
"Овод" или О романтическом герое и советской пропаганде.


"Дорогая Джим!
Завтра на рассвете меня расстреляют. Я обещал сказать вам все, и если уж исполнять это обещание, то откладывать больше нельзя. Впрочем, стоит ли пускаться в длинные объяснения? Мы всегда понимали друг друга без лишних слов. Даже когда были детьми.
Итак, моя дорогая, вы видите, что незачем вам было терзать своё сердце из-за той старой истории с пощёчиной.
Мне было тяжело перенести это. Но потом я получил немало других таких же пощёчин и стерпел их. Кое за что даже отплатил. И сейчас, я как рыбка в нашей детской книжке (забыл её название), «жив и бью хвостом» – правда, в последний раз… А завтра утром finita la commedia.
Для вас и для меня это значит: цирковое представление окончилось. Воздадим благодарность богам хотя бы за эту милость. Она невелика, но всё же это милость. Мы должны быть признательны и за неё.
А что касается завтрашнего утра, то мне хочется, чтобы и вы, и Мартини знали, что я совершенно счастлив и спокоен и что мне нечего больше просить у судьбы. Передайте это Мартини как моё прощальное слово. Он славный малый, хороший товарищ… Он поймёт. Я знаю, что, возвращаясь к тайным пыткам и казням, эти люди только помогают нам, а себе готовят незавидную участь. Я знаю, что, если вы, живые, будете держаться вместе и разить врагов, вам предстоит увидеть великие события. А я выйду завтра во двор с радостным сердцем, как школьник, который спешит домой на каникулы. Свою долю работы я выполнил, а смертный приговор – лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно. Меня убивают потому, что я внушаю им страх. А чего же ещё может желать человек?
Впрочем, я-то желаю ещё кое-чего. Тот, кто идёт умирать, имеет право на прихоть. Моя прихоть состоит в том, чтобы объяснить вам, почему я был так груб с вами и не мог забыть старые счёты.
Вы, впрочем; и сами все понимаете, и я напоминаю об этом только потому, что мне приятно написать эти слова. Я любил вас, Джемма, когда вы были ещё нескладной маленькой девочкой и ходили в простеньком платьице с воротничком и заплетали косичку. Я и теперь люблю вас. Помните, я поцеловал вашу руку, и вы так жалобно просили меня «никогда больше этого не делать»? Я знаю, это было нехорошо с моей стороны, но вы должны простить меня. А теперь я целую бумагу, на которой написано ваше имя. Выходит, что я поцеловал вас дважды и оба раза без вашего согласия. Вот и все. Прощайте, моя дорогая!"
Если бы вы знали, сколько я плакала над ним в 12 лет. А теперь вот сижу и думаю: написать перед смертью такое письмо женщине, которая когда-то любила тебя и давно похоронила... Зачем? Чтобы сделать больно? Чтобы оживить старые призраки? Ах, я страдаю, пусть и она тоже? Тихо уйти нельзя было? Или попрощаться как товарищ, раз у нее давно другая жизнь? Советская пропаганда подняла на щит истеричного героя, который не мог объясниться с людьми, которых он любил и которые его любили, который вообще ужасно обращался с людьми, начиная с любовницы-цыганки, которая, между нами говоря, ничего плохого ему не сделала. Ах, ему плохо, пусть и другим будет тоже плохо. Ну, ладно, я дура была 12-летняя. Но ведь это взрослые дяди сняли два фильма (с Олегом Стриженовым и Андреем Харитоновым), это они сочинили рок-оперу "Овод", они включили этот роман в список внеклассного чтения. Вместо того, чтобы сказать: "Так нельзя поступать", они писали предисловия и послесловия типа "И в наши дни тысячи юношей и девушек, читая историю о борьбе и гибели отважного Овода, учатся хранить верность своим идеям, учатся героизму и мужеству.". Чему там можно научиться?
P.S. Насчет рок-оперы я не шутила. Впервые поставлена в Ленкоме.

|
</> |

https://bit.ly/2SUYNyo
Автоматизированный метод заработка от 3000 рублей в сутки
Гарантия возврата денег.