Отуплённые солнцем

Фильм Михалкова «Солнечный удар» я решила не смотреть, поскольку меня вполне удовлетворил трейлер. Там всё наглядно: фигня летит по небу, скрипки плачут; «Вот этими руками! — поручик трясёт руками. — Какую страну загубили!» Вопросов больше нет. Руки — вырвать, поручика — высечь, летающую по небу фигню — изловить. Но отзывы на фильм из любви к печатному и непечатному слову я читаю с интересом. То есть печатные слова я читаю, а непечатные в процессе чтения вырываются из моей благородной гортани, как крики восторга из пинками разбуженных чаек (я выражаюсь так затейливо вследствие знакомства с упомянутыми отзывами). Теперь гадаю, то ли святое искусство Михалкова действует на людей, как сотрясение мозга, то ли сотрясение мозга — процесс, так сказать, перманентный, да ещё и провоцирующий сочинение отзывов на святое искусство Михалкова; связь тут неясна, но несомненна. Хотя, конечно, чья бы корова мычала: мой-то мозг изрядно сотрясся в попытках понять, почему люди пишут так и такое. Курсив везде мой, имейте в виду.

Константин Баканов, сайт «Собеседника»: Как и во вторых «Утомлённых», Михалков уделяет внимание деталям, вещам. В данном случае это женский шелковый шарфик, причудливо летающий по теплоходу — символическая деталь, без которой режиссер, кажется, не может обойтись. (Глумится ли Константин Баканов? Дальнейшее намекает, что — куда ему!.. Шуберт Франц не сочиняет, как поётся, так поёт). Михалков часто использует приемы, которым учит студентов на мастер-классах, и разнообразных аллегорий, аллюзий и символов здесь, как всегда, много. Но зато и мысли больше, чем в прошлый раз. (Зато! Как понимать это «зато»? Аллегорий-аллюзий-символов, стало быть, много, как всегда, — интересно было бы, кстати, узнать, чувствует ли Константин Баканов разницу между первым, вторым и третьим, — и эта обычная михалковская избыточность, э-э-э, уравновешивается тем, что вдруг стало больше мысли? Хотелось бы заодно понять, что значит «больше мысли», чем её измеряли и почему в злополучный «прошлый раз» её было мало. Но я не знаю, кому адресовать эти вопросы. Чутьё мне подсказывает, что Константин Баканов не сможет дать развёрнутого ответа, а свёрнутого мне не надо, свёрнутый я сама кому хошь дам).

И вот куда ни кинь пытливый взгляд, всё в таком духе. Но одно сочинение меня тронуло особенно. В плохом смысле. Пишет Дарья Митина, российский политический деятель левого толка (не подумайте только, что я имею что-то против деятелей левого толка; я вообще право с лево путаю):

<...> мало кто усомнится в том, что бунинский взгляд созвучен нынешнему мироощущению режиссера, по его собственному признанию, задумавшего картину более 30 лет назад (лично я усомнюсь, но я, наверное, тот самый мало кто). По признанию самого Никиты Сергеевича (то было признание режиссёра, а это уже признание самого Никиты Сергеевича, подмечайте), совет обратиться к наследию Бунина дал ему в свое время блестящий киновед, недавно ушедший из жизни, Владимир Дмитриев. <...>

До просмотра картины я, признаюсь, была в легком замешательстве (вечер признаний продолжается), ибо сложно представить себе более некинематографичного автора, чем Бунин, и более неэкранизируемых книг (более не представляйте себе неэкранизируемых книг, довольно!), чем «Солнечный удар» — импрессионистская зарисовка о внезапной вспышке любовного томления (вспышка томления — это всё равно что «вспышка неги» или «вспышка истомы»; в томлении скорее растечёшься, чем вспыхнешь, так что пишите уж, граждане, как мой кот Франц — «взбышка здрасти») под летним солнцем и депрессивные, ипохондрические дневниковые записи писателя <...>. Теоретически сценарий фильма мог бы быть абсолютно любым (глубоко! и, главное, не поспоришь), и это был бы в чистом виде выбор сценаристом экранного экшна (а вот как одно следует из другого? умом — не понять), иллюстрирующего положенные на бумагу чувства и переживания писателя (за «положенные на бумагу чувства и переживания» я бы отправляла класть рельсы на шпалы).

Сам Михалков рассказывает, что первоначальный вариант сценария, созданный им в сотворчестве с Владимиром Моисеенко после скрупулезного изучения материалов о ходе гражданской войны на юге России, был забракован самим режиссером (сам Михалков писал-писал, а сам режиссёр взял да и забраковал, — нет, мы помним, что это два разных человека, но внезапная конфронтация — всё же как гром среди ясного неба; не удивлюсь, если окажется, что с ними постоянно сам-третей сидит их чёрный человек) и радикально переписан заново. Сценаристы как бы сами ужаснулись написанному под впечатлением погружения (впечатление погружения! и как бы сами ужаснулись, — ай, как бы как хорошо сказано) в документальный материал. Голодные, бродящие по Крыму лошади (напугали ежа голой жопой, а сценариста голодной лошадью), хаос и кровь, кровь... Переписывал сценарий вместе с Михалковым уже Адабашьян. (Перевожу: к Бунину, стало быть, всё это уже почти не имеет отношения. Ну, хоть какая-то ясность).

<...> Эпиграфом к фильму стоит недоумённый вопрос «Как всё это случилось?» (между прочим, почти как в песне: «Как это всё случилось, в какие вечера? Три года ты мне снилась, а встретилась вчера») — молодой поручик, в 1907 году сгоревший от страсти (только молодой поручик знает, что значит сгореть дотла) к молодой незнакомке на пароходе, имени которой он, кажется, в любовном пылу так и не узнал, через 13 лет сидит с несколькими сотнями своих белоофицерских сотоварищей (белоофицерские сотоварищи! — умеют же люди выражаться; под впечатлением погружения хочется стреляться под хруст французской булки) в плену у Крымского ревкома, ожидая то ли эвакуации, то ли смерти, то ли уже ничего особенно не ожидая (ожидая экранизации, я думаю)... <...>

Михалков намеренно нарезает две сюжетные линии вперемешку («Вам сюжетные линии вперемешку нарезать или куском возьмёте?» — спрашивают, бывало, самого Никиту Сергеевича в колбасном отделе, по признанию самого режиссёра), акцентируя визуальный контраст (детский сад, штаны на лямках, — тут я уже не по поводу текста, а по поводу описываемой режиссуры кручинюсь; ну кто в наше время акцентирует визуальный контраст? это же неприлично!). <...> Дореволюционный парадиз сменяется катастрофой, и контраст этот визуально предельно нарочит. (Смак, смак! Такого мозгопада давно не помнят здешние места. Давайте белоофицерских сотоварищей оденем во всё белое, а красноофицерских — во всё красное, чтоб, значит, окончательно акцентировать предельно нарочитый контраст; жаль, дальтоники будут в пролёте, но для них можно на кадрах дореволюционного парадиза акцентировать контраст распылением аэрозоля «Сирень», а на кадрах гражданской войны вонять мёртвой лошадью и впечатлённым сценаристом).

В фильме целый ряд блестяще прорисованных типажей белогвардейцев: озлобленный ротмистр, ненавидящий «губителей России»-большевиков, горьковато усмехающийся подпоручик, оплакивающий потерянное государство, рыхлый малодушный полковник, донесший на ротмистра новой власти и доведший его до гибели, лихой пышноусый есаул, не теряющий бодрости духа даже перед лицом костлявой. (Не верю. Ни в одного из этого «целого ряда блестяще прорисованных типажей» — не верю; чувствую, что все они зомби. Подпоручика, горьковато усмехающегося и оплакивающего государство, расстреляла бы, впрочем, собственноручно. За «горьковатость». Горько должно быть! Горь-ко! Горь-ко! А то ишь — горьковато... Мелковато!). <...>

Спрашиваю у режиссера, почему в «Своем среди чужих, чужом среди своих», в «Рабе любви» его герои с обеих сторон — объемные, многоплановые, вызывающие целую гамму чувств, а в «Солнечном ударе» они такие только с одной стороны, а с другой — совсем плоскостные (плосткостные! сразу всё так посолиднело; но советую писать «одноплоскостные», так оно ещё умнее). Значит ли это, что они Вам неинтересны? (Ну там дальше Михалков говорит, что, ясный пень, нет, интересны-интересны, бла-бла-бла.)

<...> Поначалу, говорит Михалков, искали по российским театрам, но, представьте себе, фенотип русского офицера сейчас только в Латвии можно найти, — шутят участники съёмочной группы (как я понимаю, до «но» говорит Михалков, а после «но» резко шутят участники съёмочной группы; свальный грех в отдельно взятом предложении). <...> Н.С. гордо говорит о том, что взял непрофессиональную актрису (так-так... интересно, что по поводу этой необъяснимой гордости Н.С. думает сам режиссёр). Породистая брюнетка с узкими длинными запястьями и чуть раскосыми светлыми глазами, длинная и изящная, как афганская борзая (почему афганская борзая? чем не угодили наши, русские борзые? мордами не вышли?!) Соловьева подписала с Михалковым, можно сказать, кабальный контракт, запрещающий ей любые съемки до окончания работы в «Солнечном ударе». А тем временем соблазны сыпались, как из рога изобилия, и какие! Другой киномэтр, Сергей Урсуляк, как выяснилось, снимает «Тихий Дон», и прознав про Соловьёву, безуспешно пытался ангажировать её на Аксинью. (Апропо: слыхала я, что этот «Тихий Дон» — не дай бог никому; кого пронесло, тому повезло.)

