По Окраине: Путевые очерки П. И. Шрейдера. 7.2

rus_turk — 23.06.2023

В 1871 г., после занятия Кульджи, генералу Колпаковскому угодно было меня избрать, в числе других, для назначения начальником одного из отделов Кульджинского района.

Как ни лестно было подобное доверие, но многие причины заставляли меня уклоняться от этого предложения. Главными же из них были две. Во-1-х, совершенно незнакомый еще с краем и населением, вверяемым моему заведыванию, я боялся нравственной ответственности, тем более что на мою долю выпал отдел дунган и кочевников кизаев и суван, а с этим народом, чтобы не испортить дело на первых же порах, при введении русского управления, — нужно было особенно держать ухо востро. Во-2-х, сроднившись с артиллерийской службой, мне тяжело было расставаться с нею. Предвещаемые же земные блага и пр. как-то меня не манили; молод был. Между тем начальство настаивало на своем. Делать нечего; хотя на время, а пришлось принять бразды правления и из строевого офицера сделаться маленьким администратором.

Снабженный полсотней казаков, двумя переводчиками манджурского и киргизского языков и 25 бумажными рублями в месяц на экстраординарные расходы, я отправился в будущую свою резиденцию, г. Суйдун, исключительно населенный дунганами, до 2 т. душ.

Казалось бы, что при том тяготении, которое они всегда питали к русским, нетерпеливо ждали их господства, за что нередко терпели страшное гонение от своих прежних властелинов, — появление первого русского и ближайшего их начальника должно было бы вызвать у них всеобщий восторг и песнопение; можно было ожидать торжественной встречи и т. п. выражений радости.

Ничуть не бывало, хотя жители знали не только день, но и час моего приезда, помимо, впрочем, моих распоряжений. Только при въезде в ворота крепостной стены, окружающей весь город, вышли ко мне, в палевых шелковых рубахах из чуин-чу, с белыми как снег шапочками на голове, городские власти бывшего султаната: яншай (начальник города), судья и сборщик податей.

Поклонившись с приветливой улыбкой, но не выражая ни малейшего раболепства, яншай, высокий, полный брюнет в очках, высказав приветствие, главный смысл которого выражался в надежде народа, что «теперь жить ему будет лучше», — указал мне и казакам рукою знак следовать за ним в отведенное помещение. Пришлось все время, до самой квартиры, ехать по главной, довольно широкой улице, застроенной исключительно лавочками, чай-хане (гостиницы), мечетью и пр. Улица была пуста; торговцы и жители продолжали заниматься своим делом, но когда замечали проезжающий мимо их эскорт казаков с офицерами, они не спеша, но весьма вежливо раскланивались. Только мальчуганы с пальцами во рту, выскочив из ворот, с любопытством смотрели черными блестящими глазенками.

Проведя около часу в беседе с сопутствовавшим мне яншаем, я приказал ему собрать народ на городскую площадь, которая оказалась недалеко от моей квартиры. Вскоре после его ухода, я с удивлением услыхал звуки разбитого колокола. Эго было нечто вроде нашего новгородского «вече», по первому удару которого население спешило на площадь, чтобы узнать какие-либо новости и всеобщие распоряжения. — И просто и скоро: без всяких бумаг, предписаний и т. п. канцелярской казуистики.

Сев на коня и приехав на площадь, я увидел ее наполненною народом всех возрастов и полов и пестревшею разноцветными шапочками и одеяниями, бросавшимися в глаза своею чистотою и даже щегольством.

Тишина невозмутимая. На мой поклон, эта масса голов вдруг обнажилась и снова покрылась.

В кратких словах, я объяснил им через переводчиков, оравших на всю площадь, цель моего приезда, требование нового правительства, надежды последнего, возлагаемые на дунган, что они «своими верноподданными чувствами Белому Царю, спокойною жизнью и трудолюбием сумеют доказать, что этот народ действительно достоин милостей и покровительства русского Монарха».

Взрыв каких-то гортанных звуков и тысячи поднятых вверх, как при молитве, рук прервали мертвую до того времени тишину.

Увидав поднимавшиеся над толпою два черные столба с перекладиною, я спросил теснившихся около меня людей: «Что это такое»? Едва только заметили, что офицер снова говорит, — раздался опять дребезжащий удар колокола и тишина моментально водворилась.

