Письма в будущее

Синявский:
Я пишу эту повесть, как потерпевший кораблекрушение сообщает о своей беде. Сидя на уединённом обломке или на безжизненном острове, он кидает в бурное море бутылку с письмом - в надежде, что волны и ветер донесут ее до людей и они прочтут и узнают печальную правду, в то время как бедного автора давно уже нет на свете.
Доплывет ли бутылка? - вот вопрос. Вытащит ли ее за горлышко цепкая рука моряка, и прольет ли моряк на палубу слезы сочувствия и сожаления? Или морская соль постепенно пропитает сургуч и разъест бумагу, и безвестная бутылка, наполненная терпкой влагой или разбившаяся о рифы, останется лежать без движения на дне пучины?
Городницкий:
Когда снежок скрывает наледь
И мёрзнет ранняя трава,
Когда людей объединяет
Молчание, а не слова,
И сочетаниями цвета
Пугает зрителей кино,
Предназначение поэта
И непонятно, и темно.
Но прорастают строки снова
Сквозь снежные листы бумаг,
Где слово каждое — не слово,
А только некоторый знак,
Понятный лишь единоверцам,
Как знаки тайные икон:
Не впрямь о том, что точит сердце,
А только вскользь, обиняком.
Никем неразличим и тонок,
В веках забудется ли он,
Или далекий наш потомок,
Как некогда Шамполион,
Слов разобрав окаменелость,
Поймёт, душою нам сродни,
Как нам жилось, как нам болелось,
О чём молчалось в эти дни?
Евтушенко:
Но ты, мой сын, в пыли архивов
иной Руси
найди тот голос, чуть охриплый,
и воскреси.
Он зазвучит из дальней дали
сквозь все пласты,
и ты пойми, как мы страдали,
и нас прости.
Шаламов:
Я вроде тех окаменелостей,
Что появляются случайно,
Чтобы доставить миру в целости
Геологическую тайну.
Я сам – подобье хрупких раковин
Былого высохшего моря,
Покрытых вычурными знаками,
Как записью о разговоре.
Хочу шептать любому на ухо
Слова давнишнего прибоя,
А не хочу закрыться наглухо
И пренебречь судьбой любою.
Ким:
Шумит прозаиков орава.
Один другого превзошёл.
Но тыщу лет и трижды слава
Тому, кто ныне пишет в стол !
Вот мы пришли, вот мы проходим
Сквозь дурь и одурь наших лет.
Своим пребудущим отродьям
Какой оставим мы портрет ?
Он здесь.
Он как в массивной раме.
Вот в этом письменном столе -
Лежит до срока в темноте
И смотрит острыми глазами.
Щербаков:
Он разлетится во всю прыть,
На новый берег ляжет,
Но не умрет, не отзвучит.
Под новым небом станет жить,
И все о нас расскажет,
И не соврет, и не смолчит.
О нашей тягостной возне
Титанов и пигмеев
Во мгле, во мгле,
О вечной склоке и резне
Тиранов и плебеев
На всей Земле,
О нашем счете на рубли
Всех радостей на свете
Он не смолчит, он прокричит
О нашей медленной любви
И нашей быстрой смерти..
|
</> |