«Урсуляком искушали, — с гордостью (опять!) говорит Михалков. — А я ей говорю: до гроба со мной не расплатишься...»
Виктория улыбается: «Удержаться было не просто!» («Жить захочешь — не так раскорячишься» — шутят участники съёмочной группы.) <...>

Как картину приняли в Белграде, мне увидеть не удалось, зато довелось услышать. На премьеру пришло больше 4 тысяч зрителей, выступал Президент Сербии Николич, служил литию Патриарх Сербский (на премьере? «посмотрим, помолясь!» — согласились 4 тысячи зрителей), ездили на русское кладбище (всей шоблой, если я, опять же, правильно понимаю, всеми четырьмя тысячами), заезжал великий югослав Кустурица (великий югослав Кустурица, — кажется, так его ещё никто не называл, не зря чувак заехал; в общем, отлично прошла премьера: катались на трамвае, опрокинули фургон с мороженым, приняли веру православную, встретили знакомых). И в Белграде, и в Крыму ездил с нами кубанский казачий хор, пел любимую бунинскую «Не для меня придет весна...» Песня, кстати, не казачья, а авторская, написанная голландцем и русским... (Тёмный намёк. Кажется, кубанский казачий хор сейчас обломался).

Особенно хотелось бы отметить благодарного крымского зрителя, осаждавшего и Украинский театр в Симферополе, и севастопольский театр им. Луначарского.
«Крым отошел Украине — как из одного кармана переложили в другой, — говорит Михалков. — Но ситуация изменилась, страна распалась, и 23 года назад этот вопрос нужно было решить спокойно и по-честному, раз и навсегда. Тогда не решили. А теперь если вдруг кто-то захочет решить по-другому, мы насупим брови...». На этой фразе зал взрывается овациями, — сначала в Симферополе, потом в Севастополе. (Мама, мне страшно. Зал взрывается овациями на фразе «мы насупим брови». Как это всё случилось, в какие вечера?!)

Закончим с Дарьей Митиной на этой жуткой ноте, присовокупив портрет Дарьи с самим режиссёром и блондинкой:
Ð¼Ð¸Ð¼Ð¸Ð¼Ð¸

На десерт — несколько отзывов т.н. простых зрителей, которым я верю абсолютно. Вот — гениальный вывод:
Большевики тогда победили именно потому что были людьми не имеющими ни чести ни моральных принципов. Один офицер рассказывает, что однажды был бунт на корабле, — И вы, представляете, господа, никто! Никто не согласился расстреливать бунтаря! Не мы жизнь давали, не нам ее и забирать! Вот так рассуждало русское офицерство, за что и поплатилось. Никто не хотел мараться, все хотели остаться чистыми, а к сожалению, зло побеждает добро, если добро сложило ручки и сидит.

И это прекрасно: Фильм отличается тем, что задевает тонкие подсознательные струны традиционной русской души. Его невозможно полностью понять, но можно полностью почувствовать, при условии отбрасывания предрассудков и желания проникнуться картиной на всех эмоциональных уровнях.

Ну и свидетельство о том, что сам режиссёр справился с поставленной перед ним самим Михалковым задачей: Посмотрели вчера фильм Михалкова "Солнечный удар"... Господи, лучших людей, цвет русской нации уничтожили! Сегодня на лампадке в очередной раз вижу наш герб, и в голове у меня, человека, не знавшего и никогда не видевшего монархии, звучит: "Боже, Царя храни!..." Не обманешь русского человека и сердце его!...

Аминь, сотоварищи! Герб вам в лампадку.

Мы не хотим убивать русских солдат. Но станем, если придется

Оригинал взят у archerss в Мы не хотим убивать русских солдат. Но станем, если придется Мы тут (делая рассеянные образные взмахи рукой, чтобы обозначить ими невидимую аудиторию) недавно обсуждали возможность нападения РФ на Украину в связи с последними событиями ...

Секси бойфренд джинсы

Приобрела на днях очередную пару джинсов - в меру мешковатых, в меру некрасивых, как раз подходящих моему неказистому стилю. На этот раз муж увидел на них надпись - секси бойфренд, и удивился, зачем мне мужские штаны. Объяснила, что название вводит в заблуждение. На самом деле штаны ...

про цветные революции

по поводу цветных революций много слов от Путина и Зюганова, и других писателей, и пр. политологов читал, но наблюдая жизнь граждан Украины и Грузии до, во время и после "революций" не заметил ничего вредного для их (граждан этих стран) здоровья ...

СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ ШТОРМ.

- Изя, слышал Гольфстрим замерз? - Ай, вечно с этими евреями, что-то случается! Пока я готовлю большой и красивый пост, даже, наверное, несколько больших и красивых постов о самом крутом шторме в Севастополе который я снимала, покажу парочку кадров, которым я пристреливалась. ...

Холодно

Сегодня целый день проходил с фоновой мыслью: "Что же так холодно-то!?" Конечно +10 не так уж и холодно, но если к этому добавить пронизывающий дождь, ветер и отключенное отопление. Просто "брррр". Сижу дома в теплых штанах, теплой кофте, поверх всего этого еще толстый халат и ...

Отуплённые солнцем

Отуплённые солнцем

Оставить комментарий

Популярные посты: