что младенцы демонстрируют явное предпочтение игрушечным зверушкам, которые ведут себя общественно приемлемым образом (то есть помогают другим игрушечным персонажам открыть коробочку с погремушкой или возвращают оброненный мячик), по сравнению с игрушками, ведущими себя асоциально (мешают другим открыть коробочку и отнимают мячики).
Более того, к трехлетнему возрасту мы уже активно осуждаем нарушителей порядка. В одном исследовании двух- и трехлетние дети рисовали и лепили из пластилина рядом с двумя ростовыми куклами, которые делали то же самое. Когда одна из кукол уходила, другая начинала рвать ее рисунки или ломать вылепленное. Это зрелище почти не волновало двухлеток, но примерно четверть трехлетних детей начинала громко возмущаться поведением наглой куклы со словами вроде «Нет, так делать нельзя!». Маленькие дети выражают свое неодобрение и в ситуациях, когда считают что-то неправильным. Трехлетние детишки оживленно протестовали, когда кукла некорректно воспроизводила некое действие, которому их только что научили. Вполне очевидно, что дети не только учатся у окружающих интерпретации социальных норм, но и активно формируют и применяют их.
Жёсткие культуры описываются как своего рода утопия в реальности: чистота, порядок, пунктуальность, вежливость и взаимное почтение, отрицательное отношение к преступлениям и подлым поступкам, преклонение перед благородством и силой духа. Казалось бы, благодать. Но горе в жёстких культурах белым воронам, отличающимся и выделяющимся, да хотя бы покушающимся на то, чтобы отличаться и выделяться! Притча о тиране и высоких колосьях написана как раз о жёсткой культуре. Не то культура свободная. Пусть на улице валяются горы мусора, а студенты на лекциях почитывают под столом, едят бутерброды и даже звонят по телефону, страхов и фобий меньше у тех, кто живёт в свободной культуре. Если кому интересно, в соответствии с данными Гельфанд, в число наиболее жестких стран попали, в частности, Пакистан, Малайзия, Индия, Сингапур, Южная Корея, Норвегия, Турция, Япония, Китай, Португалия и Германия (бывшая Восточная). Самыми свободными оказались Испания, Соединенные Штаты, Австралия, Новая Зеландия, Греция, Венесуэла, Бразилия, Нидерланды, Израиль, Венгрия, Эстония и Украина. Уже по этому списку мы можем понимать, что книга очень спорная. Про советскую Эстонию красочно вспоминал Борис Егоров как раз о бытовой формалистичности. Ему, например, сделали замечание, что мужчина, да ещё с учёным званием, не должен ходить в магазин, не должен даже появляться на улице с корзинкой. Покупки и вообще домашнее хозяйство дело женское. Интересно, сейчас как?
И ещё про Эстонию. Ректор Тартуского университета Ф.Д. Клемент делился впечатлениями о конференции в Новосибирске: "...до чего есть талантливые студенты! Но распоясанные очень: уселся на стол президиума, утащил у профессора стул и т.п. - а я смотрел и думал: может быть, отдельно не продаётся?" То есть творческий ум и бытовая "распоясанность" идут рука об руку. И эту гипотезу Гельфанд подтверждает. Студенты, во время обсуждения научных проблем ходившие по кампусу строем, в ногу, давали меньше творческих идей, чем студенты, ходившие обычным шагом.
Словом, есть о чём задуматься.
Первая глава: https://nplus1.ru/blog/2019/06/20/rule-makers-rule-breakers
|
</> |