Петербургский календарь. 29 декабря.

babs71 — 29.12.2017 Сегодня исполняется 180 лет одной из самых заметных катастроф в истории Петербурга. 17 декабря (29 декабря по новому стилю) 1837 года начался пожар Зимнего дворца.

Первые предвестники катастрофы проявились еще за два дня до ее наступления: по показаниям свидетелей в Фельдмаршальском зале, близ выхода в Министерский коридор из душника отопительной системы периодически «слышали дымный запах». Днем 17 декабря запах дыма стал ощущаться отчетливо, затем исчез и вновь появился в начале восьмого вечера, а вслед за ним в зале и соседней Флигель-адъютантской комнате появились струйки дыма из душника.
Прибыл наряд пожарной роты, который обследовал душник, чердак над ним и дымовую трубу на крыше, залив все водой из брандспойтов. Душник в Фельдмаршальском зале, как и печь во Флигель-адъютантской комнате, по предположению пожарных офицеров, сообщался со стояком, в котором сходились несколько дымоходов, в том числе главный – от очага аптекарской лаборатории в подвале, поэтому несколько пожарных направились туда, где, как казалось, нашли причину появления дыма – тлеющую рогожу (в кладке трубы над аптекарским очагом кто-то проделал отверстие, сквозь которое по окончании топки вытягивало тепло,поэтому постоянно ночевавшие в аптекарской лаборатории "мужики-дровоносцы" плотно затыкали отверстие рогожей).
Казалось, беда миновала, но всего через несколько минут дым снова повалил в Фельдмаршальский зал, акогда пожарные начали вскрывать паркет близ душника, при первом же ударе ломом рухнула ближайшая к Министерскому коридору фальшивая зеркальная дверь.За нею на всю высоту проема вспыхнул огонь, мгновенно переметнувшийся на хоры и в Петровский зал. Все попытки сбить пламя струями воды провалились.
К этому моменту в Зимний дворец прибыл Николай I, до этого находившийся в театре. По его приказам немедленно вывезли в Аничков дворец царских детей, коронные бриллианты и императорские регалии из Бриллиантовой комнаты. Одновременно началась срочная эвакуация всех живших или оказавшихся на дежурстве в Зимнем дворце, а также всего, что только можно было вынести из дворца. Солдат гвардейских полков подняли по тревоги и растянули в густую цепь, отсекая собирающуюся толпу от пожара. Однако именно император допустил последнюю ошибку, после которой катастрофу было уже не остановить. По его приказу разбили окна на хорах Фельдмаршальского зала, чтобы выпустить дым. Однако это решение оказалось ошибкой. Благодаря возникшей тяге огонь усилился и начал стремительно распространяться в сторону Невской анфилады, угрожая личным покоям императорской семьи. Ситуация усугублялась тем, что на чердаках Зимнего дворца отсутствовали брандмауэры, а потому огонь беспрепятственно распространялся по зданию. В попытке спасти покои императорской семьи начали возводить глухие стены в Концертном зале и на чердаке над ним. Солдаты носили кирпичи со двора по Церковной лестнице, работа шла очень медленно, и вскоре стало понятно, что отсечь кирпичной стенкой царскую половину не удается. Теперь все усилия бросили на спасение имущества дворца. Все выносимые вещи сваливали на Дворцовой площади у подножия Александровской колонны и Разводной площадке у Адмиралтейского проезда.Солдаты и служители самоотверженно спасали имущество, нередко рискуя жизнью. Так, согласно одной из легенд, Николай Iлично разбил тростью зеркало, чтобы заставить спасать свою жизнь двух солдат, пытавшихся его вынести. А двух человек император наградил лично, поскольку эпизод произошел на его глазах. Рядовой 10-го флотского экипажа Нестор Троянов и столяр Абрам Дорофеев сняли с уже загоревшегося иконостаса образ Христа Спасителя, хотя царь запретил даже приближаться туда. Имевшаяся у них лестница едва доставала до половины иконостаса, но цепляясь за выступы иконостаса они вскарабкались наверх, Троянов снял образ и передал его Дорофееву. В награду за это Троянову и Дорофееву было выдано по 300 рублей каждому.

К 6 часам утра 18 декабря 1837 года пламя охватило дворец целиком. Огромное зарево пожара было видно за 50–60 верст. Теперь пожарные боролись уже за спасение Малого Эрмитажа. Единственный существовавший в то время переход из Зимнего дворца разобрали, а дверные проемы Малого Эрмитажа (а так же обращенные к Зимнему окна дворцовой конюшни и Манежа) заложили кирпичом. Вновь возведенные кирпичные стены непрестанно поливали из брандспойтов, добровольцы и гвардейские солдаты безостановочно качали ручные помпы, а наполняемые невской водой бочки непрерывно подвозили к горящему дворцу. В результате Малый Эрмитаж удалось отстоять, но Зимний дворец полностью выгорел. Его дымящиеся развалины еще два дня поливали водой пожарные.
Пожар не обошелся без человеческих жертв. Во времена Александра II, через 45 лет после пожара вышли мемуары Колокольцова, в которых утверждалось следующее: «И вот когда разбирались эти кучи, представлялись сцены, душу раздирающие. Множество трупов людей обгорелых и задохшихся было обнаружено по всему дворцу. Находили иных людей заживо похороненных, других обезображенных и покалеченных. Мы не могли без ужаса выслушивать рассказы наших солдат о том, в каких положениях они находили своего брата солдата. Я тоже помню, между прочим, фигуру одного обгоревшего солдата. Это был настоящий черный уголь, в нем положительно ничего невозможно было признать, кроме человеческого контура». Однако, согласно документам, на пожаре погибли всего пять человек: рядовые пожарной 2-й роты Вавило Богданов (21 год); Николай Фадеев (23 года); Иван Клочков (37 лет); Кондратий Кононов (25 лет) и подмастерье дворцовой трубной команды Ларион Степанов (29 лет).
После гибели дворца потребовалось срочно расселить всех его обитателей. Служилых людей распределили по дворцовым помещениям, уплотнив живших там. Так, камер-фрау Пильникова, отвечавшая за хранение коронных бриллиантов, несколько дней прожила у сестры, а потом переехала в одну из комнат Таврического дворца. Всем жившим в Зимнем дворце выплатили компенсации за утраченное имущество по заявленному погорельцем перечню.
Все вещи, вынесенные из горящего дворца, первоначально складывались в Адмиралтействе, Главном штабе и Экзерциргаузе. Дворцовые чиновники немедленно начали сортировку вещей, сверяясь со шнуровыми книгами. Так, в конце декабря 1837-го года все золото и серебро перевезли в один из казематов Петропавловской крепости. Там была проведена инвентаризация, результаты которой удивили чиновников. Председатель комиссии Н. Долгорукий писал министру Императорского двора: "…наконец оказалось, что из числа золотых сервизов ни одной малейшей даже штуки нет в утрате, а из числа серебряных сервизов, составляющих весом до 900 пудов, а счетом до 200 тыс. штук, как значится по шнуровым книгам, утрачено в самой день пожара в Зимнем Дворце.разных мелких вещей. незначительное количество. не более 17 фунтов 92 золотников. Таким образом, убыток сей простирается на 1.779 руб. 30 коп…". Долгорукий подчеркивал, что он "…не мог верить, что могла последовать столь малая потеря вещей, но проверкою тех сервизов на месте, где каждая вещь обнаружила свое предназначение, удостоверился состоянием их налицо, кроме убыли маловажных". Как следует из приложенного списка утраченных серебряных вещей, это были в основном ложки и прочие мелкие вещи.
Вообще, хотя случаи мародерства при пожаре были, их оказалось (учитывая количество хранившихся во дворце сокровищ) на удивление мало. В документах зафиксированы три таких эпизода:
1."На балюстраде круглого зала Эрмитажа" находился опечатанный "маленький ящик красного дерева", в котором хранился микроскоп. После пожара ящик нашли "отпертым, тесемки у печатей обрезаны, а сам микроскоп похищен".
2. Была пограблена Главная кухня и похищена медная посуда.
3. 18 декабря был "слегка пограблен" "Собственный винный погреб". "Солдатами разломаны замки и задвижки и похищены оттуда разные вина, которые ими тут же выпиты и разбиты". Всего пропало 215 бутылок вина. Дворцовые служители не сумели разобрать, к каким именно полкам принадлежали мародеры.
Однако самым интересным примером хищения стало хищение из Сервизной кладовой. Дело в том, что многие склады, находившиеся в подвале Зимнего дворцауцелели.Среди этих складов оказалась и Сервизная кладовая. Однако через некоторое время обнаружилось, что из уникального Камейного сервиза Севрской фарфоровой мануфактуры, созданного по заказу Екатерины II, пропали 160 предметов, которые всплыли в Англии, в коллекции лорда Лонсдаля.


