Проблемой был он сам — и вся его деятельность. Подчеркнуто независимый, духовно свободный, «прозападный» человек, превративший заброшенный театр имени Гоголя в самый современный и модный театр Москвы (под названием «Гоголь-центр»), вызывавший большой интерес продвинутой российской молодежи. Молодые интеллигентные люди ходили на его спектакли и не расходились еще долго после их окончания, обмениваясь мнениями. Государство наказало театр, прекратив финансировать новые постановки, но тот упрямо отказывался умирать, найдя частных инвесторов и развиваясь дальше. А 26 марта в Москве состоялась большая демонстрация против коррупции, в которой принимала участие преимущественно молодежь.

Впервые на улицы вышло молодое поколение россиян, выросшее уже при Путине. Демонстрацию жестоко подавили, сотни участников были задержаны — но политическое руководство страны почуяло опасность. Откуда взялись эти молодые люди? Кто собрал их вместе, повлиял на их мировоззрение и посеял среди них революционные настроения? Очевидно, что кремлевские аналитики обратили внимание, в частности, и на «Гоголь-центр». И кое-кто отдал приказ любой ценой уничтожить эту «берлогу».

Все это — не более чем предположения, не претендующие на серьезный анализ ситуации. Официально обвинение не имеет никаких политических мотивов — речь идет лишь о действиях некой группировки, созданной с целью незаконного присвоения бюджетных средств. Предпринята попытка заставить Серебренникова замолчать, но ни в коем случае не сделать из него при этом политического мученика. Зачем устранять его физически, если можно поступить проще и причинить ему еще больше боли, замарав его доброе имя, обвинив в мошенничестве? Ведь многие россияне наверняка поверят в официальную версию.

Главное обвинение против Серебренникова — настолько дурацкое, что даже неудобно говорить о нем. Его подозревают в хищении государственных средств, предоставленных на постановку шекспировского «Сна в летнюю ночь», которая, однако, якобы так и не состоялась, потому что режиссер якобы присвоил эти деньги себе. И это при том, что спектакль шел на сцене «Гоголь-центра» на протяжении нескольких лет, и его успели посмотреть тысячи и тысячи зрителей. Но обвинению до всего этого нет никакого дела — следователям было поручено высосать из пальца обвинение, и они были не особо привередливы в выборе средств.

Абсурдность этого процесса даже по-своему хороша, потому что власти стремятся сделать его образцово-показательным, чтобы окончательно запугать недовольную и вольнодумную культурную элиту России. Чем абсурднее будет процесс, тем больше представители культурной элиты испугаются, осознав свою беззащитность перед властью, и в следующий раз задумаются, стоит ли им открыто выражать недовольство чем-либо. Потому что может получиться, что однажды ночью придут уже за ними — под каким-нибудь другим абсурдным предлогом.

Русские буквально на генетическом уровне все еще помнят ужасы сталинских репрессий, и хотя нынешний режим не может повторить их в полной мере, он умело пользуется этим всеобщим страхом. Режим стремится заткнуть людям рты, а для этого надо заставить их провести «параллели» между Мейерхольдом и Серебренниковым, а также установить где-нибудь в российской глубинке пару-тройку памятников Сталину, отправляя людям сигнал: «Молчите и оставайтесь лояльными, или все вновь получится, как тогда. Скоро вы все станете серебренниковыми».

С Кириллом мы простились в воскресенье после обеда. Я полдня провел у него на съемочной площадке — в типичной питерской коммуналке со всеми соответствующими атрибутами — общей кухней, общим туалетом и общей ванной. Эти «декорации» должны были воссоздать убогую советскую действительность начала 1980-х годов. Это фильм о Викторе Цое и его легендарной группе «Кино», ставших одним из символов Перестройки. Ностальгический фильм о ветре перемен тех времен. Были запланированы еще 11 съемочных дней.

1 сентября Кирилл должен был вернуться в Москву и готовиться к премьере нового спектакля, на которую он пригласил и меня. «Лучше я буду ждать тебя в Вильнюсе», — ответил я. «Хватит уже веселиться надо мной, — усмехнулся он. — Ты уже три дня подкалываешь меня, что я невыездной». «Невыездной» — это такое ужасное советское понятие, которое трудно перевести на какой-то другой язык, потому что в других языках такого понятия просто нет. Оно означает, что человеку запрещено выезжать за границу.

На самом деле мы в эти дни много шутили и смеялись. Все обратили внимание на то, каким молодцом Кирилл держался, не показывая, как его угнетает весь этот кошмар. И лишь когда разговор заходил на какие-то «горячие» темы, он говорил: «Погоди минутку, это надо выключить». Тогда он выключал свой телефон и откладывал подальше.

А через три дня вся Россия увидела его за решеткой в зале суда. Блестящего театрального режиссера сегодняшней России, которому буквально только что была присуждена Европейская премия «за новую театральную реальность» — своеобразный европейский театральный «Оскар». Я не исключаю, что это стало поводом для его неожиданного ареста. Его противники в погонах ясно дали понять, что им наплевать на все: на «Оскары» и «новую реальность» — настоящую реальность создают они. Новую российскую действительность, в которой в клетку может угодить кто угодно. И никакие европейские регалии, не говоря уже о поддержке Запада, никак не смогут повлиять на ситуацию в этой клетке.