Песец подкрался незаметно, хоть виден был за 300 верст. Часть 7.
otrageniya — 05.08.2019
Операционная сестра, увидев мой белый австрийский чулок,
заинтересовалась: «О, а у меня точно такие же черные, только вот
тут вверху кружавчики!». «Махнемся?» — предложил я.
Проснулся я посреди операции. Сначала ничего не услышал. Тишина.
Спросил сестру: «Мне что-то делают? Операция идет?» «Да, да» —
ответила она.
Потом сам услышал — в ноге что-то сверлили и приколачивали.
Почему-то захотелось попросить сестру, чтобы она меня поцеловала.
Она ответила: «Потом».
Потом меня снова усыпили.
Глава 4. Палата №1
"...я открою тебе свою дверцу... мое тело ласки хотело... пришли
хоть смс на мой маленький серебристый телефон...прощай любовь, до
свиданья мечта... я тебя полюбить не успела... а завтра холода...
вот и Новый Год, а тебя все нет... сгораю, таю, таю, таю от
страсти... а по ночам мы разжигаем нашу любовь - наше счастье.... я
с тобой, по городу автобус пустой, он, так же, как я за тобой,
спешит догнать и крикнуть "Постой!"... ту-ту-ту-ту-тууу, я зажгла
плиту, руки я свои согрею, ту-ту-ту-ту-тууу, я тебя так жду,
позвони же мне скорее... позвони своей зае, балконы скучают,
гостиная плачет, мне тебя не хватает, позвони своей зае, беседы за
чаем, я сижу вспоминаю, и кухня рыдает. ...."
Сосед по палате слушает "Русское радио". Повбывав бы!
Нет, конечно, не соседа, товарища по несчастью с металлическим
штырем вдоль всей голени, с болтами, вкрученными внутрь ноги.
Ну такой человек, прет его от мультфильмов, смеется заливисто, от
попсы прет.
Повбывав бы авторов текстов, певцов и певичек, ну и редакцию
«Русского Радио», само собой.
Мы все тут товарищи по несчастью — профессор ХИСИ с операцией на
тазу, я — не пойми кто ( IT-шник), водитель автобуса, переломанный
в аварии, в которой он был не виноват (в него въехали, выскочив
из-за фуры), бывший партийный работник, военный с разваленной
лодыжкой, Юра с его «Русским радио», похожий на цыгана, дважды
ломавший одну и ту же ногу, в которой и так уже накручена куча
металла.
И центральную койку занимал вовсе не нытик-профессор, доставший
всех своими жалобами, а водитель автобуса. Центральная койка,
как-то так сложилось, — для авторитета. А авторитет здесь
определяется силой характера, оптимизмом, уверенностью в себе и еще
какими-то мужскими качествами, которые позволяют понять: он здесь
авторитет.
Видимо, чем-то похоже на построение иерархии в тюремной камере, да
и вообще в любом замкнутом сообществе.
Мое место — как всегда — независимое, не признающее авторитетов,
сбоку. Как сказал профессор, на меня смотрят, как на заморскую
птицу, залетевшую из Австрии. Медички всем отделением обсуждают мой
белый противоотечный чулочек. Просил передать им, что я нормальный.
Но самый близкий мне по духу — водитель автобуса. Мы с ним понимаем
друг друга. Хотя, как он, я, наверно, не смог бы. Мужик весь
переломанный, с разбитой в хлам машиной, ни в чем не винит
въехавших в него молодых пацанов, наоборот, жалеет их.
Но независимо от положения, занимаемого за пределами больничной
палаты и внутри нее, мы все, такие разные, товарищи по несчастью.
Делимся едой, помогаем друг другу, советуемся, делимся жизненным
опытом. Общая беда объединяет. Жены, приходящие к кому-то из ребят,
помогают всем — выносят мусор, моют посуду, ходят за лекарствами и
кефиром.
Я тут вообще директор кинотеатра. На одном ноуте работаю, второй
выделяю для просмотра фильмов.
На выходные нас осталось трое - я, военный Витя, Юра-цыган.
Капельницы не ставят, санаторий, едим-спим, сидим на дембельских
чемоданах, в понедельник домой.
Иногда заходят бывшие пациенты, развлекают веселыми историями о
том, как в реабилитационном центре, разрабатывая ногу, оторвали
пришитую связку вместе с частью кости.
(продолжение следует)