На мой вопрос, яншай громко и внятно, но лаконически отвечал:

— Это виселица, здесь умирали наши деды, родители, братья и дети!

Уже один скверный вид этого тяжелого сооружения насильственной смерти способен возмущать каждого человека, у которого еще не притупились чувства, не очерствело сердце. Слова же: «Здесь умирали наши родители и дети», признаюсь, сильно меня покоробили, хотя мне было хорошо известно, какие зверства совершались в прекрасной долине Или.

— У Белого Царя, — обратился я к толпе, — городов гораздо более, чем собравшихся здесь людей, а между тем ни в одном из них нет виселицы. Он управляет своим народом без топора и веревки. Конечно, и вы все, и ваше потомство, также никогда не заслужите смерти… Сломайте и сожгите эту виселицу, теперь же, при мне, чтобы она вам более не напоминала о пережитых вами горе и страданиях.

Что тут произошло, едва только мои слова были переведены, я не берусь изобразить, так как всякое описание вышло бы слабо. Какой-то вой, точно налетевший ураган, пронесся по площади.

Вся эта масса народа, как один человек, кинулась к ненавистным столбам…

Раздался треск ломающихся и падающих бревен, тяжелых остатков символа варварской власти. Кто бы мог тогда подумать, что не более десяти лет будет отдыхать это население?..

Тотчас же вспыхнул костер. Признаюсь, я даже немного струсил, что сделал, может быть, несвоевременное распоряжение, так как в этой свалке легко могли быть раздавлены люди. Слава Богу, все обошлось благополучно. Пострадали только мои ноги да бока лошади, на которые полились своеобразные выражения благодарности дунган. При этом случился один эпизод, который в состоянии был тронуть самое черствое сердце.

Среди общей сумятицы, вдруг толпа раздалась, и я увидал высокого, худого как скелет, слепого старика, с совершенно пожелтевшим, как пергамент высохшим маленьким лицом и с длинною палкою в костлявой руке. Положительно можно было подумать, что это мертвец, вынутый из гроба. Только конвульсивное движение синих губ свидетельствовало, что в этом остове не угасла еще жизнь. Его вели под руки два весьма почтенного вида и также далеко не первой молодости дунганина, а за ними тронулась давшая дорогу толпа. Процессия эта медленно двигалась к загоревшейся виселице. Зорко следя за странным шествием, я также придвинулся ближе. Едва проводники старика подошли к не сгоревшему еще столбу, как этот живой мертвец с непонятной энергией начал тыкать палкой столб, произнося невнятные, глухие звуки.

Сколько было ему лет, никто не мог сказать, говорили только, что он пережил целое поколение.

Потрясенный только что сказанной сценой, я попросил этого почтенного старца к себе на чай, и он, хотя с трудом и с большими остановками, рассказал весьма грустную историю своей жизни.

В подробности не буду вдаваться, так как история этого страдальца, не представляя общего интереса, сводится только к личному несчастию старика, преследовавшему его всю жизнь. У него было много сыновей, внуков, правнуков и праправнуков, и все они погибли на виселице или от ножа, разрезавшего им животы по китайскому обычаю. Жестокие палачи, совершая казнь над его детищами, непременно притаскивали на лобное место и его самого, чтобы он был свидетелем корчей и мук несчастных, для чего и хранили его жизнь. Поистине, китайское зверство!

Дня через два, сделав необходимые распоряжения, раздав объявления в виде прокламаций, переведенные на манджурский и киргизский язык вывести среднеазиатских женщин на свет Божий, вдохнуть в них новую жизнь, словом, вырвать их из гаремной обстановки, как это сделал Петр Великий, упразднив заключение русских женщин в теремах. Что можно было достигнуть монарху с железной волею на православной Руси, где учение Иисуса Христа не воспрещает общения женщин с светом вообще, — то едва ли достижимо в мусульманском мире. Тем не менее увлечение его этой идеей было так велико, что однажды, к глубокому огорчению старика, он был введен наиболее приближенными лицами в жестокий обман, наделавший в свое время много скандального шуму в здешней окраине.

Дунгане, исповедуя мусульманскую религию, далеко не фанатики. Христиан они гяурами не признают, как это делают другие последователи Магомета. Они чтут свою мечеть, делают туда приношения, но беспрестанных омовений по несколько раз в день и исполнения других обрядностей Востока я во время пребывания моего среди дунганского населения не замечал. О каком-либо политическом оттенке, вследствие религиозных принципов с их стороны, конечно, не может быть и речи.

С другой стороны, этот энергичный народ может быть спокоен, пока не видит посягательств на те вековые традиции, с которыми он родился, сжился и умирает, которые составляют, так сказать, заповедь, идеал его жизни, завещанный его предками и индивидуальностью.

Так и в данном случае. Женщины у них пользуются полною свободою; рабства никакого нет; лица их, несмотря на свою привлекательность, — открыты. У себя, в присутствии мужей или других родственников, они примут гостей без стеснения, как всякая русская женщина. Если же к ним будут предъявлены требования, хотя нисколько не шокирующего свойства, подобно нижеизложенному, но выходящие из области их обрядностей, то будьте уверены, что никакое начальство, как бы ни велика была его сила, — их не напугает… Обещания, силяу (подарки) также вызовут только презрительную улыбку.

Итак, высокая «особа», окруженная ореолом величия, многочисленной свитой, сопутствуемая казаками и тысячью всадников-киргизов, прискакавших с разных концов Суйдунского отдела посмотреть на «Ярым-падишаха» (полцаря), — торжественно въехала в маленький Чинча-хо-дзи.

Едва кортеж остановился у изящно убранного павильона, где была устроена квартира маститому генералу, как он, выйдя из коляски, обратился к командовавшему войсками еще не расформированного в Кульджинском районе отряда с выражением желания: видеть представительниц женского персонала Не стану утомлять читателя подробным рассказом о результате «желания». Много было суетни, грусти и комизма.

Скажу только, что к недоумению свиты с моноклем в глазу и к ужасу малосведущих, но всегда «покорных» людей, это желание потерпело полнейшее fiasco. Ни одна дунганка не только не явилась, но каждая еще посмеялась.

Меня же высокое начальство наградило молниеносным взглядом, как будто я был автором Корана. Ей-Богу, никогда не был.

Если же я и был виноват, то разве только в том, что когда чересчур угодливые господа хотели вместо дунганок подставить старых, уродливых и грязных, с узкими, поднятыми к вискам глазами китаянок, также проживавших в незначительном числе в Чинча-хо-дзи, я счел своею обязанностью почтительнейше доложить, что подобная «комедия с переодеванием» была бы равносильна гнусному обману, подвергать которому высокоуважаемого администратора нахожу бесчестным и потому невозможным, а там… как будет угодно.

Кончая сообщения о дунганах, считаю уместным сказать несколько слов о названии этого народа. Дунгане, читаем на языке официальном, тунгане, как они сами себя называют, может быть, потому, что букву д обыкновенно произносят более мягко, как т, подобно немцам, когда последние говорят по-русски, напр., вместо добрый — тобрый и т. д. Впрочем, это мое личное предположение, очень может быть, совершенно неосновательное.

Наконец, дунгене, как именуют их другие народности и преимущественно русские простолюдины.

Можно предположить, что последнее название есть искаженное, вроде того, как мы говорим киргиз вместо крык-кыз (сорок дев), или как все местные аборигены русского называют — урус.

Бывши в г. Суйдуне и интересуясь родопроисхождением дунган, я слышал от них еще одно их наименование, основанное на предании, а именно — тургане, и, судя по историческому характеру, последнее, пожалуй, вернее всех остальных. Подтверждение этого я получил также спустя 14 лет, от проживающих в Караколе выходцев из Кашгара.

После того как Тамерлан, победоносно шествуя с своими легионами по горам и долам Азии и сокрушая все попадавшееся на пути огнем и мечом, перевалил Сен-Тас , т. е. когда Тамерлана еще не существовало на свете.

Вот почему, надо полагать, этот знаменитый путешественник, знакомящий нас со всеми народностями восточного, среднего, западного и южного Китая и вообще всей Срединной империей, ни слова не говорит о дунганах.

(Продолжение следует)

Оставить комментарий

Популярные посты:

macer

Оптовая торговля табаком для кальяна: эффективный бизнес с надежным партнером Jija

mova

Германия | Дорстен (Dorsten): Красивый, но пустой

piyavking

е​***ь они экстрасенсы

a_simakoff

Ответ на загадку

nathoncharova

В Бразилии придумали пиво для стариков

kotyindra

Побег любовника

elmaspb

Подмосковный Гауди

tipaa_etaa

Дыбр

matsam

Утреннее

• Ранее
• Архив