Памяти русского патриота Владимира Федоровича фон дер Лауница
von_hoffmann — 04.01.20233 января 1907 года (21 декабря 1906 года по ст. стилю), накануне Рождества Христова, при выходе из храма двумя выстрелами в упор был убит петербургский градоначальник Владимир Федорович фон дер Лауниц.
Его духовник протоиерей Константин Богоявленский записал тогда: «Убили идеально честного человека, доброго, примерного семьянина, верного и прямого слугу царя, редкого, горячего патриота. Убили именно за эти, дорогие всем русским чисто характерные русские качества и черты»
Многие современные исследователи пишут о том, что трагедия России начала XX века заключалась в том, что между государем и народом оказалась прослойка людей, чуждых и государю, и народу, и России. И вот на этих людях лежит ответственность за то, что произошло. Они присягали государю на верность, он дал им всё: звания, чины, награды – только служите России. А они оказались предателями России. История не терпит сослагательного наклонения, но думается, что если бы Владимир Федорович был в 1917 году рядом с государем, то в царском дневнике никогда не появились бы горькие слова: «Всюду измена, трусость и обман».
За десять лет до этого, 22 мая 1906 года, Владимир Федорович запишет: «Тяжелое лихолетье приходится нам переживать. Обезумевшие, опьяненные успехом враги нашей настрадавшейся Родины усиленно продолжают свою дьявольскую пропаганду. Всё им позволено, всё им на руку: подлоги, ложь, клевета, убийства, террор, подкуп – это их лозунги. Под рукоплескания с толку сбитой толпы хулиганов, принимаемой за русский народ, провозглашаются возмутительные воззвания. Неустанно повторяю: велик Бог земли Русской, – и с глубокою верою и надеждою взираю на будущее России. С нами Бог!»
***
Фон дер Лауниц немного прожил: 50 лет – для любого государственного человека возраст расцвета. Он происходил из древнего прибалтийского рода. Его предки впервые появились в России, когда женой Великого Московского князя стала наследница византийского престола принцесса София Палеолог, и один из его предков сопровождал ее. В эпоху Иоанна Грозного и позднее Лауницы упоминаются в числе служилого дворянства. Отец Владимира Федоровича, кадровый военный, генерал, участвовал во всех войнах, которые Россия вела в середине XIX века: это и Польская компания, и Русско-турецкие войны. Сына с детства он готовил к воинской службе. Владимир Федорович окончил Пажеский корпус в Петербурге, участвовал в Русско-турецкой войне, а после возвращения жил как помещик, занимаясь землей, был предводителем дворянства в Харьковской области, где находилось имение его супруги, Марии Александровны. В конце XIX века его призвали на государственную службу.
Россия вступала в новый период своего бытия, и потребность в людях, способных к государственному служению, была велика. Первоначально фон дер Лауница назначили вице-губернатором Архангельской губернии. А спустя год и семь месяцев перевели по указу императора Николая II на пост губернатора Тамбовской губернии. Там он занимался строительством храмов, открывал школы. Он, человек, который по положению был далек от народа, по-настоящему был близок к нему, оказывал материальную помощь, духовную поддержку, ходил по ночлежным домам, многих устраивал на работу. Когда его убили, тамбовские ночлежники прислали ему в знак благодарности венок.
Занимался организацией прославления преподобного Серафима Саровского в 1903 году.
Вскрое по России прокатилась первая русская революция. Конечно, волнения были и раньше, и очень интересно Владимир Федорович реагировал на них. В нем удивительным образом сочетались милосердие и забота о людях, а с другой стороны, если речь шла о понятиях государственного масштаба, он мог быть твердым, действовал бескомпромиссно. Как человек, облеченный властью, он понимал, какая на нем лежит ответственность.
Губернатором соседней с Тамбовом Саратовской губернии был Петр Аркадьевич Столыпин, либерал-демократ по своим взглядам. Владимир Федорович стоял на почвеннических позициях, укорененных в истории России. И поэтому события, связанные с крестьянскими волнениями, развивались в этих губерниях по-разному. Владимир Федорович считал, что крестьяне сами по себе не являются виновниками (виноваты те, кто их подзадоривает), а значит, они в лице власти должны увидеть определенность и твердость действий. Там, где, как в Саратовской губернии, административные органы вступали в переговоры с поджигателями, всё кончалось большими беспорядками и даже кровью. Там же, где власть действовала решительно и лишала заговорщиков того статуса, который они хотели себе придать, жертв было меньше. Например, тогда по Тамбовской губернии ездили агитаторы, подбивали крестьян поджигать усадьбы, воровать у соседних сел хлеб. Многие крестьяне не хотели этого делать, но толпа увлекала и принуждала.
И вот Владимир Федорович отправился в одно из сел, охваченных беспорядками. Первое, что он сделал, пошел в храм и молился за богослужением. Затем все собрались на площади, и губернатор беседовал с мужиками, после чего они встали перед ним на колени: «Прости, бес нас попутал, мы всё вернем». Крестьяне всё вернули, а губернатор их, раскаявшихся, защитил и не стал наказывать.
Во время Саровских торжеств, когда у Владимира Федоровича была возможность общаться с государем, сильнее всего обнаружилась общность их мировоззрения. Владимир Федорович с детства был укоренен в глубинах народной жизни. С малых лет он вырос среди крестьянских мальчишек (его родители видели в этой дружбе важный воспитательный момент) и через всю жизнь пронес убеждение, что русский крестьянин – опора престола, стержень государства. Он испытывал огромную личную тягу к народу. До сих пор у потомков крестьян его поместья хранится память о его благодеяниях: этой семье он подарил корову (когда их собственная корова пала); с теми, кто у него работал, всегда находил время, будучи губернатором, разделить трапезу. Я думаю, в этом смысле личность Владимира Федоровича поучительна. Сегодня мы видим руководителей, которые пытаются общаться с простым народом, но это выходит очень неестественно. А там не было никакой «игры в доброго барина», просто совершенно искреннее стремление к человеку, при этом каждый оставался самим собой.
И вот, когда в своей губернии фон дер Лауниц сделал уже всё, что мог, государь предложил ему место петербургского градоначальника. Естественно, первое движение у Владимира Федоровича было отказаться: он не был карьерным человеком. Но государь сказал ему: «Воля ваша, но это моя личная просьба». После таких слов отказываться было невозможно. И он уехал в Петербург, где попал в совершенно враждебную среду чиновников. Это была «сплоченная организация», которая прикрывала друг друга, при этом им был абсолютно не важен результат их деятельности. Кроме того, после революции были даны всяческие свободы: слова, выборов, совести, печати – полный разгул демократии, который мы видим и сегодня, – игорные клубы… И единственное, что он смог успеть, – это навести в столице относительный порядок. В каком смысле? Человек совершил преступление – за это преступление он должен был держать ответ. Фон дер Лауниц боролся, насколько мог (учитывая то, что по закону было нельзя закрывать игорные заведения), за общественную нравственность.
Он столкнулся со страшными интригами, и многие источники косвенно, но определенно свидетельствуют о том, что его убийство не было заговором революционной шайки: у убийцы были иные покровители. Смотрите: полицейская охрана была снята как раз тогда, когда фон дер Лауниц приехал и ее должны были, наоборот, усилить; попал в руки преступников номерной пригласительный билет и т.д. Накануне гибели он вел разговор с некоторыми из своих подчиненных о том, что приготовлено всё необходимое для проведения важных арестов, которые, как он считал, должны были сотрясти всю Россию. Он вышел на тех людей, которые были ключевыми фигурами в разрушительном процессе и одной рукой поддерживали большевистское движение, другой – анархистов, третьей – другие партии, финансировали всех понемножку, чтобы русский пожар разгорелся.
Убийство произошло на освящении храма при Первом медицинском экспериментальном институте Петербурга (это клиника кожных болезней в честь мученицы Александры). Утром перед тем, как он должен был ехать на освящение лечебницы, в его кабинете раздался телефонный звонок, и неизвестный голос произнес в трубку: «Вы проиграли». Когда покушение свершилось и в его кабинет прибыла служебная комиссия, чтобы опечатать бумаги, – сейф был взломан, документы исчезли.
Верный присяге, как русский генерал и гражданин, до последней минуты своей жизни он служил Государю, являясь крепкой опорой Царского трона. Эту опору врагам Монархии надо было сокрушить. За несколько лет он выдержал 15 покушений. Честность и неподкупность Лауница, чистота его православной веры вызывали ненависть со стороны антирусских, антиправославных сил. В революционном списке приговоренных к смерти он стоял на третьем месте (после Императора Николая II и П.А.Столыпина).
Отпевал его митрополит Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский), провожал весь Петербург.
О своем деде и жизни семьи после его убийства рассказывает Светлана Герасимовна Бюга (Франция):
– Дедушку убили, бабушка умерла в тюрьме. (Был женат с 1883 года на княжне Марии Александровне Трубецкой, дочери князя А. П. Трубецкого, в браке родилось 5 детей. После смерти мужа жила в имении с семьей сына и дочерьми, с 1918 года — после реквизиции имения проживала в Москве. Умерла в заключении в харьковской тюрьме 12.10.1922 г.)
Нашу семью выставили с барабанным боем из Рогозянки – имения мамы (не свои крестьяне, а пришедшие из соседнего села). Поэтому я родилась уже в Харькове. В советское время убили папу, офицера русской армии, за убеждения и отказ «сотрудничать». Нас осталось пятеро детей. Мы голодали, и, чтобы мы не думали о еде, наша старшая сестра Елена, которая была умница, заставляла нас петь. Мы собирали мерзлую картошку в полях и так немножко протянули. А мама, урожденная княжна Трубецкая, находилась в тюрьме. Когда ее вели на расстрел, рядом с ней оказался советский военный. Он воскликнул: «Барыня, что вы тут делаете?» А мама на гражданке открыла лазарет и школу, так он ее узнал и спас. Мама вернулась без зубов, в 42 года, седая и с палкой. Это первое, что я помню о маме.
Шел 1941 год. Старших девочек Елену и Наталью схватили немцы и собирались направить на работы в Германию. Видевшие это соседи рассказали маме. И мама, владевшая всеми европейскими языками, пошла к ним: «Забирайте и меня с моими детьми». Мы поехали все вместе. Тогда мне исполнилось 8 лет. Единственное, что мама взяла с собой, это была корзина с фотографиями и иконами. Нас эшелонами перевозили в Польшу, из Польши – в Германию. И тут оказалось, что один русский офицер, американский подданный, направляется во Францию. Мама взяла икону Божией Матери и благословила меня ею со словами: «Хоть одну спасу». И отправила меня с ним.
Через шесть месяцев таким же способом с французской «Assistance sociale» мама прислала Александру, благословив ее иконой Спасителя. А после смогла перебраться и сама с дочерью Натальей. Елену мы потеряли. Во Франции нам было трудно, мы жили у тети, после в 13-м округе в квартире, где было минус 5; мама спала на постели, мы на полу.
Мама никогда о политике с нами не говорила. Мама нам рассказывала Евангелие. Она скончалась 2 мая 1966 года, в Шамбери, где я преподавала. Оттуда мы с дядей перевезли ее в Сен-Женевьев-дю-Буа. Она была очень сильная и верующая. Вообще все Лауницы очень основательные и волевые. И главное для них – вера. Первое – это молитва и крест, всё начиналось всегда с них.
Я была в кабинете деда в Петербурге, представляете? Мы искали Экспериментальный институт, его храм и потеряли, было, всякую надежду. И вдруг я вижу купол, поднялась наверх. Выходит человек в белом халате: «Что вы тут делаете?» Я говорю: «Я ищу церковь». – «Вы не имеете права». Я говорю: «Я имею право. Здесь убили моего деда». Он смилостивился и впустил меня: «Да, это тут». Я лично подавала бумаги о канонизации, но мне сказали: «Ах, он был военный». Да мало ли военных святых было! Его на службе убили. И Столыпин должен был присутствовать на освящении клиники. Их обоих предупредили: будет покушение. Столыпин не приехал, а дедушка не мог не приехать, он же был губернатором! Младший сын Федор, ему было 7 лет, просил его: «Возьми меня с собой». Дед ответил: «Не могу, ты маленький, но я всегда буду на тебя смотреть».
https://vk.com/wall-131617902_313472
***
В 1921 году по решению органов советской власти могила Владимира Федоровича подверглась осквернению. Крестьяне села Каргашина пытались этому воспротивиться, даже писали Ленину, но акт вандализма был совершен. Тело было выкопано, ограблено и брошено рядом с оскверненным храмом. Мундир и сапоги Владимира Федоровича забрал руководитель местной ЧК. По свидетельству сельских жителей, в этих сапогах он ходил почти до начала Отечественной войны. Гроб, в котором почивало тело праведника, был отдан в колхоз, где служил корытом для стирки белья. Более жуткой, варварской истории не знала земля Тамбовская.
Но история все расставляет на свои места, и сегодня имя Владимира Федоровича Лауница снова начинает почитаться среди наших соотечественников.
Каргашино ранее входило в состав Тамбовской губернии. Ныне Каргашино входит в состав Рязанской области.
На могиле Владимира Федоровича в селе Каргашино до нынешнего дня стоит подаренный святым Государем Николаем Александровичем черный гранитный крест, крепко упирающийся на высокий камень. Этот крест-памятник, по форме напоминающий апостольский, символизирует собой «несокрушимую скалу в житейском море», о которую разбиваются враги Святой Руси. За прошедшие десятилетия богоборцы много раз пытались уничтожить крест, сельчане рассказывали, как однажды, накинув на памятник цепи, его тащили три трактора. Безуспешно. Он по-прежнему крепко стоит на скале! Только зазубрины от тяжелых цепей, как рубцы у старого воина, остались на его теле. «Единственное средство для борьбы с кровавой вакханалией — это непреклонная стойкость тех, кто служит Родине, — говорил Владимир Федорович. — Убьют меня, на мое место явится другой, которому я желаю одного: обладать тем же чувством непоколебимого долга».
(https://pravoslavie.ru/65966.html)
Найдено здесь: https://vk.com/anti_soviet_coalition2_0?w=wall-131617902_406503
или
|
</> |