Учитывая, что украденный фарфор оказался в одних руках, можно предположить заказной характер кражи. Однако в этом случае впечатляет оперативность, поскольку хищение могло быть проделано только в первые часы пожара.

Позднее, после смерти Лонсдаля, по повелению Александра II "посол наш в Лондоне барон Брунов купил почти все принадлежащие лорду Лонсдайлю штуки сервиза, которые были присоединены к сохранившейся во дворце большей части его. Некоторые предметы, однако, ускользнули от этого выкупа".


Причины пожара выясняла специальная Следственная комиссия под председательством главы III Отделения А.Х. Бенкендорфа. созданная уже 18 декабря 1837 г. Комиссия немедленно установила режимный допуск на пепелище дворца, установив воинскую охрану и введя особые "пропускные билеты" для входа и выхода в охраняемый периметр.За семь дней с 20 по 26 декабря, комиссия опросила сорок свидетелей, а также подробно осмотрела «все места, где первоначально показался дым». В результате, 29 декабря Николаю Iбыла представлена записка, содержавшая в себе следующие выводы: «Многие полагали, и многое заставляет думать, что главнейшей причиной этого происшествия была загоревшаяся сажа в лабораторной трубе, из коей первоначально выкинуло искры и самый огонь; но по осмотру оказалось, что труба, идущая из лаборатории, толщиной в 11/2 кирпича, по наружности совершенно исправна, не имеет ни трещин, ни пробоин, кроме тех, кои несколько входят в нее, не касаясь, впрочем, канала трубы. Хотя за сим нельзя достоверно отнести причину пожара к сей трубе, но не менее того комиссия обязывается доложить, что, несмотря на хорошее состояние лабораторной трубы, в котором она ныне найдена, воспламенение от оной могло произойти от двух причин: или от огненных искр, кои могли вылететь из-за заслонки поверх хор, незаделанною оставленной, которая, впрочем, найдена комиссией запертою, без следов огня и дыма, или от того, что при разгорячении трубы в тех местах, где имеет соприкосновенность с деревянными устройствами, они, согреваясь при всегдашней топке, быть может, приняли свойства к возгоранию. Другое обстоятельство, внимание комиссии обратившее, есть устройство печи под полом позади комнаты Петра I, близ коей находились балки с деревянными подкосами, поддерживающими потолок подпольного коридора и боров духовой трубы. Но эти все указания причин пожара, не быв подкрепленными настоящими доводами, суть только одни предположения».
В тот же день на имя министра двора князя П. М. Волконского поступил пространный рапорт вице-президента гоф-интендантской конторы А. А. Щербинина, также посвященный причинам возникновения пожара.В рапорте говорилось о воздушном мешке, заключенном между каменной и деревянной стенами Фельдмаршальского и Петровского залов, о деревянных перемычках, оставленных в окнах и дверях при переделке залов, о незаделанном поблизости отверстии в пятах деревянных падуг, соединявшихся с дымоходом, в который оказался вмонтированным один из железных кронштейнов хоров Фельдмаршальского зала, а также о плохо заделанном душнике, «так что теплота из печи должна была, мало-помалу, нагревать пустоту, и вместе с тем дым, в оной накопившийся, ударил в залу через отверстие душников».
Гофинтендантская контора «не видит никаких других вероятных причин пожара, кроме следующих: пустота между каменною и деревянною стенами в Фельдмаршальском зале должна была нагреваться от проходивших внутри каменных дымовых труб, в том числе и от лабораторной, равно от проникавших в оные железных укреплений и от самой духовой печи, из которой через неплотно обделанный около каменной стены душник теплота проходила не только в зал, но мало-помалу и в сказанную пустоту. Таким образом, все деревянные части в устройстве зала должны были расщеляться, получить большую степень сухости и приготовиться к воспламенению. При усиленном же огне в лаборатории и особенно от горевших в дымовой ее трубе 17-го числа рогож искры легко могли проникнуть в пустоту через отверстие в трубе, которое, находясь внутри пустоты на одной высоте и близ самых падуг, не было заделано кирпичом, конечно по небрежению производивших сию работу мастеровых, и прикрывалось только трубными дверцами, поныне оставшимися на месте. От проникновения таковых искр, хотя в одном только пункте, вся деревянная надстройка сия, особенно хоры Фельдмаршальского зала и потолочные падуги, должны были разгореться в самое короткое время. Пожар действовал там скрытно, без сомнения, уже и тогда, когда дым показался из-за печи флигель-адъютантской комнаты непосредственно от огня в лабораторной трубе, каковые видимые признаки прекращены в начале дворцовой пожарной командою. Засим быстрое распространение огня в соседний Петровский зал само собою объясняется как через существование непосредственной связи между деревянною в сем последнем надстройкой и хорами Фельдмаршальского зала, так равно и через непрочную заделку дверей и оставленные в одной из них деревянные брусья, которые должны были вскоре прогореть».
Огонь, охвативший деревянные устройства, зажег балки и стропила, «отчего в скорое время повергнуты были самые плафоны и распространились по всему чердаку потоки смолистого дыма, который столько же служил дальнейшим проводником огня, сколько препятствовал – к усугублению несчастья – всякому предохранительному против пожара действию».
В рапорте Щербинина весьма обоснованно были разобраны явления, возбудившие первоначальную тревогу во дворце, и дано объяснение причин неожиданного возникновения пожара после того, как, казалось бы, начало его было ликвидировано. Из рапорта следует, что дым, показавшийся у печки флигель-адъютантской комнаты, шел из примыкавшего к этой печке лабораторного дымохода и действительно происходил от горевших в лабораторном очаге рогожи и сажи.Пожарным легко удалось все залить, действуя через дымовую трубу с крыши, в то время как другие спустились в лабораторию в подвале, откуда вытащили из отверстия в дымоходе остатки тлевшей рогожи и потушили ее. Однако дым, выходивший из душника в Фельдмаршальском зале, происходил от скрытого для глаз тления деревянной фальшивой стены, начавшегося, вероятно, задолго до тревоги,и недоступного воде, заливаемой пожарными в лабораторную трубу. Тление скорее всего возникло от искр горевшей рогожи, залетавших через незаделанную «трубную дверцу» в щели деревянной стены, которая, по словам документа, «получила большую степень сухости и приготовилась к воспламенению». А когда обрушилась фальшивая дверь и к тлеющей стене хлынулсвежий воздух, тление почти мгновенно превратилось в открытый огонь.

Таким образом, одним из главных виновных в пожаре становился архитектор О. Монферран, руководивший перестройками залов дворца, результатом которых и стали воздушные мешки между каменными и деревянными стенами. Одновременно, часть вины падала и на самого Николая, утверждавшего чертежи, а также требовавшего моментального изменения облика огромных залов без применения каких-либо капитальных материалов. Понимая все это, ни комиссия Бенкендорфа, ни гофмейстерская контора в своих рапортах никаких фамилий не назвали, фактически оставляя дело на усмотрение царя. В итоге Николай принял «соломоново решение»: Монферран не был наказан, но к восстановлению и дальнейшим перестройкам дворца он уже не привлекался.
Впрочем, вина архитектора, создавшего пожароопасную конструкцию, не снимала вины и с гофинтендантской конторы. Ведь при расследовании обнаружилось, что в конторе не было «хороших и полных планов» той части дворца, где возник пожар. Фактически, пожарные не представляли себе реального устройства здания, которое они тушили, и зря тратили время и воду. Вероятно поэтому в начале 1838 года вице-президент гофинтендантской конторы Щербинин и командир пожарной роты капитан Щепетов были уволены в отставку.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив