Орхидея «Венькин выбор»

yuri_sh — 30.12.2022 А я к вам со сказкой...

1.
Пришла пора снегопадов. И вот после одного из них, ещё робкого, неуверенного, Ваня с родителями отправился в деревню. Кататься на лыжах с заснеженных холмов. Но на холмах снега оказалось немного.

– Рано приехали, – сказал Ванькин папа. – Весь снег еще в воздухе. Падает, падает… Надо подождать, пока он опустится и накроет все проплешины.



– Давай подождем. У меня времени много, – сказал Ваня, не выбираясь из машины. – Я пока поиграю.

Он достал телефон и собрался было погрузиться в компьютерную игру, но мама объявила, что она против.

– Так не пойдет! – повторила. – Ты приехал в деревню, и даже из машины не выходишь.

– А что там делать? – спросил Ваня, не отрываясь от телефона. – Только снегопаду мешать. Пусть работает – лыжню нам готовит.

– Деревня – это не только лыжня… Это свежий воздух… – Мама так сказала, потому что была уверена, ребенка не надо ничего заставлять. Его надо убеждать. Любую просьбу нужно ар-гу-мен-тировать.

– Хорошо, – согласился Ваня с маминым аргументом и открыл в машине форточку. Опять погрузился в телефон.

Мама начала ходить вокруг машины, чем очень сильно мешала снегопаду. Он только присыплет траву. А мама раз – и сметет ее подошвами лыжных ботинок. И даже не замечает этого. Вся в себя погружена – аргументы, поважнее, чем свежий воздух, подыскивает.

Наконец, она остановилась. Сунула голову в форточку, к Ване, и сказала торжественно:

– А еще деревня – это эксперимент! Материал для исследования!

Ваня сразу оторвался от экрана с игрой, хотя там, видно было, какие-то монстры размахивали дубинами и шли на Ваню в поход.

– Какие исследования? – спросил Ваня, покосился на монстра и щелкнул по нему пальцами.

– Самые важные исследования! Выключай… – она дотянулась до телефона и тоже щелкнула по монстру пальцами. – Нам надо проверить, до сих пор ли мир материальный. А не из этих, из пикселов.

Ваня сразу выключил телефон. Игрушка там была совсем детская, к тому же он ее уже проходил. А вот испытания мира у него еще не было.

– И что мы будем проверять?

– Что хочешь… Можно потрогать ствол вон того огромного тополя. Убедиться, что его кора груба и тверда. А в трещине еще с весны застряла упавшая с ветки почка. И если ее раздавить – клейкая патока испачкает пальцы. Разве пикселы, из которых состоит дубина у твоего монстра, пачкаются?

– Еще как!... – Ваня заступился за игру. – Только попробуй зазевайся. Монстр так тебя припечатает, так «испачкает»…

– Ну, это все понарошку. Это все в твоей голове происходит. А деревня живет независимо от тебя. И показывает эту свою независимость десятками способов. Можно снять с бельевой веревки мой летний сарафан. Как я осенью его забыла – так и висит… Только осторожней, он может разломиться, ледышка… Можно взять с поленницы пару березовых поленьев… Посмотри, как отстала на них кора… Она под пальцами гладкая и глянцевая от ледяной корки… А изнутри, на завитке – как мокрый песок… Какая фактура!

– Что? – спросил Ваня. – Фактура?

– Да, – ответила мама, – у любого предмета есть свой независимый характер. И поверхности предметов этот характер сразу же выдают. Вот дотронься до моего шерстяного платка! Чувствуешь, какой у него добрый нрав? А вон металлический лом… Весь промерз. И ко всем теперь недоброжелателен. Впрочем, не только теперь. Он давно такой. Я еще в детстве с ним рассорилась. Как-то по глупости дотронулась до него языком, а он раз – и прилепил мой язык к своей поверхности!..

Ванька убрал телефон в карман.

– Ты мне предлагаешь лизнуть ледяной металл? Так я и без «фактуры» знаю, чем это закончится.

Мама смутилась. А когда она смущается, она перестает хитрить и начинает говорить прямо то, что думает. Так и сейчас…

– Я хочу, – сказала мама, – чтобы ты хотя бы на выходные забыл про интернет. Люди живут с интернетом всего-то полвека. А тысячи и десятки тысяч лет они жили среди предметов не виртуальных, а реальных… Материальный мир формировал их! Жалил крапивой. Радовал «стеклом» драгоценных камней! Пугал трухой гнилого гриба. А еще обволакивал их запахами. Испытывал вкусом. И человек познавал характер вещей, запоминал, что ему на пользу… Что – во вред. А с интернетом разве всё запомнишь?

Папа, который все это время возился с замком на дачном домике, выглянул из двора и сказал:

– Эй, философы! Давайте-ка печку растопим. Ждать, пока лыжня будет готова, придется до вечера. А в избе все промерзло.

Мама с Ваней отправились в избу – помогать папе с печкой. Она дымила, растапливаться не хотела.

– Нате еще на растопку, – сказал папа и вытащил из-под печки кипу старых газет и бумаг. – Только по одной, сначала печка должна прогреться.

Ваня разворачивал газету за газетой, сминал каждую в рыхлый шар, отправлял шар в печь, закрывал дверцу. В печи нехотя колыхалось пламя. А Ваня готовил новую порцию бумаги для огня…

Вот так он и наткнулся на кипу листов, исписанных мелким почерком.

– Смотри, – показал он маме найденные страницы. – Какое-то письмо. Или дневник.

Мама взяла страницу, пробежала по ней глазами и удивленно сказала:

– Это рукопись. Это твой дед Веня сказку писал. Давным-давно.

– Про кого писал? – спросил Ваня.

– Про себя. Видишь же: «Веня», «Венька» кругом… И название нашей деревни в сказке сохранилось – «Сугробиха».

Ваня взял еще один лист, исписанный почерком деда. Действительно: «Веня», «Венька», «Сугробиха». Прямо здесь разворачивалась сказка, на сугробихинских просторах.

Ваня отошел от печки к окну, чтобы света побольше. И начал читать.

– О!.. – сказал он, перевернув первую страничку, – это не просто сказка. Это страшилка! Хотите вслух прочитаю?

Печка уже разгорелась. Из-за ее дверцы, сквозь узорные дырочки в чугуне, расплескивалось по избе красноватое пламя, скользило по темным углам, дрожало на стеклах. Вскоре и чай на плите закипел. Самое время для сказки!..

2.
Огород засыпал в ожидании зимы. Смерзлась земля на грядках. Северный ветер таскал по оголенной дорожке сухое крыло бабочки. Редкие сорняки, подхалимски кланяясь ветру, разбрасывали перед ним последние семена.

Венька шел к огуречному парнику. Нужно снять плёнку и убрать её в сарай. Издалека парник смотрелся каким-то африканским посольством в северных широтах. Пожухлые и поломанные плети прижимались изнутри к пленке. Сквозь мутный полиэтилен, покрытый с той стороны капельками воды, беспечно желтели запоздалые цветы огурцов. Надеются, глупые, завязаться… Мечтают превратиться в упругие плоды-бочонки. Совсем не догадываются в своём тепличном мирке о снежной туче, которая не спеша плывёт к Сугробихе.

У парника Венька остановился. Мысленно попрощался с неверным островком лета. Вытянул из кармана фуфайки плоскогубцы, чтобы содрать рейки, которыми крепилась к каркасу пленка. И вдруг услышал из-под плёнки басовитый голосок:

– Ну что, братки-дошколятки, попугать вас, что ли? Как себя чувствуете, цветочки-желточки? Хотите страшную историю, детки из клетки?

Едва видимые снаружи, «цветочки-желточки» молчали. И весь парник безмолствовал. Но бодряка-рассказчика это нисколько не смущало. Кто-то невидимый внутри парничка откашлялся.

– Начинаю, – предупредил он. – Пододвигайтесь ближе друг к другу и слушайте. История моя не просто страшная, а ужасная. Такую – клянусь! – вы ни разу не слышали!

Даже сквозь пленку Венька увидел, как желтые цветы вздрогнули и потянулись один к другому.

А тепличный говорун выдавил из себя несколько бессмысленных звуков:

– А! ГЫМ! ФФУХ! МЫГ-МЫГ! ЗЗЫ!..

Это он старался превратить свой голос в зловещий-презловещий. Такая разминка у него, по мнению Веньки, не очень получилась. Голос остался добродушным баском. Впрочем, желтые огуречные цветы добродушия не почувствовали – и еще сильнее потянулись друг к другу.

А рассказчик начал:

– ВОСЕМЬ!.. Пока только ВОСЕМЬ! Вам, цветочки-желточки, конечно, покажется, что начало у моей истории не очень пугающее. Подумаешь, ВОСЕМЬ!.. Но все страшилки начинаются именно так, незаметно. Это я точно знаю! Даже самый великий в мире страшильщик Венька все свои ужасные рассказы начинает с пустяка.

Венька, неожиданно услышав похвалу, смущенно улыбнулся. Приставил ладони к парниковой крыше, попытался рассмотреть говорящего. Но кроме огуречного цвета ничего не увидел. А из-под пленки к Веньке продолжали лететь нескончаемые комплементы:

– Точно, точно! Лучшие Венькины истории начинаются с пустяков! Разожжет он на поляне за огородом костерок. Дождется, когда звезды усеют небо. И сообщает своим слушателям, мальчишкам и девчонкам из сугробихинской школы, что, мол, однажды вернулась девочка со школьных занятий домой… Ленивенько так начинает свою историю… С повторами… Мол, закончились в школе уроки – и вот девочка пришла домой… И голос у Веньки ласковенький. Будто он не страшную историю рассказывает, а вспоминает, например, про свой рыбацкий улов. Все слушают. Никто не боится. Даже Валька не визжит. А чего визжать? Подумаешь, девочка вернулась домой из школы. Обыкновенный случай! Вот и мой случай, по первым словам, самый заурядный. ВОСЕМЬ. Подумаешь – всего лишь восемь!..

Рассказчик чуть передохнул. Пробормотал своё «ГЫМ! ФУХ! ЗЫ!», по-прежнему настраиваясь на зловещий лад. И продолжил:

– СЕМЬ! Уже СЕМЬ, братки-дошколятки! Конечно, не каждый из цветков-желтков понимает, что за этим стоит… Но большинство всё-таки догадывается: пора готовиться! Пора, потому что уже СЕМЬ!.. Никто ещё не верит, но уже действительно семь! А самое неприятное, что эта семерка медленно-медленно, прямо на глазах, уходит от нас. Не вернуть её, не вернуть!

Веньке показалось, что он догадывается, о чём говорит рассказчик из-под парниковой плёнки. И он даже немного позавидовал ему: лихо закрутил тайну!

А рассказчик продолжал свой таинственный сюжет:

– А пониже – что это? Неужели это новая серая цифра? Неужели это ужасная противная ШЕСТЕРКА? Да, это она! Она, она! Шесть! Пасмурная, как осеннее небо. Ш-ш-шесть… Слышите, шелестит дождь? Это шестёрка, шестёрка виновата! Дождь мелкий и холодный! Листья сворачиваются, желтеют, покрываются болезненными струпьями. Бегом, бегом от шестёрки! Где спрятаться от неё? Где прятаться будете, детки на ветке?

Венька передернулся. Нет, не от страха, а от неловкости за рассказчика. Затянул начало! Что за бред он несет? Не страшилка, а шарада какая-то. Ма-те-ма-ти-ческая! Что за цифры, которых нужно бояться? Что за шестерка, от которой следует убегать? В хорошей страшилке все должно быть понятным. Красная рука – так красная рука. Синее пятно – так синее пятно. А непонятных цифр в страшилке быть не должно.

Но упрямый рассказчик-невидимка не собирался отказываться от цифр.

– Пять, – бубнил он замогильным голосом, прибавляя к цифре что-то уж совсем затуманенное. – Пять, такая ранняя пятерка, что и старожилы Сугробихи не упомнят. Четыре, детки-конфетки! Гулкая, как стылая изба, четверка. Три, зябкая три, от которой смолкают кузнечики, а стрекозы перестают ориентироваться в пространстве и падают вниз. Два, сонливая, как передача «Спокойной ночи, малыши!», двойка. Спокойной ночи, ежата, лягушачьи семьи и медведи с медвежатами! Чтоб вам не проснуться! Два, увы, два…

Голос из-под парниковой пленки замолчал, да вдруг как взвизгнет:

– Один! Один градус! Замри! Все вокруг замри! Один я здесь командую!

Венька от неожиданности щелкнул плоскогубцами, которыми собирался вытаскивать гвоздики над пленкой. А потом и языком щелкнул:

– Один градус! Так вот в чем дело!

Путаная страшилка сделалась сразу понятной. Три градуса, два, один… Заканчивается бабье лето… Ноль градусов, минус один, минус два… Подступает зима. Минус три, минус четыре… Снегом покрывается леса и долины. Сюжет знакомый.

Знакомый-то знакомый, но отчего тревожно сжалось Венькино сердце? Не от того ли, что рассказчик, хоть и наблюдателен, но слишком уж бесстрастен. И даже, показалось, злорадствует. А кто рассказчик, Венька знал уже наверняка.

Он откинул полог парника. Пригнувшись, пробрался внутрь. Присел на влажный деревянный порожек. Скосил глаза на тепличную стойку.

К стойке был приделан термометр. Красный ртутный столбик его возбужденно подрагивал на нулевой риске, готовясь преодолеть ее и опуститься ниже.

– Зачем злорадствуешь? – спросил Венька.

– Злорадствую? – надменно сказал термометр. – Ты еще не подозреваешь, как я буду рассказывать деткам-конфеткам про минус двадцать. Правда, они уже плохо будут меня слышать…

– Про каких ты деток?

– А вон, в углу. На стеблях цветка.

Венька вгляделся в переплетение жухлых огуречных плетей. За ними, в углу парничка увидел горшок с орхидеей. Самая орхидея уже отцвела. Но на ее ветках можно было увидеть пару отростков с хорошо заметными белыми корешками. Детки! Корешки у деток, как собранные в щепоть пальцы, были направлены вниз, к земле. Но до земли не доставали. Им нужно было помогать.

– Все равно не понимаю, зачем ты злорадствуешь, – сказал Венька градуснику. – Ну, мороз… От тебя не зависит. Пришел сам по себе и навис над нами сам по себе. Но разве во время этих перемен нельзя быть добрее? Зачем только про холод кричишь? Лучше кричать про тех, кому надо помогать!

– Я и кричу! – возмутился ртутный термометр. – Я громко говорю: детки-конфетки – вам хана! А без таких страшилок – кому я буду нужен? Морозы ведь не зря придуманы! Кому-то они нужны! Кто-то радуется, когда все заледенело, когда всему вокруг хана! А я эту радость разделяю, поддерживаю всех восторженных – и для них становлюсь незаменимым. Тебе разве не нравится, что все вокруг гибнет, а ты – в безопасности. У тебя теплая одежда. Теплые ботинки. Ты меня слушаешь и начинаешь собой гордиться, своей шубой, своими ботинками. Минус двадцать пять – а у тебя все хорошо! Минус тридцать – а ты всем доволен! Минус сорок – а тебе еще лучше!

– Тьфу, безмозглая трубка со ртутью! – вздохнул Венька. – Как все вывернул… Даже учить тебя ничему не хочется. Все равно ты зависишь от внешних влияний. «Детки-конфетки», говоришь? Хана, считаешь?

Венька на коленках пробрался в дальний угол парника. Аккуратно, будто ягоды собрал, обломал с орхидеи всех деток, стараясь не повредить корней…

3.
Дальше рукопись обрывалась.

– Жаль, что без конца – сказал Ваня. – Чем там все кончилось? Может, в интернете посмотреть?

– В интернете эта история так и не появилась. Но чем закончился сюжет, все равно известно, – ответила мама – Разве ты не знаешь? Лишнее доказательство, насколько ты отсутствуешь в реальном мире. Все бы тебе гонять виртуальных чудовищ с дубинками. А что вокруг происходит – не видишь, не замечаешь.

– А что вокруг? Термометр выбрался из парника и отправился на гастроли со своими страшилками?

Мама покачала головой:



– Ваня, Ваня!.. Мог бы сообразить, где конец этой истории. Мог бы вспомнить, что за цветок у нас на кухне, в горшке. Бледно-розовая орхидея. Когда она цветет, выставляет напоказ белые, похожие на снег, язычки, а основания у язычков – розовые… Как у пламени. А знаешь, как эта орхидея называется? «Венькин выбор». Так твой дед назвал. Тех деток, что он взял из теплицы, дед Веня привез в город. И стал за ними ухаживать. Цветы выжили и окрепли. Потом в свою очередь дали потомство. И вот уже много лет живут у нас на подоконнике.

– А термометр где?

– Да там же, где и был. В теплице. Теплица новая, стеклянная. А термометр прежний.

Ваня с мамой и папой вышли в огород. Снег падал густо. Ложился на забор, на деревья, на остов теплицы, из которой на зиму вынули рамы. Рамы-то вынули, а термометр оставили, чтобы он предупреждал о погоде.

Он и предупреждал. Правда, его характер за все это время стал только хуже, судя по тому, что доносилось от тепличного остова. А доносилась оттуда вот такие слова:

– Минус десять! Отлично! Отправляйтесь на свою лыжную прогулку, поторопитесь! Вам очень понравится! На холмах сейчас любого продует! Все трещинки в земле промерзли, всех насекомых мороз превратил в ледышки! Кто-то весной оттает, а кто-то уже нет. Здорово?

– Если снег хорошо ляжет – никто не замерзнет, – сказал Ваня. – А о тех, кому снега не досталось, мы… Мы позаботимся!



И они втроем, Ваня с мамой и папой, отправились к заснеженным холмам. Кататься на лыжах и вглядываться в белые просторы: всем ли хватило снежного покрывала?


"Сказки из Сугробихи" ждут вас: ЗДЕСЬ.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив