По мотивам Ивана

multi_22 — 10.08.2024

Даже не знаю, как приступить к теме. Мне представляется она немного легкомысленной с точки зрения подхода к предмету. Но соблазн литературного развлечения пересиливает даже страх будущей критики.

Итак. Предлагается обсудить автора. По его собственным произведениям составить психполтретик /мем-слово, без которого местячковый ЖЖ уже не ЖЖ/ 

Я приведу два крохотных рассказа и предложу публике вопрос: «Где в них автор?Какой он из себя человек»/предвижу критику, что невозможно отождествлять автора и его произведения, но все-таки поставлю на свой риск и страх/

Первый рассказ «Дедушка»

Сед, густоволос, лохмат, весь день курит.

Встает ни свет ни заря, и пока не закурит, не затянется - совершенно шальной, ничего не понимает.

И необыкновенно ненужен, чужд всему миру, всем чадам и домочадцам (хотя и зовут его папашей, дедушкой) и вот-вот скоропостижно помрет, навеки исчезнет из этого мещанского гнезда, из этого уездного захолустья - и поди-ка узнай тогда, расскажи, чем и для чего жил он в своем вечном табачном дурмане.

И все-то он играет какую-то роль:

—  Дедушка, обедать! Лапша простынет!

—  Да обедайте, обедайте без меня... Я потом... что останется...

А сам ждет не дождется обеда - с раннего утра.

—  Папаша, вы хоть бы кальсоны переменили, ведь у вас целая укладка белья!

—  Вот это спасибо! Целая укладка! Да у меня клока цельного давно не осталось! Небось, кабы было, не стал бы беречь! Мне теперь, милая невестушка, ничего не надо. Пожил, слава богу, пора и честь знать, об одном молю бога - околеть поскорей...

А сам жаден невероятно, над укладкой своей дрожит, и жить хочет ужасно, и твердо надеется прожить никак не менее века.

Зачем?

Но он и сам не знает зачем.

«Чужая душа - потемки». - Нет, своя собственная гораздо темней.

Второй рассказ «Дурочка»

Дьяконов сын, семинарист, приехавший в село к родителям на каникулы, проснулся однажды в темную жаркую ночь от жестокого телесного возбуждения и, полежав, распалил себя еще больше воображением: днем, перед обедом, подсматривал из прибрежного лозняка над заводью речки, как приходили туда с работы девки и, сбрасывая с потных белых тел через голову рубашки, с шумом и хохотом, задирая лица, выгибая спины, кидались в горячо блестевшую воду; потом, не владея собой, встал, прокрался в темноте через сенцы в кухню, где было черно и жарко, как в топленой печи, нашарил, протягивая вперед руки, нары, на которых спала кухарка, нищая, безродная девка, слывшая дурочкой, и она, от страха, даже не крикнула. Жил он с ней с тех пор все лето и прижил мальчика, который и стал расти при матери в кухне. Дьякон, дьяконица, сам батюшка и весь его дом, вся семья лавочника и урядник с женой, все знали, от кого этот мальчик, и семинарист, приезжая на каникулы, видеть не мог его от злобного стыда за свое прошлое: жил с дурочкой! 

Когда он кончил курс, — «блестяще!», как всем рассказывал дьякон, — и опять приехал к родителям на лето перед поступлением в академию, они в первый же праздник назвали к чаю гостей, чтобы погордиться перед ними будущим академиком. Гости тоже говорили о его блестящей будущности, пили чай, ели разные варенья, и счастливый дьякон завел среди их оживленной беседы зашипевший и потом громко закричавший граммофон. Все смолкли и с улыбками удовольствия стали слушать подмывающие звуки «По улице мостовой», как вдруг в комнату влетел и неловко, не в лад заплясал, затопал кухаркин мальчик, которому мать, думая всех умилить им, сдуру шепнула: «Беги попляши, деточка». Все растерялись от неожиданности, а дьяконов сын, побагровев, кинулся на него подобно тигру и с такой силой швырнул вон из комнаты, что мальчик кубарем покатился в прихожую. 

На другой день дьякон и дьяконица, по его требованию, кухарку прогнали. Они были люди добрые и жалостливые, очень привыкли к ней, полюбили ее за ее безответность, послушание и всячески просили сына смилостивиться. Но он остался непреклонен, и его не посмели ослушаться. К вечеру кухарка, тихо плача и держа в одной руке свой узелок, а в другой ручку мальчика, ушла со двора. 

Все лето после того она ходила с ним по деревням и селам, побираясь Христа ради. Она обносилась, обтрепалась, спеклась на ветру и на солнце, исхудала до костей и кожи, но была неутомима. Она шла босая, с дерюжной сумой через плечо, подпираясь высокой палкой, и в деревнях и селах молча кланялась перед каждой избой. Мальчик шел за ней сзади, тоже с мешком через плечико, в старых башмаках ее, разбитых и затвердевших, как те опорки, что валяются где-нибудь в овраге. 

Он был урод. У него было большое, плоское темя в кабаньей красной шерстке, носик расплющенный, с широкими ноздрями, глазки ореховые и очень блестящие. Но когда он улыбался, он был очень мил.

====================

Этот автор — большой мастер слова, а уж коротких рассказов у него! И все такие же, живописные.

Оставить комментарий

Популярные посты:

pertinax

Как выгодно продать золото в ломбарде: советы по максимальной оценке и выбору надёжных скупщиков

abrod

Поразительное фото

russiantowns

Дух западной Смоленщины - Велиж

gornomari

Северная Корея не откажется от ядерного оружия и готова провести ядерные

evizvarina

С Днем геолога!

perelynn

Про Баффи и Спайка

mishin05

Орбан прикидывается дауном? Или его мозг не способен выйти из ступора?!

tytgrom

У входа в Камергерский переулок. 31-01-2025

gelio

Таймыр — самый большой полуостров России

• Ранее
• Архив