Отречение Николая

amfora — 24.09.2017 Вечером 1 марта Николай Второй, столкнувшись с невозможностью проехать в Царское Село из-за того, что часть пути контролировалась мятежниками, прибыл в Псков, где находился штаб Северного фронта.

На момент прибытия вопрос об отречении никем даже не поднимался.

Председатель нераспущенной Думы (указ о роспуске которой был издан, но по существу не исполнен) Родзянко настаивал исключительно на формировании "ответственного министерства" - правительства, подчиненного парламенту (Думе), фактически на преобразовании абсолютной монархии в конституционную.

Более того, Родзянко ратовал за сохранение монархии и даже предлагал Михаилу (брату императора), прибывшему в Царское Село, взять на себя диктаторские функции для наведения порядка в столице.

Про отречение 1 марта не говорил никто.

Да, беспорядки в столице были обширны - к первоначальной забастовке, в которой участвовало около 200 тысяч рабочих, присоединился весь гарнизон Петрограда - около 170 тысяч солдат, отказавшихся участвовать в наведении порядка и стрелять в народ. Были убиты некоторые командиры, разгромлены многие магазины, захвачен Арсенал и тюрьмы, сожжен Окружной суд. Начали поступать сообщения о забастовках в Москве.

Столичные власти оказались совершенно некомпетентны и недееспособны. Министр внутренних дел Протопопов, который еще 22 февраля, накануне отъезда Николая в Ставку, лично заверил его, что ситуация находится под контролем, не смог сделать ничего, кроме ареста 150 демонстрантов, которые после захвата тюрем снова оказались на свободе. Командующий гарнизоном генерал Хабалов растерянно докладывал о том, как части переходят на сторону восставших, вплоть до того, что подконтрольных ему подразделений не осталось совсем.

Совет министров, не дождавшись от императора решений, просто разошелся, правительство прекратило свою работу. Единственным реальным органом власти стал "комитет по обеспечению порядка", как его назвали члены нераспущенной Думы, которые фактически стали парламентом восстания.

Депутаты Думы (вернее нового самопровозглашенного парламента под названием "комитет по обеспечению порядка") взяли под контроль министерство путей сообщения и пользуясь железнодорожным телеграфом начали распространять свои распоряжения по всей стране (вернее по всем населенным пунктам с железнодорожными станциями).

Сводный отряд под командованием генерала Иванова, который направлялся для наведения порядка в столице и должен был насчитывать 40-50 тысяч бойцов, так и не был собран полностью, к месту прибыл только Тарутинский полк, а эшелон генерала вообще загнали в тупик по распоряжению депутата Бубликова, взявшего на себя управление железной дорогой.

В столице наступило безвластие.

Прежняя власть больше не действовала, правительство разошлось, Дума была формально распущена.

Но при всем при этом вопрос об отречении императора 1 марта никто не поднимал.

Николай по-прежнему был в своем праве назначить новое правительство и принять меры по ликвидации восстания тем или иным способом. Под его командованием находилась 7-миллионная армия, Ставка во главе с генералом Алексеевым была вполне лояльна по отношению к Николаю и сам император находился в штабе Северного фронта.

Так откуда же возникла идея отречения, кто ее подбросил императору и почему Николай так легко согласился?

В первую очередь здесь нужно обратить внимание на личность генерала Рузского - командующего войсками Северного фронта, в штаб которых прибыл Николай:

"Генерал Рузский, согласно своим политическим убеждениям, полагал, что самодержавная монархия в двадцатом веке является анахронизмом, и лично недолюбливал Николая II. При прибытии царского поезда в Псков генерал демонстративно отказался устраивать обычную церемонию встречи и появился лишь через несколько минут."

Из этого уже видно, что генерал Рузский был не самой лучшей компанией и не самым лучшим советчиком для Николая в тот момент. Генерал Алексеев, еще недавно умолявший Николая остаться в Ставке, оказался прав, а император очередной раз допустил роковую ошибку.

При этом к прибытию Николая в Псков из Ставки (от генерала Алексеева) поступила телеграмма - достаточно длинная, но при этом и достаточно важная, чтобы привести ее целиком:

"Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в другие большие центры России, и будет окончательно расстроено и без того неудовлетворительное функционирование железных дорог. А так как армия почти ничего не имеет в своих базисных магазинах и живёт только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибельно, в ней начнется голод и возможны беспорядки. Революция в России, а последняя неминуема, раз начнутся беспорядки в тылу, - знаменует собой позорное окончание войны со всеми тяжёлыми для России последствиями. Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сражалась, когда в тылу идет революция, невозможно."

"Нынешний молодой состав армии и офицерский состав, в среде которого громадный процент призванных из запаса и произведенных в офицеры из высших учебных заведений, не дает никаких оснований считать, что армия не будет реагировать на то, что будет происходить в России:. Пока не поздно, необходимо принять меры к успокоению населения и восстановить нормальную жизнь в стране."

"Подавление беспорядков силою, при нынешних условиях, опасно и приведет Россию и армию к гибели. Пока Государственная дума старается водворить возможный порядок, но если от Вашего Императорского Величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю Ваше Величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия и поручить ему образовать кабинет."

"В настоящее время это единственное спасение. Медлить невозможно и необходимо это провести безотлагательно.Докладывающие Вашему Величеству противное, бессознательно и преступно ведут Россию к гибели и позору и создают опасность для династии Вашего Императорского Величества."

С одной стороны, все написанное в телеграмме вполне разумно. Беспорядки в тылу и перебои со снабжением армии во время войны действительно крайне опасны и могут привести к самым печальным последствиям.

Риск получить беспорядки на фронте, которые будут вызваны перебоями в снабжении - действительно существовал, особенно в среде призванных из запаса. Война к началу 1917 года уже давно потеряла популярность и настроения "закончить поскорее" объективно существовали.

Правительство - это не роскошь, а необходимость, особенно во время войны. Успокоить население и восстановить нормальную жизнь действительно надо. Во главе правительства действительно должно быть лицо, пользующееся доверием.

Все вроде бы верно.

Однако по существу эта телеграмма повторяла основные тезисы Родзянко о формировании "ответственного правительства", то есть о переходе от абсолютной монархии к конституционной. Прямого указания именно про ответственное правительство в телеграмме не было, но оно как-то неявно подразумевалось.

И еще немаловажно то, что генерал Алексеев в своей телеграмме делал акцент на необходимости принять решение незамедлительно. Однако была ли на самом деле необходимость спешить? Беспорядками был охвачен в основном Питер, остальная страна продолжала жить обычной жизнью. До фронта даже сообщения о питерских беспорядках еще не докатились. Ситуация со снабжением войск стояла не настолько остро, чтобы они не могли неделю-другую обойтись без столицы.

Из телеграммы можно сделать вывод, что генерал Алексеев встал на сторону или пошел на поводу у Родзянко и начал не только подталкивать императора к решению об "ответственном правительстве", но и активно торопить.

Можно даже предположить, что генерал Алексеев немного запаниковал.
Или решил сделать так, чтобы запаниковал Николай.

После ужина Николай принял генерала Рузского, который принялся доказывать необходимость создания "ответственного министерства".

"Николай II возражал, указывая, что он не понимает положения конституционного монарха, поскольку такой монарх царствует, но не управляет."

В принципе Николай все понимал верно - конституционная монархия действительно не является монархией по существу. Однако вопрос о преобразовании российской монархии в конституционную к тому времени уже назрел и перезрел.

Переход к конституционной монархии начали вынашивать еще сто лет назад декабристы.
После этого реформами занимался Александр Второй, который не успел довести их до конца.

Вопрос перехода к конституционной монархии действительно назрел.

Другое дело, что столь серьезный вопрос следовало бы решать в несколько более спокойной обстановке и не с такими советчиками, как Рузский. Но... рядом был тот, кто был...

Если верить историку Каткову, Николай приводил следующие доводы против "ответственного министрества" (конституционной монархии):

"Принимая на себя высшую власть в качестве самодержца, он принял одновременно, как долг перед Богом, ответственность за управление государственными делами. Соглашаясь передать свои права другим, он лишает себя власти управлять событиями, не избавляясь от ответственности за них."

Очень глубокое философское рассуждение.

И что самое интересное - так и получилось. Решившись на отречение и тем самым положив конец российской монархии (пусть и не желая этого), бросив Россию в пекло революции и гражданской войны (пусть тоже не желая этого) - Николай не избавился от ответственности за происходящее и в конечном итоге ответил за все, что случилось - ответил своей жизнью и жизнью своей семьи.

Но не будем забегать вперед.

"Император заверял Рузского, что ему известны компетентность и политические способности тех людей, которые претендуют на народное доверие. Он был о них не слишком высокого мнения как о возможных министрах, особенно при существующих тяжёлых обстоятельствах."

Интересно, а про компетентность своего правительства, которое самовольно разбежалось, не дождавшись никаких указаний от императора - Николай был более высокого мнения? Клинический тормоз Протопопов, утративший контроль над ситуацией в столице в первый же день - более компетентен?

Если Николаю известны более компетентные министры - почему он их не назначил раньше? Почему не назначил их, находясь два дня назад в Ставке, когда его об этом просили все, включая брата Михаила?

Фактически возникла ситуация, когда и назначенное ранее Николаем правительство оказалось некомпетентно, и нового он назначить не спешил, и делегировать эту функцию Думе тоже не желал.

Требования об ответственном министерстве, к которым уже присоединились и генерал Алексеев (начальник Ставки) и генерал Рузский и генерал Брусилов - оно возникло не на пустом месте, а по результатом бездействия и фактического дезертирства правительства, назначенного Николаем.

И в этой ситуации Николай должен был либо назначить новое работоспособное правительство сам, либо, если он не может этого сделать - перепоручить Думе. А какой еще есть вариант? Ждать, что правительство родится само собой? Свалится с неба? Приснится?

"Переговоры затянулись до поздней ночи и несколько раз прерывались. Переломным моментом, несомненно, стало получение в 22:20 проекта предполагаемого манифеста об учреждении ответственного правительства, который был подготовлен в Ставке и направлен в Псков за подписью генерала Алексеева."

Таким образом, генерал Алексеев окончательно перешел на сторону Родзянко и начал не только склонять Николая к решению об ответственном министерстве, но и торопить его.

Что заставило Алексеева занять эту позицию - трудно сказать однозначно, историки расходятся в оценках действий и мотивов генерала.

В отличие от Рузского, Алексеев всегда хорошо относился к Николаю и в прошлом они работали в Ставке вполне слаженно. Недавняя попытка Алексеева уговорить Николая остаться в Ставке тоже свидетельствует скорее о том, что генерал был лоялен к императору. Непохоже, чтобы Алексеев принимал участие в заговоре.

Вероятнее всего на Алексеева подействовала позиция Родзянко и он начал беспокоиться о снабжении войск и следовательно о возможности успешно продолжать войну. Как ответственного за войска и состояние дел на фронтах Алексеева понять можно.

Можно также предположить, что Алексеева "надломил" отъезд императора из Ставки вопреки его настойчивым просьбам остаться. Вероятно генерал понял, что Николай больше думает о семье, чем о государстве и неизвестно, когда сможет назначить работоспособное правительство, поэтому согласился, что лучше переложить данную функцию на парламент.

Однако главная роль в убеждении Николая все-таки принадлежит генералу Рузскому.

Генерал А. И. Спиридович писал об этом в своих воспоминаниях:

"В тот вечер Государь был побеждён. Рузский сломил измученного, издёрганного морально Государя, не находившего в те дни около себя серьёзной поддержки. Государь сдал морально. Он уступил силе, напористости, грубости, дошедшей один момент до топания ногами и до стучания рукою по столу. Об этой грубости Государь говорил с горечью позже своей Августейшей матушке и не мог забыть её даже в Тобольске."

В принципе, это само по себе можно было считать концом самодержавия. Когда императора побеждает его собственный генерал, который позволяет себе доходить до грубости, а император не в силах противостоять, не в силах прогнать его, решительно пресечь давление, принять самостоятельное решение и сказать "быть посему" - это уже не император.

Впрочем, на тот момент речь по-прежнему шла лишь о создании "ответственного министерства", то есть о переходе к конституционной монархии. Отречься от престола Рузский императора не склонял.

Откуда же возникла идея отречения?

Примерно в половине четвертого ночи 2 марта состоялся разговор генерала Рузского с председателем недораспущенной Думы Родзянко:

"Рузский сообщил, что в результате длительных переговоров Николай II в конце концов согласился поручить Родзянко формирование правительства, ответственного "перед законодательными палатами", и предложил передать ему текст соответствующего царского манифеста, проект которого был составлен в Ставке. Родзянко, однако, заявил, что ситуация настолько радикально изменилась, что требование ответственного министерства себя уже изжило."

Телеграмма Родзянко:

"Очевидно, что Его Величество и Вы не отдаёте себе отчета, что здесь происходит. Настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так-то легко... если не будут немедленно сделаны уступки, которые могли бы удовлетворить страну ... Народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно, войска окончательно деморализованы; не только не слушаются, но убивают своих офицеров; ненависть к государыне императрице дошла до крайних пределов; вынужден был, во избежание кровопролития, всех министров, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую крепость: Считаю нужным вас осведомить, что то, что предполагается Вами, уже недостаточно, и династический вопрос поставлен ребром..."

Вот собственно и первый намек на отречение. Правда самого слова "отречение" Родзянко еще не произнес, однако фраза "династический вопрос поставлен ребром" - именно об этом.

Обратите также внимание на фразу "ненависть к государыне императрице дошла до крайних пределов" - это ни что иное как попытка надавить на самое слабое место Николая. Зная, что супруга для Николая ценнее всего на свете, включая государство, Родзянко решил использовать это в ходе шантажа.

Но почему вообще Родзянко решил поставить "династический вопрос ребром", не удовлетворившись "ответственным министерством", о котором сам же просил совсем недавно? Возможно это был аппетит, пришедший во время еды. Почувствовав, что император пошел на уступки, Родзянко решил "дожимать" и не довольствоваться конституционной монархией, а создать республику безо всякой монархии.

Можно предположить и другой вариант - ситуация в Петербурге была крайне неопределенная, среди депутатов началась грызня и Родзянко потребовались новые козыри, чтобы сохранить свое лидирующее положение в Думе (вернее в Комитете по обеспечению порядка).

То, что среди депутатов началась грызня - это известно вполне достоверно. Возник раскол между "октябристами", к которым принадлежал Родзянко и "кадетами". Одновременно с этим росло влияние Петросовета (совет рабочих и солдатских депутатов).

Все время, пока Родзянко телеграфировал в Ставку и штаб Северной армии, он водил генералов и императора за нос, убеждая их в том, что ситуация в столице находится под его контролем и он представляет собой единственный действующий орган власти в Петербурге. На самом деле это было не так - Родзянко не выражал даже мнения всех депутатов, не говоря уже о 200 тысячах рабочих и 170 тысячах восставших солдат. Родзянко выражал мнение одной из депутатских групп, да и та уже готовилась отправиться на "свалку истории".

И когда Родзянко телеграфировал Рузскому, что "династический вопрос поставлен ребром", его собственное положение было особенно шатким - в любой момент его могли сместить, если не кадеты, то Петросовет, за которым стояли больше ста тысяч вооруженных людей и для которых Родзянко был просто думским толстяком, возможно даже более отвратительным, чем императрица.

Если бы генерал Алексеев или генерал Рузский или кто-нибудь еще из Ставки и штаба Северной армии потрудились прояснить ситуацию в Петербурге и трезво оценить ее, если бы они просто задумались, а может ли "толстяк Родзянко" на самом деле контролировать 200 тысяч рабочих и 170 тысяч солдат, поднявших бунт и за пару дней разогнавших все столичные власти - как он может их контролировать, какими силами и средствами, откуда он знает реальные настроения и желания всей этой толпы, мог ли он вообще набраться смелости, чтобы выйти к пьяным вооруженным людям, чтобы поговорить с ними...

Да задумайся генералы об этом и разберись в ситуации - они бы сами могли диктовать Родзянко совершенно любые условия, пригрозив в случае невыполнения бросить его в толпу пьяных солдат и посмотреть, что будет.

Но... генералы либо оказались слишком плохими политиками и восприняли все телеграммы Родзянко как информацию, исходящую сверху, от органа государственной власти, правдивость которого военные не привыкли подвергать сомнению и критике... либо генералы поддались панике, испугались перспектив, что прекратится снабжение фронта и беспорядки распространятся на передовую, что приведет к поражению в войне, и чтобы не допустить этого - Алексеев и Рузский решили хвататься за любую соломинку.

А может быть генералы и сами в душе были солидарны с Родзянко (особенно Рузский - человек либеральных взглядов, недолюбливавший Николая лично). Выступать инициаторами конституционной монархии и тем более отречения генералы не могли - субординация не позволяла, а когда предложения начали исходить от Родзянко, предводителя депутатов - генералы начали передавать их Николаю с легким сердцем, искренне полагая это своим долгом.

Так, через генералов и с их помощью, чем бы она ни была вызвана, Родзянко шантажировал Николая и заставил его пойти на поводу, в том числе зацепив за самое дорогое - супругу, о которой император всегда думал больше, чем о государстве и ради которой готов был пойти на все, включая... то самое отречение от престола.

Впрочем, надо отметить, что Рузский пошел на поводу у Родзянко не сразу, в первый момент у генерала еще были сомнения:

"Такое вступление, по словам Г. М. Каткова, оказалось сюрпризом для генерала Рузского, и его реакция была чрезвычайно осторожной: сказав, что его представление о положении в Петрограде действительно сильно отличается от картины, нарисованной председателем Думы, Рузской всё же настаивал на том, что необходимо умиротворить народные страсти, чтобы продолжать войну и чтобы не оказались напрасными жертвы, уже принесённые народом. "Надо найти путь к восстановлению порядка в стране", - сказал он, а затем попросил сообщить ему, "в каком виде намечается решение династического вопроса".

Родзянко:

"Ненависть к династии дошла до крайних пределов, но весь народ, с кем бы я ни говорил, выходя к толпам, войскам, решил твёрдо войну довести до победного конца и в руки немцам не даваться. К Государственной думе примкнул весь петроградский и царскосельский гарнизон, то же самое повторяется во всех городах, нигде нет разногласия, везде войска становятся на сторону Думы и народа, и грозное требование отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становится определённым требованием... Тяжкий ответ взяла на себя перед Богом государыня императрица, отвращая его величество от народа. Его присылка генерала Иванова с георгиевским баталионом только подлила масла в огонь и приведет только к междоусобному сражению, так как сдержать войска, не слушающиеся своих офицеров и начальников, решительно никакой возможности нет: Прекратите присылку войск..."

Здесь следовало бы очередной раз усомниться в том, что Родзянко говорил с народом и выражает общее мнение, а также в том, что весь гарнизон примкнул именно к Думе...

Есть в тексте и прямое противоречие - сначала упоминается про ненависть к династии, а потом предлагается отречься в пользу сына при регентстве брата - но ведь они представляют ту же самую династию.

Следующим шагом стала передача в Ставку манифеста и разговора с Родзянко.

В 5:25 утра начальник штаба Северного фронта передал в Ставку манифест об "ответственном министерстве", с которым ранее согласился Николай под давлением Рузского. Вслед за этим было передано содержание разговора Рузского и Родзянко, в котором уже зашла речь про отречение Николая в пользу сына при регентстве Михаила.

"Реакция в Ставке на такое развитие событий была бурной. Получив запись разговора Рузского с Родзянко, генерал Алексеев 2 марта в 9 часов утра приказал генералу Лукомскому связаться с Псковом и попросить немедленно разбудить царя и доложить ему содержание этого разговора, на что получил ответ от начальника штаба Северного фронта генерала Данилова, что царь только недавно заснул и что на 10:00 назначен доклад Рузского."

От себя лично генерал Лукомский просил передать генералу Рузскому:

"...По моему глубокому убеждению, выбора нет, и отречение должно состояться. Надо помнить, что вся царская семья находится в руках мятежных войск, ибо, по полученным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками... Если не согласится, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнётся междоусобная война, и Россия погибнет под ударом Германии, и погибнет вся династия."

Здесь генерал Лукомский явно преувеличил - царская семья в тот момент не находилась в руках мятежных войск. Часть гарнизона Царского Села действительно примкнула к мятежу, но беспорядков не устраивала и в столкновение с верными царю частями и охраной императрицы не вступала.

Кроме этого, в Александровском находился Тарутинский полк, прибывший ранее. И еще в пути находились другие части, которые ранее выделялись для экспедиции генерала Иванова. И если для наведения порядка в столице 40 тысяч явно не хватило бы, то для охраны Царского Села и обеспечения беспрепятственного выезда императорской семьи этого хватило бы наверняка.

Можно лишь гадать, почему генерал Лукомский (Ставка) утверждал, что выбора нет и царская семья находится в руках мятежников - либо он был дезинформирован и поддался панике, либо сам решил вставить "пять копеек" в дело давления на Николая.

Одновременно с этим, не дожидаясь доклада императору о разговоре Рузского и Родзянко, генерал Алексеев (начальник Ставки) информирует об этом разговоре командующих фронтами - генералов Сахарова, Брусилова, Эверта и великого князя Николая Николаевича:

"Его Величество в Пскове изъявил согласие учредить ответственное перед палатами министерство, поручив председателю Госдумы образовать кабинет. Последний ответил, что это было бы своевременно 27 февраля, в настоящее же время этот акт является запоздалым. Теперь династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича."

Отправка данной телеграммы командующим фронтами без согласования с императором по сути является должностным преступлением и актом измены со стороны генерала Алексеева. Обсуждать с фронтами вопрос отречения и даже информировать командующих об этом, не получив соответствующего решения от императора, Алексеев не был уполномочен.

Фактически генерал занялся политикой и начал агитировать командующих поддержать отречение.

В продолжение генерал Алексеев телеграфировал:

"Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находятся фактически в руках петроградского Временного правительства. Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжать до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии."

Из этого фрагмента можно сделать два важных вывода:

1) Генерал Алексеев - начальник ставки, а командующие фронтами по сути его подчиненные. Объявив, что обстановка не допускает иного решения, Алексеев практически принудил командующих поддержать отречение.

2) Генерал Алексеев взял на себя слишком много, безапелляционно заявив, что обстановка не допускает иного решения. Так ли хорошо он знал обстановку? С чего он взял, что нет иного решения?

Сознательно или нет, но Алексеев не только превысил свои полномочия (залез в область политики и династийного вопроса), не только первысил свою компетенцию (он не мог знать, есть ли иное решение), но еще и дезинформировал командующих фронтами - то есть проявил некомпетентность в качестве начальника ставки или, как вариант, пошел на прямое военное преступление, если действовал сознательно.

Заканчивается телеграмма следующим:

"Это нужно поставить на первый план хотя бы ценою дорогих уступок. Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковой для существования России и что между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мыслей и спасти армию от колебаний и возможных случаев измены долгу. Армия должна всеми силами бороться со внешним врагом, а решения относительно внутренних дел должны избавить её от искушения принять участие в перевороте, который безболезненно совершится при решении сверху. Если вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству через Главкосева. Между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мыслей и целей и спасти армии от колебаний и возможных случаев измены долгу."

Здесь Алексеев явно торопит командующих и торопится сам. События, конечно, развивались быстро, но не настолько быстро, чтобы нельзя было дождаться утреннего доклада императору и его решения.

Генерал явно решил огорошить императора не только предложением отречения от Роздянко, но еще и согласием на это со стороны командующих фронтами, чтобы "дожать" Николая, пока тот не собрался с мыслями.

Особенно интересным в телеграмме получился оборот про "верноподданическую просьбу" - о каком верноподданичестве может идти речь, когда генерал в нарушение субординации, с превышением полномочий и компетенции склоняет других генералов просить императора об отречении? Кому он "верно поддан"? Кому он верен?

Но эта телеграмма интересна и еще с одной точки зрения:

Распространение данной телеграммы с просьбой ответить по существу представляет собой совет генералов по вопросу отречения императора.

Фактически это был первый реальный совет!

Петросовет (совет рабочих и солдатских депутатов) хронологически возник раньше, однако еще не принимал никаких важных решений (если вообще принимал хотя бы какие-нибудь).

Первое по-настоящему важное решение принял именно совет генералов - начальника Ставки и командующих фронтами, который устроил Алексеев 2 марта 1917 года.

Власть советов по существу возникла именно в этот момент.

Именно этот момент можно считать революцией, когда закончилось самодержавие и возникла власть советов - пока еще в зачаточном виде, но именно власть советов.

Самодержавие закончилось, когда генерал Рузский посмел полемизировать с императором, давить на него и победил в споре, а после этого - генералы устроили первый реальный совет, касающийся будущего России, приняли в ходе этого совета решение и предъявили его императору.

"В 10:45 Рузский начал свой доклад, передав Николаю II запись разговора с Родзянко. Рузский уже знал, что в Ставке благосклонно восприняли аргументы Родзянко в пользу отречения как средства покончить с революционными беспорядками: генерал - квартирмейстер Ставки генерал Лукомский в разговоре с начальником штаба Северного фронта генералом Даниловым сказал, что молит Бога о том, чтобы Рузскому удалось убедить императора отречься".

"К этому времени Рузский также получил текст телеграммы, разосланной генералом Алексеевым главнокомандующим фронтами, и зачитал его царю."

"В 14-14:30 в Ставку начали поступать ответы от главнокомандующих фронтами. Великий князь Николай Николаевич заявил, что "как верноподданный считаю по долгу присяги и по духу присяги коленопреклонённо молить государя отречься от короны, чтобы спасти Россию и династию"; также за отречение высказались генералы Эверт А. Е. (Западный фронт), Брусилов А. А. (Юго-Западный фронт), Сахаров В. В. (Румынский фронт), командующий Балтийским флотом адмирал Непенин А. И. (по собственной инициативе, вечером 2 марта)."

Особенно "доставляет" адмирал Непенин, который телеграфировал о своем согласии с отречением императора "по собственной инициативе". Его даже никто не просил высказываться об этом, но он все равно счел нужным сообщить о согласии.

Сообщение адмирала Непенина показывает, насколько высока была готовность высшего командования к идее об отречении Николая - все начали поддерживать отречение, будто сами давно мечтали о чем-то таком, только боялись подать идею первыми. Наверное так оно и было, о чем-то таком в обществе мечтали уже давно, по самым разным причинам - кто-то из-за тягот непопулярной войны, кто-то устал от бессилия правительства, кто-то не мог простить царю Распутина и того, что Николай по любому вопросу советовался с супругой.

У каждого были какие-то свои мотивы желать, чтобы Николая не стало, но желали этого очень многие, поэтому лишь представилась удобная возможность - все принялись поддерживать идею отречения.

А то, что это необходимо для спасения России, победы в войне, сохранения целостности армии... все это были просто удобные аргументы, в том числе и для самих себя.

Реальной, истинной причиной, по которой все бросились убеждать Николая в необходимости отречься, была усталость от его правления, от его способа правления, от его неспособности собрать правительство - усталость, переходящая в раздражение.

Все хотели, чтобы Николай просто ушел - под любым предлогом - спасение России, спасение династии, целостность армии - неважно, лишь бы ушел.

Впрочем, не совсем все...

Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак А. В. ответа не послал. Адмирал Русин (начальник Морского штаба), присутствующий в Ставке, при личном разговоре с Алексеевым тоже не поддержал отречение. Узнав о предложении к императору отречься, он сказал: "Какой ужас, какое несчастье", после чего попрощался и вышел. Но это уже ни на что не влияло.

Отречение случилось...

"Между двумя и тремя часами пополудни Рузский вошёл к царю в сопровождении генералов Данилова Ю. Н. и Саввича С. С., взяв с собой тексты телеграмм главнокомандующих, полученные из Ставки. Николай II попросил присутствующих генералов также высказать своё мнение; все они высказались за отречение."

"Примерно в три часа дня царь принял решение об отречении в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Александровича. Вскоре после этого он написал телеграмму генералу Алексееву: "Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. НИКОЛАЙ".

При этом как-то сам собой остался за кадром вопрос об ответственном министерстве, которое уже не упоминалось в новой телеграмме, хотя еще недавно все просили Николая об этом и только об этом.

Члены императорской свиты, узнав о принятом решении, стали уговаривать Николая остановить телеграммы и все обдумать.

Министр императорского двора Фредерикс сказал:

"Никогда не ожидал, что доживу до такого ужасного конца. Вот что бывает, когда переживёшь самого себя".

Историограф императорской семьи генерал Дубенский вспоминал:

"Граф Фредерикс вошёл в вагон, где мы все находились, и упавшим голосом сказал по-французски: "Всё кончено, государь отказался от престола и за себя и за наследника Алексея Николаевича в пользу брата своего Михаила Александровича, я послал через Рузского об этом телеграмму". Когда мы услышали всё это, то невольный ужас охватил нас."

За своего сына Николай отрекся, когда узнал, что регентство предполагает жизнь малолетнего наследника в семье регента. Это означало разлуку Николая с сыном. Не желая расставания, Николай предпочел отречься и за сына.

Здесь очередной раз видно, что семья для Николая значила больше, чем государство - много больше. Это и стало одной из причин всех событий. Однако, потеряв государство, Николай в конечном итоге потеряет и всю семью.

Поставив семью выше интересов государства, Николай в конечном итоге потерял и то и другое...

Сохранено