Почему для марксистов-ленинцев религия - это «опиум для народа»

Имеется в виду ведь именно наркотический, транквилизующий эффект
веры, понимаемый как что-то плохое.
Классовый подход предполагает, что главное содержание истории -
борьба эксплуататоров и эксплуатируемых;
чтобы эксплуатируемые могли бороться, они должны каждодневно
ощущать своё угнетенное положение, им должно быть все время
непременно хреново.
Религия же, под этим углом зрения, плоха уже и только тем, что она способна примирить человека с негативными обстоятельствами его жизни, гармонизировать его внутренний мир.
Все остальное - есть Бог или нет, есть вечная жизнь или нет, даже
есть моральный императив заповедей или нет - второстепенные,
несущественные под этим углом детали; важно только одно: вера
делает страдающего человека несколько более счастливым, и уже
поэтому она зло.
Что в ней плохого?
В том, что это иллюзорное, ненастоящее счастье, а настоящее -
только в освобождении от классового гнета.
При этом, поскольку марксистское мышление экономоцентрично, гнёт
как таковой описывается целиком и полностью в экономических
категориях - через «присвоение прибавочной стоимости» и т.д.
То есть путь к реальному, неиллюзорному (в отличие от предлагаемого
религией) счастью большинства - только через экономику,
материальные блага.
Слабость этой модели - в том, что она наглухо игнорирует вещи,
делающие человека несчастным куда вернее, чем материальные лишения
и эксплуататорский гнёт.
В первую очередь - неизбежность смерти: то, с чем так удачно
справляется учение Христа.
И вот когда человек всерьёз задумывается именно об этом, о жизни и
смерти - вся классовая борьба, сколько ее ни есть, кажется мелкой
несущественной фигней.
Фигней она, однако, перестаёт быть ровно в тот момент, когда
эксплуатация буквально и начинает порождать смерть - то есть в
ситуации большой «империалистической» войны с миллионами
трупов.
Именно и ровно в этой точке марксистская механика начинает работать
как часы.
И тут уже религия с ее обещаниями загробной жизни сдаёт позиции:
чем играть в лотерею загробного спасения, лучше спасать земные
жизни - здесь и сейчас
.
Отсюда несколько выводов.
Русская революция - порождение Первой Мировой Войны, куда в большей степени, чем воспользовавшихся ситуацией «революционных сил». И в этом смысле «спасибо» за неё надо говорить не матросам, бравшим в Октябре 17-го Зимний, а политикам, принимавшим в июле 14-го роковые решения. Демона классовой революции вызвали в жизнь именно эти патриотичные и благонамеренные государственные мужи - об этом следует помнить всем сегодняшним державным охранителям.
Антирелигиозность большевиков проистекала из восприятия религии в
первую очередь как социальной технологии, присущей «господствующим
классам». Однако ведь и государство, как легко понять из ленинского
«Государства и революции», тоже в логике Учения такая же точно
социальная технология господствующих классов.
Однако если государство Лукич придумал как приспособить к задачам
«классового освобождения» - в том же самом «Государстве и
революции», то по отношению к религии такая работа считай и не
проводилась (если не считать довольно-таки частных замутов
Богданова с Луначарским, выразившихся в быстро свернутой потом
поддержке обновленчества). Своей «Религии и революции» большевики
не написали.
В итоге вышло так, что государство решили приспособить, а религию -
искоренять.
Но не искоренили - у Церкви за два тысячелетия накопился неслабый
опыт выживать при любых «гонителях». И, да, один из итогов
советского периода - мощнейший религиозный ренессанс конца 1980-х;
никогда аж с XVII века у Церкви не было такого авторитета и
влияния,
восстановление института патриаршества - это тоже один из итогов
Революции: при Романовых после Петра об этом и речи быть не могло.
Причём патриаршество в ХХ веке восстанавливали дважды: первый раз -
в 1917-м, когда интронизировали Тихона, а второй раз это сделал уже
Сталин во время ВОВ. Неудобная, но правда: Московская Патриархия -
тоже порождение Революции
Про это уже много кто писал до меня, но имеет смысл акцентировать:
марксистская концепция человеческой истории, в конечном счете,
религиозна: ее непоименованным «движком» выступает все тот же
гегелевский Мировой Дух, который посредством воспроизводства
ситуации «единства и борьбы противоположностей» на каждом
историческом этапе добивается очередного усложнения, гармонизации и
развития структуры материи.
Марксистский историцизм телеологичен, он является не более чем
модернистским изводом историцизма библейского.
Учитель Кирилла митрополит Никодим с его «христианским коммунизмом»
был вовсе не конъюнктурщиком, тактически «спасавшим» Церковь в
эпоху, когда генсек Хрущев обещал «через двадцать лет показать по
телевизору последнего попа», а верным бердяевцем - если отдавать
именно «Истокам и смыслу русского коммунизма» пальму первенства в
осмыслении этой неразрывной связи между христианской эсхатологией,
русской народной мифологией о Беловодье и Граде Китеже и
марксистской коммунистической утопией.
В советские времена каждый сдававший зачеты по диамату должен был
как таблицу умножения перечислить «три источника и три составные
части» марксизма: немецкую философию, английскую политэкономию и
французский социал-утопизм.
Но применительно к русской, большевистской его версии был ещё один,
четвёртый, едва ли не более важный, чем все три предыдущие -
православный русский «деятельный мистицизм», от Сергия Радонежского
до старообрядческих расколоучителей и воспитанных на их проповедях
русских купцов и промышленников, многовековое усилие построить иной
социум на духовных началах.
Ленин с его типичным для российского интеллигента XIX века
патологическим антиклерикализмом (являвшимся, конечно, формой
фронды против официозной имперской институции) не мог и не пытался
этого увидеть и признать. Богдановым-Луначарским для этого
элементарно не хватило кругозора.
https://www.facebook.com/alexey.chadayev/posts/1959365390759267?pnref=story