Отрывок из "Писем русскому другу"

repis — 26.08.2010 Здравствуй, товарищ Сергей! Сей коммунистический привет вызван тем, что я хочу снова погулять по советскому быту и поговорить на продуктовую тему. В восьмидесятые годы прошлого века на Уралвагонзаводе заботами профкома, стремившегося сбить волну недовольства и заглушить бурчание в желудках, появились эдакие «летучие голландцы» - поезда, носившие бодрое название «Здоровье». Предполагалось, что уставший за неделю пролетарий сядет в такой поезд, отъедет в лесную глушь, подышит кислородом вместо миазмов Коксохима, наберет грибов-ягод, искупается в чистом озере – и с понедельника снова начнет толкать камень к вершине горы. Стоимость билета на поезд символическая, профсоюз берет на себя расходы по оздоровлению строителей коммунизма. Что и говорить, замысел был прекрасен. Маршрут должен был пролегать на север от Тагила, в края кедров и клюквы. Возможно, что там, где есть кедры – нет клюквы, я не очень хорошо знаю родную природу, а клюкву добавил для красоты фразы. Не смертельно.

Но, благими намерениями выстилается дорога отнюдь не в рай. Маршрут поездов поменял полярность, и ездить они стали регулярно в южном направлении от пункта А в пункт Б. Пунктом А являлся заплеванный городской вокзал Нижнего Тагила, а пунктом Б – не менее заплеванный вокзал казахстанского Петропавловска. Чем же петропавловская природа была здоровей тагильской? Почему на эти поезда, не стоявшие ни в одном железнодорожном расписании, стало невозможно попасть? Поездку на таком поезде я и хочу описать.

Поезд состоял из десятка вагонов (может, чуть больше). Все вагоны были плацкартными. В восемь часов вечера поезд отправлялся в путь, несущий здоровье трудящимся. К моменту отправления вагоны были забиты людьми. В каждом отсеке шуршали газеты, доставались соленья, нехитрая закусь, хлопали пробки. И первый тост был: «Чтобы завтра все было путем!» Народ пил, шумно говорил, курящие заполняли тамбуры привычной тагильской атмосферой. Здесь не было начальников и подчиненных, все были воистину равны, все двигались к общей цели, значительно более реальной, нежели коммунизм. В полночь наступала тишина, разрываемая очередями храпа. И наступало утро. Поезд в 6-00 прибывал на станцию Петропавловск.

К этому моменту все пассажиры ковчега находились в предстартовой готовности. В руках были сумки, в сумках мешки, за спиною – рюкзаки. Скрежет сцепок и тормозов – и на полутемный перрон волной хлынул тагильский десант. Самые шустрые хватали такси, таксисты, не спрашивая адресов, везли всех, кто успел запрыгнуть в авто. Куда? Они прекрасно знали, куда. Ведь подобные поезда приходили регулярно. И таксисты дежурили ранним утром, ожидая прибытия пассажиров.

Но хватит говорить загадками. Что же за земля обетованная ждала тагильчан в Петропавловске, в местах, где (это я точно знаю) нет ни кедров, ни клюквы? Их ждали продуктовые магазины, заполненные под крышу мясом, печенью, тушенкой, салом, курицами, индейками, консервами (от шпрот до сайры). Да, это был рай земной. В магазинах, прилегающих к вокзалу, к прибытию поезда самые деликатесы, типа тушенки, языка, печени, убирали в подсобки с целью сохранения стратегического запаса. Но в остальных районах города вся эта снедь заполняла витрины и прилавки. И мы начинали закупки. На это уходила большая часть дня, ибо периодически приходилось возвращаться на вокзал и сдавать тяжелые мешки и неподъемные ящики консервов в камеру хранения. И снова в бой! Покой нам даже не снился. Дома ждали семьи, а мы были добытчиками.

На городском рынке я купил индейку. Вы мне можете не поверить, но я, будучи на четвертом десятке прожитой жизни, ВПЕРВЫЕ увидел индейку. Можете потрогать меня - я видел большие ломти копченого балыка! И купил... Я купил консервы «Завтрак туриста», в которых был не тошнотворный гнилой «рыбокрупяной фарш», а большой кусок мяса, разделенный пластмассовыми стенками на четыре ровных куска. Мой товарищ, увидев такое, сматерился, предположил, что это - «завтрак интуриста», и купил ШЕСТЬ ящиков. Я обошелся двумя. Так мы метались по всему Петропавловску, встречая таких же «оздоравливающихся» с таким же безумным взором. Мы обменивались адресами магазинов и рекомендациями и разбегались вновь...

В восемь вечера от вокзала Петропавловска, тяжело кряхтя, отползал поезд «Здоровье». В вагонах царило веселье, шум, гам, добродушный мат и снова бульканье бутылок. Отсеки были забиты до полного «не могу». Изредка раздавались крики, вроде: «Катька, сука, почему мне про сайру не сказала?!» Соседи в голос ржали над новичком, купившим вместо говяжьей тушенки похожие банки с так называемыми «субпродуктами», которые известны были под именем «сиська-писька-хвост» и в качестве еды для человека не представляли интереса. За окном висела луна, в стаканах булькала водка домашнего приготовления, прошедшая огонь, воду и медные трубы, а под ногами, за спиной и на коленях лежали мешки со «здоровьем».

Утром на тагильском вокзале повторилась петропавловская картинка. Изрядно «поздоровевшие» туристы ловили такси, загружали его до плача в рессорах и разъезжались по домам. Дома нас встречали, как героев, с риском для жизни провезших через фронты гражданской на крыше «пульмана» мешок с мукой.

Я распределил продукты между моей семьей и родителями. Индейку я разрубил на две части. Дело происходило в июле, и через неделю был мой день рождения. В застолье приняла пассивное участие половинка индейки, запеченная со специями в духовке. Вторую половинку я положил в морозилку. И приготовил так же. Но на Новый год...

Почему в Тагиле ничего не было, а в Петропавловске было все – я не знаю. И, наверное, никто не знает. Нам не надо было знать, надо было ехать – и покупать. Как в старом анекдоте: «Моню не надо нюхать, Моню надо учить».

Шел 1985 год. Как говорили тогда, «думали, что это – коренной перелом, а оказалось – привычный вывих». Прилавки продуктовых магазинов в Нижнем Тагиле радовали своей чистотой. Их просто нечем было запачкать. Витрины пестрели фотографиями давно исчезнувших с лица Земли продуктов. Не магазины, а Красная книга какая-то...

В этом году жена моя была, как говорят классики, «на сносях». И в марте «благополучно разрешилась от бремени». Родилась дочь. Первый ребенок в семье – это постоянная нервотрепка, когда не знаешь, что делать, услышав любой звук. А дочка плакала непрерывно. На четвертый день, измученные бессонницей, мы вызвали врача. Врач совершил несколько магических пассов, что-то там постукал, что-то послушал, куда-то заглянул и спросил: «Кормление проходит регулярно?» «Регулярнее некуда» - ответил я. «А вы пробовали сцеживать молоко, чтобы проверить количество?» - осведомился Эскулап. Мы понятия не имели, о чем это он говорит. Врач тихо сматерился на латыни и объяснил процедуру. После окончания данного действа мы обнаружили, что чашка, предназначенная для сцеженного молока, пуста. Врач добавил еще фразу на мертвом языке и объяснил, что молока нет, ребенок голодный, потому и кричит. «Тебя не покорми, небось, тоже заорешь»- философски заключил он и ушел. Мы бросились на молочную кухню, но туда надо было записаться за месяц. В магазине по большому блату нам дали коробку молочной смеси «Малыш», объяснив, что предварительно порошок надо просеять через мелкое сито с целью недопущения в жидкую смесь обильно присутствующего сахара. «А зачем его туда вообще кладут, если надо обязательно просеивать?»- удивился я. Образованный продавец сказал: «Есть многое на свете, друг Горацио...» и ушел. Мы просеяли дома порошок, развели теплой водой, дочка почавкала и впервые уснула.

Последствием кормления данным продуктом был страшный диатез и очередной плач бедного ребенка – жертвы перестройки. Тогда мы сели держать совет. Мое предложение было достаточно безумным, видимо, поэтому мы приняли его единогласно. Я пошел в кассу Аэрофлота и взял билет до Москвы. Напоминаю – с Урала в Москву. Стоило это 32 рубля 50 копеек в одну сторону.

На следующее утро, прилетев в Москву, я позвонил Веронике Долиной, и она, опытная мама, дала мне адреса магазинов, где можно было купить импортное молочное питание. За два дня я купил несколько больших упаковок разнообразной пищи типа «Симилак». И на третий день уже нес их в сумках и рюкзаке по лестнице, приближаясь к тагильской квартире, где мучался голодный ребенок. Привезенные смеси заполнили кухню. Дитя было счастливо, мы – тем более. Так дочке удалось выжить в условиях расцвета выполнения Продовольственной программы.

В 1989 году, когда было готово к выходу в свет наше новое произведение – сын, я за месяц до ожидаемой даты вылетел в Москву. Столица заметно поплохела в отношении импорта для детей, но опять же при помощи Вероники я нашел несколько магазинов, купил очередную партию спасительных смесей, и сын Борис, еще не продрав глаза, начал употреблять все иностранное.
А магазины в Тагиле опустели окончательно. Тем семьям, где росли грудные дети, выдавались талоны на право купить одну бутылку молока в день. Но эти талоны были чистым надувательством, ибо количество новорожденных на несколько порядков превышало количество бутылок молока, выставляемого на продажу. Я вставал ежедневно в 5 утра и занимал очередь в молочный магазин. Тот открывался в 7-00, но к этому времени у дверей стояло не менее 300 человек. Надо было попасть в первую десятку. Остальные молока не получали. Зачем они стояли, видя всю безнадежность положения? Надежда умирала последней.

Простояв так осенние месяцы, я понял, что при тагильской тридцатиградусной зиме (с заскоками до 40 и 50 градусов) я не смогу по два часа стоять на улице. Тогда я принял решение, изменившее мой статус (или статут. Черт его знает, как правильно...). Я познакомился с Сашкой – грузчиком молочного. Сашка находился в периоде между двумя отсидками, меня уважал за культуру и начитанность, хоть и находился все время в пограничном состоянии между жизнью и смертью из-за употребления самых подозрительных жидкостей. Пить он любил, но под руками у него не было ничего, кроме различных химикатов и продуктов перегонки оных. Тогда я пустил в ход вышеописанные мной талоны на водку. Саня был на седьмом небе, снисходительно позволял мне помогать ему разгрузить ночью машину с молокопродуктами, за что я опять же имел право КУПИТЬ у него 2-3 бутылки молока. И я видел, сколько молока приходит на самом деле, знал, сколько выставляется на продажу, и, таким образом, мог вычитанием обнаружить количество молока, уходящего налево. Но я хранил эти знания при себе, пользуясь добротой Сани.

Так длилось до самого отъезда в Израиль, в страну с молочными реками... И на вопрос о причине отъезда я всегда презрительно хмыкал. Что тут было объяснять? Рассказывать историю поисков пищи для моих детей? Это было похоже на оккупированную территорию, где все возможное изымается и употребляется оккупантами. Приходилось очень сильно стараться, чтобы вообще жить, не шикарно, не от пуза, а просто-напросто выживать. Когда я читаю про города, захваченные гитлеровцами, а особенно про попытки добыть там пищу - я вспоминаю Тагил 90 года. Да, нас не расстреливали, хотя газом травили - экология Тагила была наихудшей в СССР. А в остальном - все похоже.
А те оккупанты сейчас в верхах и на теплых должностях. С немыслимыми бабками. Ничего не изменилось.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив